Каминари Денки. Ошибка Истины

Неизвестное место. День, когда Каминари Денки попал в Аместрис

      Зависть открыл глаза.       Первые пару минут он ошалело моргал, даже не обращая внимания на то, что находится вокруг.       Просто ощупывал прохладный камень под собой, вдыхал затхлый и сухой воздух, прислушивался к еле различимому шуршанию от собственных движений…       Один нерешительный смешок — и вот Зависть уже расхохотался в голос, но тут же закашлялся. В горле было как-то странно сухо. А во рту явственно ощущался песок. Но все же…       — Я жив! — хрипловато воскликнул Зависть и вздрогнул от этого звука.       Чужой голос.       Женский.       Он, конечно, не раз превращался в девушек раньше, и это никогда проблемой не было, но как-то не ожидал, что после возвращения из мертвых окажется в облике девушки.       Взглянул на свои руки — самые обыкновенные, светлые, девичьи. Подобравшись, сел и вытянул ноги. Мешковатые джинсы и огромные, тяжелые сапоги, выше — край черной футболки с принтом. Этот облик явно из Японии. Неужели отразилось то, что Зависть убили именно там?       Сам факт воскрешения его не слишком-то удивил. Уже доводилось видеть, как Отец заново создает других гомункулов — того же Обжорство приходилось переделывать постоянно. Ничего странного, что можно и вернуть кого-то из мертвых…       Зависть нахмурился. Почему тогда Отец не воскресил Похоть? После ее смерти Отец бездействовал и даже не стал мстить — получается, он мог ее вернуть и не стал? Ответов не было, как тогда, так и сейчас.       Ни к чему это. Лучше о себе подумать.       О том, что было между смертью и воскрешением, он вспоминал с трудом — только бесконечную ярость и пустое пространство, где едва-едва можно было ощутить себя среди тысяч других душ. Будто в философский камень угодил.       Фыркнув, Зависть отогнал неприятные воспоминания — особенно обстоятельства смерти — и поднялся на ноги.       Неожиданно все тело наполнила слабость, и Зависть едва не упал. К тому же, вся левая половина болела, будто его швырнули.       — Что за черт?..       С трудом сделав несколько шагов, Зависть выругался.       Тело его едва слушалось, и это выводило из себя. Такого еще никогда не было. Отец что, забыл вложить в него ядро?       Да и вообще…       Зависть наконец осмотрелся. Пространство вокруг ничем не напоминало катакомбы под Центром, где жил Отец.       Ни труб, ни трона, ничего — только осыпающиеся каменные стены, полуразрушенная арка у одной из стен, а в противоположном конце темный проход. К арке вел узкий перешеек над таким же темным пространством, к перешейку — лестница… На обломках арки Зависть различил какие-то алхимические символы.       Нет, это точно не Центр. И, может быть, даже не Аместрис. Ничего подобного Зависть не видел за свои неполные двести лет.       Нужно найти Отца. Он должен быть неподалеку, если Зависть снова жив. Кто еще мог бы вернуть его? Пусть и в такой неполноценной форме… все равно Отец сможет все исправить.       Арка вела в никуда, и Зависть медленно зашагал к единственному выходу. Других путей отсюда он не заметил.       За небольшим коридором обнаружилась неширокая винтовая лестница, ведущая наверх. Периодически Зависть замечал другие коридоры и проходы, но не обращал на них внимания, продолжая подниматься — ему нет смысла здесь плутать. Вряд ли это место как-то связано с кругом преобразования Аместриса. Значит, и пути к Центру отсюда нет.       Силы никак не восстанавливались, даже наоборот — Зависть выдохся, едва добравшись до конца лестницы, и пришлось отдыхать, прислонившись к холодной стене.       Поначалу Зависть был сбит с толку произошедшим, и даже не смог толком обрадоваться, что жив — а теперь начинал злиться. К чему все это? Какого хрена Отец его сделал таким бесполезным? Неужели Зависть ему больше не нужен? А если нужен, то почему без философского камня?       Теперь Зависть был уверен, что ядра в его новом теле нет. Раньше он мог ощутить его, знал, где оно находится — это было как второе сердце, биение которого и делало гомункулов живыми. Но сейчас… на его месте лишь пугающая пустота.       Хуже того, все, что делало Зависть сильным, он утратил. Поднимаясь, он оцарапал руку, и регенерации не было. Живот как-то странно болел, а легкие горели огнем от пыли, бывшей внизу. Горло же пересохло.       Он попытался превратиться и не смог — не получалось даже на самую малость изменить внешность.       Зависть уставился в одну точку, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями.       Когда он оказался в Японии после побега из Обжорства, было проще. Он тоже был растерян, и все-таки все его силы оставались при нем, да и виновника Зависть знал. К тому же, на него быстро вышел агент какого-то местного главного злодея Все-за-Одного. И хотя это изрядно бесило, он хотя бы смог объяснить, что произошло из-за стального коротышки.       Вспоминать об этом до сих пор было неприятно. Больше всего на свете Зависть ненавидел, когда приходилось полагаться на обычных людишек, и потому большую часть времени после знакомства со Все-за-Одного был сам по себе.       А теперь же…       — Проклятье! — воскликнул Зависть и закашлялся.       Этого нельзя так оставлять. Ни за что. Зависть был обязан найти Отца, выяснить, что произошло и почему, вернуть себе ядро, в конце концов!       Зависть не собирался оставаться в теле жалкой человеческой девчонки до конца своих дней.       Поэтому встал и, не обращая внимания на странные ощущения в животе, зашагал прочь.       Выход оказался совсем недалеко, но за дверью поджидал очередной сюрприз. С трудом сдвинув на себя тяжелые створки, Зависть едва не получил по голове камнем — с другой стороны оказался завал.       — Да вы издеваетесь!       Зависть в ярости кулаком ударил один из валунов и вскрикнул от боли. Содранная на костяшках кожа неистово саднила. И, конечно, не заживала. А валун даже не сдвинулся с места — эти женские руки оказались невероятно слабыми.       Выругавшись, Зависть плечом отодвинул сначала одну створку двери до самой стены, затем — вторую. Еще несколько камней с вершины завала рухнуло.       От напряжения болели мышцы, и Зависть снова запыхался. По спине бежал пот. Это было худшее чувство на свете — настолько отвратительно ничтожное тело досталось Зависти, полная противоположность прежнему, что от злости хотелось выть.       Зависть попытался руками стащить вниз самый верхний валун, но даже зацепить его не смог. Протолкнуть дальше не хватило сил.       И что, неужели так и придется сдохнуть здесь, в пыльных руинах неизвестно где, в теле никчемной девчонки?       — Нет уж.       Зависть осмотрел сапоги внимательнее. Длинные, выше колена, и очень тяжелые. Но главное — обитые стальным носком.       Выбрав камень с более-менее плоской поверхностью, Зависть встал на него и, размахнувшись, пнул упрямый валун. Удар отдался во всем теле, и равновесие с трудом удалось сохранить. К тому же, заболели еще и пальцы ноги. Зависть снова выругался.       Зато валун чуть сдвинулся.       Криво усмехнувшись, Зависть ударил снова.

* * *

      Зависть не помнил, сколько времени долбил этот проклятый валун, прежде чем его получилось руками столкнуть и освободить проход. Не такой уж большой, но тело девчонки там пролезло легко. И, пройдя короткую пещеру, Зависть оказался на свободе.       Пустыня.       Он оказался в чертовой пустыне неподалеку от руин Ксеркса.       К тому же, ужасно болела нога, расколовшийся от ударов стальной носок мешал нормально идти, все мышцы ныли от перенапряжения, и живот болел все сильнее. Ужасно хотелось воды. А снаружи была ночь, и Зависть уже начинал замерзать.       Он не был уверен, что скажет Отцу при встрече, но сомневался, что что-то хорошее. За такое «воскрешение»… Зависть одернул себя. Это все же Отец. И предавать его, подобно Жадности, Зависть не собирался. По крайней мере, пока не узнает все обстоятельства.       Поэтому, задвинув подальше все неприятные ощущения, Зависть зашагал было вперед, но остановился, увидев поодаль одинокого всадника.       В руинах Ксеркса неподалеку жил разный сброд вроде беглых ишварцев. У них можно было разжиться хотя бы водой, но Зависть сомневался, что сможет к ним проникнуть незамеченным. Их много, спят они, как дикари, чуть ли не друг на друге. Наверняка есть дозорные. К тому же, в таком теле Зависть будет слишком сильно привлекать внимание.       Он уже успел заметить, что у него, кроме всего прочего, розовые волосы — и если вспомнить, как выглядели люди в Японии, то лицо могло быть вообще каким угодно. На ощупь оно казалось нормальным, но хрен его знает, что там на самом деле.       А вот тот одиночка… наверняка беженец через пустыню. И руин явно пытался избежать, судя по маршруту. И если его убить, у Зависти будет все необходимое — как минимум, лошадь, а может, и что-то полезное.       Всего лишь полчаса, и всадник добрался до небольшого скопления скал, где и притаился Зависть в одной из пещер. Наконец хоть немного повезло — пещера оказалась не одна. Та, в глубине которой скрывались руины, была самой мелкой и низко расположенной, а вот беженец выбрал другую — Зависть лишь заметил, как тот скрылся с совершенно другой стороны. Ну и отлично.       Оружия при себе не было. Разумеется. Зависть раздраженно вздохнул. Он привык ходить безоружным, только зачем весь этот хлам, если можно в любой момент превратиться во что угодно? А еще лучше — просто избежать боя. И ядро тратить не придется.       Пройдя немного назад, Зависть выбрал камень поострее и поменьше из завала, который вот только разгребал. Тяжелый с таким телом просто не унести.       А затем выбрался и осторожно скользнул вдоль скал, внимательно следя за тем, чтобы не попасться на глаза, если вдруг беженцу взбредет в голову прогуляться. Даже сапоги снял. В своем привычном облике Зависть не носил обувь, только повязки на ступни, без пальцев. Но стало откровением, насколько это неприятно для обычной человеческой ноги — в песке попадались мелкие камушки, которые кололись, вообще песок был холодным и мерзким.       Бесшумно добравшись до другой пещеры, Зависть заглянул внутрь, увидел, что беженец уже дрыхнет, подложив под голову заплечный мешок, и скривился. В отличие от людей, гомункулы никогда не уставали и не спали.       Что ж, тем лучше.       Зависть прокрался в пещеру и одним точным ударом в затылок убил беженца, а затем оттолкнул тело, чтобы не забрызгать кровью себя и заплечный мешок. Чистая работа.       Через несколько минут, уже в сапогах, Зависть копался в пожитках парня. Какие-то сменные вещи, совершенно не подходящие никчемному женскому телу — рубашка, например, даже не налезла бы из-за чересчур объемной груди, чуть ли не как у Похоти. Нож, который тут же отправился в сапог. Зависть был приятно удивлен, что на внутренней стороне сапога обнаружились крепления для ножа. Хоть что-то полезное от этого облика.       Но главными оказались еда и вода. Зависть опустошил чуть ли не четверть большого бурдюка, а затем, лишь взглянув на сушеное мясо, осознал, что странная боль в желудке — голод.       Можно было и догадаться, раз уж остальные человеческие слабости ему тоже достались.       После еды Зависть растянулся на полу и уставился в потолок.       Все тело кричало об отдыхе. Просто отказывалось слушаться.       И, наверное, если бы Зависть не устал настолько сильно, то клокотал бы от злости.       Но сейчас впервые в жизни он заснул.

* * *

      Его разбудило странное ощущение.       Будто что-то изнутри давило на черепную коробку.       Неужели люди так себя ощущают, когда просыпаются? Рывком сев, Зависть протер глаза, поморщился от песка и проморгался. Но ощущение никак не пропадало.       Он посидел еще немного, и лишь когда это ощущение, ширясь, превратилось во что-то большее, понял, чем это может быть. Похоже чувствовались души внутри философского камня. Когда стальной коротышка вынимал их, чтобы открыть Врата и вытащить всех — только те души никак не мешали.       Здесь же…       Зависть выругался.       Похоже, его не просто воскресили в этом теле. Его прежняя хозяйка все еще здесь.       Ее сознание удалось подавить, и Зависть немного успокоился. Если так будет и дальше, ничего страшного — вырваться ей он не даст, а Отец наверняка сможет решить проблему. К тому же, может, он и не замешан в этом возвращении? Все это было не в его стиле.       Что ж, похоже, обстоятельства еще только предстоит выяснять. А пока — надо выбраться из чертовой пустыни.       Ксеркс находился где-то на середине, между Син и Аместрисом, и Зависть отлично знал карту. Ближайший отсюда город Аместриса — Лиор. Зависть улыбнулся. Приятно было вспомнить, как легко он стравил людей после разоблачения проповедника Корнелло. Все-таки они невыносимо тупы. Но пользоваться этим безумно весело.       Выйдя из пещеры, Зависть покосился на лошадь. Та выглядела совсем чахлой. Разумеется, беженец-идиот даже не подумал, где она будет пастись и как ей пить. Скалы были практически голыми. А теперь, если она сляжет на полпути, Зависти придется пешком тащиться через пустыню. Еще и эта девчонка одета в черную футболку. Лучше не бывает.       Мало-мальски светлая накидка с капюшоном у беженца все же нашлась, и Зависть, надев ее, с трудом запрыгнул на лошадь. Ездить верхом уже давно не доводилось. Еще с тех пор, как в Аместрисе изобрели машины. Впрочем, кое-что Зависть все-таки помнил, и, хотя это тело к такому явно непривычно, вскоре он уже двигался в сторону Лиора.

* * *

      До Лиора лошадь все же не дотянула.       Припасы тоже кончились, и последний день пути Зависть проделал пешком, без еды и воды. К вечеру он уже едва переставлял ноги и в итоге попросту рухнул чуть ли не посреди дороги, даже не добравшись до города. Ступня, которой он долбил валун, все так же сильно болела.       Хуже всего было то, что его сознание в отдыхе не нуждалось, и он понимал, что тело не слушается и отказывается двигаться.       Через несколько часов его подобрали какие-то люди и отнесли в деревню неподалеку.       Зависть был готов их всех перебить, но не мог и рукой шевельнуть, запертый в этой дурной девчонке.       Ее душа все так же слабо трепыхалась, и ее было все так же легко подавить, потому Зависть она не волновала. Мог бы и уснуть, пока тело отдыхало, но опасался, что тогда девчонка сумеет вырваться — а потому был вынужден просто ждать.       Его оставили отлеживаться у какого-то деревенского врача. Блевать хотелось от обеспокоенных лиц, и Зависть вздохнул с облегчением, когда людишки наконец свалили. А уже под утро, когда тело снова начало подчиняться, Зависть с большим удовольствием перебил спящих хозяев дома, собрал все необходимое в дорогу и ушел. Железнодорожная станция в этом поселке все же нашлась.       Первым же поездом Зависть уехал в Центр.       Пассажиры косились и перешептывались, и это бесило неимоверно. Если бы только силы оставались при нем… Зависть слишком сильно выделялся. Ему нравился привычный красивый облик, но быть чужеродным в толпе просто раздражало.       Хорошо, что скоро это закончится.       Зависть устал.       За эти несколько дней ему уже осточертели и вечное измождение, и боль в мышцах, и потребность постоянно есть и пить, и вообще все, что было присуще человеческому телу. Да еще эта девчонка. Зависть не отпускало ощущение, что с каждым днем она становилась все сильнее, хотя он и держал ее под контролем.       Поэтому он с огромным облегчением сошел с поезда и даже улыбнулся знакомому вокзалу. Именно отсюда начиналось большинство кровавых меток. Казалось, будто совсем недавно Зависть уехал в Ишвар в облике аместрийского офицера и одним метким выстрелом начал прекрасную войну.       Зависть хмыкнул.       За те несколько дней, что он провел в теле девчонки, он убил больше людей, чем иногда убивал за месяцы. Но та семья в деревне просто подвернулась под руку. Слишком уж хотелось выместить накопившуюся злость. Конечно, будь при нем прежние силы, все было бы иначе — их отсутствие делало методы куда менее… гибкими.       Нужно будет восстановить не только ядро, но и навыки.       С этими мыслями он зашагал прочь, к одному из проходов в катакомбы, откуда легко будет попасть к Отцу.

* * *

      Зависть уже чертову неделю провел в Центре и до сих пор не мог поверить в то, что случилось.       Все проходы под землей были завалены или уничтожены.       Половину города разнесло.       А из разговоров горожан он узнал, что Гнева убили во время восстания, причем уже несколько месяцев тому назад. Говорили, что его сына — то есть, Гордыню — тоже, но в это Зависть просто отказывался верить. Смерть Гнева… он, хоть и гомункул, но старел и не регенерировал. Гордыня же всегда был сильнейшим. Он не мог умереть.       Отец тоже должен был выжить. Ни один смертный не способен его победить.       Но Зависть понятия не имел, где их искать.       Обшарив каждый уголок в Центре, не нашел ни одной подсказки.       К тому же, девчонка теперь по-настоящему доставляла проблемы, и порой Зависти с трудом удавалось сохранять контроль над телом.       Он ощущал, как медленно подступает отчаяние, и был так же потерян, как в первые дни в Японии. Зависть не мог даже подумать, что в Аместрисе будет настолько… настолько…       Беспросветно.       Будто он перестал быть гомункулом не только физически, но и вообще. Будто гомункулов никогда и не было.       Зависть мало с кем из них ладил. Разве что с Похотью отчасти, но она давно мертва.       И все же теперь, когда на него обрушилось такое сокрушительное одиночество, был в отчаянии.       За эту слабость он себя ненавидел.       Но все равно бесцельно бродил по городу в пустых попытках найти хоть одну зацепку.       Ничего.       Пустота.       Он знал даже секретные проходы в Научные лаборатории, но и те были закрыты или завалены. Все, что делали гомункулы — уничтожено. И с этой идиотской внешностью Зависть не мог сам добыть информацию.       Он даже на всякий случай проверил место, где их всех сожрал Обжорство. Конечно же, ничего не нашел.       Оставалась только одна надежда.       Зависть еще не проверял круг преобразования Аместриса — тот, который выкопал вокруг страны Лень. Возможно… возможно, там удастся встретиться с Гордыней? Ведь Зависть хорошо помнил, что этот круг был частью рамок, внутри которых Гордыня мог существовать.       Но из Центра туда Зависть попасть не смог — мешали все те же завалы в старых проходах.       Лиор мог стать решением. Под церковью Лето пролегала часть круга, и там же мог быть и путь к проходу. Наверное, это была первая обнадеживающая мысль за все время в Центре.       Так что Зависть на следующее же утро первым поездом уехал в Лиор.       Тем же утром девчонка впервые едва не вырвалась.       Все висело на волоске.