Вокалист.

      Каретка печати мигает частотой в секунду, пальцы на клавиатуре коротко подрагивают. Видит напряженные бирюзово-синие вены на тыльных сторонах ладони. — Раздражает…       Она идет на кухню, недовольно морщась и съеживаясь. Проводит спичкой о коробок и подпаливает конфорку, сразу же водрузив на плиту тяжёлый чайник с водой. В правой руке она всё ещё держит горящую спичку и, пока левой шарится в кармане брюк, тонкими пальцами выуживая из заветной пачки сигарету, наблюдает, как огонь ползет по тонкой щепке, вылизывая прошедший отрезок пути в чёрный цвет. Зажимает сигарету в зубах и прикуривает. Огонь уже обжигает пальцы, когда Сарада делает первую затяжку, но она лишь равнодушно трясет рукой — и почерневшая щепка с тянущейся за ней тонкой ниточкой серого дыма летит в мусорное ведро.       Она сутуло кутается в старый растянутый серый свитер и курит, устремив безразличный взгляд на противоположный дом. По-хорошему надо бы открыть окно, но тогда станет ещё холоднее. А Сарада и сейчас чувствовала себя околевшей. Холода пришли неожиданно, окончательно подпортив настроение с утра.       Эти два дня Учиха старалась посвятить учебе, хоть и ненавистный холод делал её заторможенной. Жизнь казалась застывшей, мыслями Сарада была где-то совсем далеко и не хотела думать ни о важном, ни о ненавистном, что донимало её эту неделю. В таком состоянии, как ни странно, она чувствовала себя так, будто могла наконец-то отдохнуть.       Затушила бычок в пепельнице и теперь в прокуренной кухне начала готовить чай. Бросила чайный пакетик в почти литровую чашку — чем больше, тем лучше, хоть немного оттает и села за стол, схватив подаренный Каваки билет. Покрутила немного в руках, осматривая его с двух сторон. Боруто все равно на свидании, а Акимичи со своим парнем, словно кролики — не могут друг от друга оторваться — поэтому решение о том, что она идет приняла практически сразу.

***

      Работать она почти не могла из-за рассеянности и невнимательности — мысли, что называется, «расплывались». С большим трудом заставила себя дописать конспекты и совсем уж с великим — подготовить выступление для открытого урока, где, кроме преподавателей этой дисциплины, будут распинаться и сами студенты. Но, наконец успешно закончив все, решила посвятить оставшееся время сборам.       Конечно, удобнее всего было натянуть джинсы, но ЧоЧо всегда говорила, что ей так идут платья и юбки, и она мучилась над выбором: вырядиться и замерзнуть или одеться, но не произвести впечатление. Какой бы ни была Акимичи в этом вопросе временами злюкой, она всегда давала много хороших советов по уходу за собой, поэтому немного поразмыслив, Сарада все-таки остановилась на первом варианте. Понимание того, что правильно подобранный гардероб может подчеркивать достоинства внешности и скрывать недостатки, как-то совершенно естественно вошло в её сознание.       По нездоровой привычке она принялась анализировать. Ну волосы она носит распущенными всегда — неохота заплетать. А в последнее время стричься под каре ей просто не хотелось, отчего длина понемногу начинала бросаться в глаза. Сменила старые потертые джинсы на юбку, которая как оказалось была достаточно короткой — сбросила пару килограммов, и одежда стала ей велика. Хорошо, она обнаружила чемодан со старыми шмотками — те сидели словно влитые. Пожалуй, даже эффектнее, чем в давние времена. Надев поверх черную водолазку, причесалась и подушилась.       Внимательно себя изучив, она с горечью поняла, что обходиться без косметики подобное существо не может. Требуется ему макияж, и все тут. Последнее время она пользовалась косметикой только перед тем, как пойти на что-то очень важное, в остальное время она не утруждала себя этим занятием, да и из одежды носила исключительно джинсы, меняя только футболки и джемпера. Хорошо хоть тратиться не придется — у неё есть целый склад подарков, полученных от невнимательных знакомых, состоящей из теней, помады и туши для ресниц. Много лет их дарят, а она не пользуется. Теперь как раз пригодятся. Конечно, краситься было лень, однако эстетическое чувство оказалось сильнее.       Она подвела глаза черным карандашом, тушуя стрелку вниз, прокрашивая нижнее веко, немного неряшливо, дабы дополнить образ. Накрасила губы бордовой помадой, немного выходя за контур, поправила черную юбку, задевая сетчатые колготки, что выглядывали из-под нее.       Посмотрела на часы — нужно было выходить, чтобы спокойно приехать за десять минут до начала. Надела сапоги и черное пальто, еще раз взглянула на свое отражение, чтобы убедиться, что выглядит отлично, и вышла на лестничную площадку. Закрыв за собой дверь, быстрым шагом спустилась вниз.       К этому времени начинало темнеть, но город словно только оживал — пульсировал, сжимался и раздувался, переливаясь миллионами цветов и оттенков различной рекламы одежды, кафе, магазинов и информационных стендов, но самым ярким пятном были размалёванные девицы в шелках, фальшивых жемчугах и поддельных мехах.       Идя по улице Сарада смотрела на проезжающие мимо машины, на лица людей сидящих в них, наблюдалось выражение унылой грусти, и её обаяла какая-то непонятная тошнота, которая подходила все ближе и ближе к горлу. Остановилась передохнуть и подождать пока этот приступ тошноты не уйдет.       Спустя несколько минут придя в себя, Сарада поняла что находится на незнакомой раньше улице. Здесь, до этого самого момента, ей никогда не приходилось бывать в этой части города. Осматриваясь по сторонам ей взгляд остановился на неоновой вывеске, посмотрев на часы, она вошла в бар.       Здесь было тесно, и по обилию бейджиков девушка поняла, что планируется сразу несколько мероприятий. Обстановка в баре была оживлённой: кто-то, баловался выпивкой, другие вдыхали весёлый пар, пришедший на замену сигаретам. Полумрак надежно скрывал лица сидящих за столиками. Настолько надежно, что они казались лишь смутно белеющими в темноте овалами, меж которых по черной воде зала скользили нечеткие фигуры разносивших заказы девушек и юношей. Все, как одна — тонкие и изящные.       Сцена пока тоже терялась в полумраке, ровно до тех пор, пока занавес не вздрогнул, и на нее, пригибаясь, не скользнула еще одна фигура, обманчиво-неторопливой стелющейся походкой. Также неторопливо зажигались огни: вот первый луч прожектора закружил вокруг, ловя то тонкое запястье, то бахрому шарфов.       Сарада искала глазами знакомое лицо. В одиночестве чувствовала себя не очень комфортно, среди людей, которые, по её мнению, находятся слишком близко друг другу, но ничего, один раз можно и потерпеть. Всё было в порядке, потому что она могла закрыть глаза и представить, что рядом никого нет, могла просто отдаться битам, лившимся из огромных колонок, могла отгородиться от звуков тысяч ног и криков людей, и просто наслаждаться музыкой. Всё-таки за этим она и шла. — Один шот текилы, пожалуйста, — попросила Сарада немного охрипшим голосом, подойдя к барной стойке.       Бармен поставил перед девушкой две рюмки. Учиха перевела на него взгляд: — Разве я две заказывала?       Худощавый парнишка за стойкой аккуратно кивнул вправо от неё, Сарада повернулась и увидела парня, стоящего рядом с ней. — Привет. — Каваки! — Девушка не сразу обратила внимание на то, как парень близко стоял, чуть ли не в плотную. Облокотившись позвал бармена, оплатив алкоголь, — как ты меня нашел?       Парень усмехается, поправляет волосы и наклоняется к чужому уху. — Тебя трудно не заметить, — хмыкнул тот. — Раз ты тут одна, могу постоять недолго, но скоро наш выход. — С чего это ты решил, что я одна? — выпрямилась Сарада.       Сначала улыбка парня вышла немного фальшивой, но уже через пару мгновений он совладал со своим лицом. Подойдя на шаг ближе к девушке, он слегка подался вперед: — Я рад, что такая симпатичная девушка не притащила того пацана. — Ты считаешь меня симпатичной? — Из всего мною сказанного ты запомнила только это… — он слегка покачал головой       Бросив на Каваки еще один взгляд, Сарада пододвинула к нему один из шотов, стоявших на стойке. Чокнувшись, оба опрокинули по стопке. Текила приятно обжигала горло. Когда Учиха поставила рюмку обратно на стол, рядом появилась девушка, которая вцепилась Каваки в руку и настойчиво звала его куда-то. Сарада посмотрела на них отсутствующим взглядом. — Подожди, — парень попробовал высвободиться из ее захвата, но девушка только сильнее в него вцепилась, оттаскивая куда-то в толпу. Тот еще раз посмотрел на Сараду: — После концерта заходи в гримёрку, что-то типо небольшой тусовки, — останавливаясь, выкрикнул Каваки, перед тем как раствориться в толпе.       Сарада удивленно похлопала глазами, обдумывая его предложение, пока её мысли не прервали радостные крики фанатов. Она огляделась вокруг. Здесь было какое-то сборище андеграунда: куча непризнанных гениев от мира музыки, фонящие микрофоны, орущие колонки и пьющие малолетки. Странный микс веселья и уныния, пронзительный дух современности.        Вспышки света, чьи-то восторженные крики, преимущественно женские, хлопки, топот ног и музыка-музыка-музыка — в момент, когда объявили «Кара», все вдруг потянулись к сцене. В прошлый раз этот концерт окончился для нее слезами, но сейчас все было по другому — она почувствовала необходимость быть здесь. Будто бы её присутствие действительно что-то значило.        Свет погас. Толпа заликовала. Воцарилась полная тишина. Сарада даже чувствовала её давление на виски.        Внезапный резкий звук разрезал тишину, как нож сливочное масло. Чьи-то умелые пальцы прошлись по гитарным струнам. Ещё раз. И ещё.       Как молния прорубает себе путь сквозь иссиня-чёрную темноту ночного неба. Кажется, Сарада чувствует, как её познабливает — нужно было накинуть что-то поверх водолазки.        Розовый луч. Фиолетовый. Вправо-влево. Останавливается. И Сарада наконец видит его. Большая гитара, взгляд, который направлен на жилистые аристократичные пальцы, вихрь чёрных в свете софитов волос, музыку, которая льётся из-под этих самых пальцев.       Сарада видит это всё и фокусирует взгляд только на нём. Только на его фигуре.       Гитарист с силой ударяет пальцами по струнам — игра началась, Каваки запел.       Девушка судорожно сглатывает — рука начинает подрагивать. Она чувствовала, как его голос проходился по всему залу, затрагивая что-то внутри, как в тот вечер.       Музыка громче. Сердце сильнее. Ещё и ещё.       Вступительная песня закончена, один из членов группы в завершающем аккорде пару раз ударяет по барабанам, когда один из гитаристов хватает микрофон: — Привет, Токио! — орёт тот в микрофон, прислоняясь к нему губами. — Как настроение? — Устремив свой взгляд куда-то вдаль, рассмеялся, услышав в ответ гул толпы. Она смотрела на это жутчайшее показушничество там же, на сцене, и ей становилось так забавно. — Ну что, зажжём?       Началась новая песня. Ребята горели, светились, отрывались, кайфовали — как ни назови, смысл один. Барабанщик, так башкой мотал, что Сарада думала, что вот-вот и отвалится. И на публику они работали здорово — улыбались, шутили, … как рыбы в воде, в общем. Явно в своей тарелке.        Через какое-то время Каваки начинает кричать нечеловеческим голосом, одновременно резко наклоняясь и касаясь волосами пола сцены, барабанщик выстукивает дикий ритм, гитаристы со световой скоростью дергают струны. Пальцы клавишника ловко летают над инструментом. А вместе с солистом на сцене закричала и толпа. И безумие началось с новой силой. Follow me now and you will not regret, Leaving the life you led before we met       Сарада, что странно, перестала обращать внимания на толкающие её локти и наступающие на ноги ботинки людей, стоящих рядом. Девушка заворожённо смотрела на сцену, музыка пропитывала её изнутри, словно больше ничего вокруг нет. Ей посчастливилось пробраться в первые ряды так близко, что она могла спокойно дотянуться рукой до сцены, но не получалось, слишком уж её очаровывало представление.        Свет затух, а музыка становится всё тише. Толпа фанатов начинает волноваться, раздаются их обеспокоенные и переживающие о происходящем голоса. Сарада не прекращает смотреть на сцену, пытаясь разглядеть в клубе белого дыма исполнителя. По спине крадутся мурашки, взбираясь всё выше. Девушка щурится и наконец-то замечает силуэт музыканта, чьи руки медленно перебирают струны. You are the first to have this love of mine       Спокойная мелодия и голос обладателя пирсинга раздаются на весь зал. Напряжение медленно покидает Учиху, кажется, сейчас будет лиричная песня, из-за которой многие пустят слезу, предварительно включив фонарики на телефонах и размахивая ими во время исполнения. Forever with me till the end of time       Резкий и заводной припев, пробуждая от некой дремоты толпу, быстро разносится по всему помещению. За спиной Каваки вспыхивают яркие оранжевые огни, а надпись, являющаяся названием альбома и группы, подсвечивается неоново-розовым цветом. Толпа в восторге. Сарада восхищается ничуть не меньше их.       Брюнетка подпрыгивает на месте, она чувствует прилив сил, что наполняет её жизнью. Образ тихони растворяется в дикой атмосфере концерта, а душа поёт, ведь ещё никогда она не чувствовала себя настолько удивительно. Незнакомцы абсолютно не пугают девушку, ведь сейчас для неё существует только музыка. Follow me now and you will not regret Leaving the life you led before we met       Каваки знает, как зажечь огонь в душах толпы, как преподнести песню так, чтобы эта музыка нашла отклик в сердцах слушателей, ведь все свои эмоции Сарада не могла передать словами, настолько изумительно она себя чувствовала. Припев заканчивается, поэтому парень подходит к краю сцены, одаривая радостным взглядом всех, кто пришёл. Now I have you with me under my power       Каваки подмигивает, останавливаясь у самого края. Он протягивает руку, которая сразу оказывается в горячих ладонях Сарады. В голове мысли громким салютом заставляют сердце биться чаще.        Спустя пару минут отдыха они продолжают.       Близость финала — незначительная деталь, которую никто не осознавал. Была только музыка, только жадное, пульсирующее ощущение, настоящая жизнь, как она есть в высшем своём смысле.       И в последней песне они брали самые высокие ноты, самый сумасшедший ритм, самое яркое соло.       Когда затихли последние отзвуки, Сарада подняла голову. Толпа ликовала. И всё, что казалось таким важным до того, как она пришла сюда, внезапно стало несущественным.       Интересно, он всегда улыбается так широко?       Концерт подходил к концу. Каваки с микрофоном в руках бегал по сцене уже из последних сил. Благо, лиричные песни значились последними и не требовали много энергии, без которой невозможно отыграть взрывные хиты.       Перед сценой вспыхнули крохотные огоньки вспышек: фото и видео на память. Отовсюду слышались благодарности, и вскоре бар наполнился оглушающей волной аплодисментов. — Спасибо! Вы охуенный народ! — кричит гитарист в красной шапке, без верха, а Сарада наблюдает за ним, взглядом скользя по его торсу, цепляясь за его пресс и тазовые кости, обтянутые штанами.       Девушка слегка встряхивает головой, и глубоко вдыхает. — Встретимся, когда напишем новый альбом! — говорит теперь уже Каваки в микрофон, и вместе с группой выходит со сцены, в сторону гримёрки под визги фанатов. Сарада лишь смеется, поправляя мокрую от танцев водолазку. Наверное, она выглядит до жути нелепо, а ведь ей еще в гримерку идти.       Тут шумно и тесно: уже выступившие артисты мешаются с теми, кому выступление только предстоит, ведущие торопливо пьют воду и поправляют макияж, стафф носится, чудом не сшибая никого с ног. Эйфория выступления ещё не сходит на нет; Сарада в буквальном смысле борется с желанием вбежать в толпу, когда кто-то хватает её за руку и тянет в сторону.       Это Каваки. Каваки, с прилипшей от пота ко лбу челкой, не восстановившимся дыханием и лихорадочно сияющими глазами. В ответ на непонимающий взгляд он лишь усмехается загадочно и прикладывает к пухлым губам палец, а потом кивает на уходящих к гримеркам артистам, а сам тянет Сараду в противоположном направлении. Они то и дело извиняются и кланяются, им кланяются в ответ, но в целом никто не обращает на них особого внимания: все заняты своими делами. Хватка Каваки на запястье Сарады настолько крепкая, что та думает, не останутся ли синяки. Очевидно, не одна она на взводе после выступления. — Куда мы? — Сарада тяжело дышала от той скорости, с которой они покидали площадку, и еле успевала перебирать ногами, чтобы не упасть при каждом резком повороте. Но Каваки до последнего молчал, огибая коридор за коридором, ловя на себе странные взгляды других музыкантов. — Нам сюда, — Каваки раскрыл дверь гримерки, наконец отпуская Сараду. Она застыла в нерешительности. Там сидели несколько парней, которые сразу уставились на неё. — Боже, что за прелесть ты привел? — сказал один из них, подпрыгивая с дивана. — Меня Иноджин зовут, — сообщил беловолый парень, протягивая руку девушке. — Я Сарада, знакомая Каваки. — Знакомая? Или вы… — голос хриплый и грубый. Он отличался от того, что она слышала на сцене. Сейчас будто его подменили. Удивительно. — Просто знакомая. — Не кипятись, — сказан он, обращаясь к Каваки. — Я Ивабе, а вот там… — указал он на парня, кажется спящего. — Нара Шикадай.       Парень с коротким хвостиком на затылке открыл один глаз, осматривая девушку, и со вздохом поднялся с дивана, уступая ей место. — Приятно познакомиться, — Сарада шагнула вперед, вдыхая запах табачного дыма и села на диван. — Будь как дома. — Каваки протянул ей бутылку пива, усаживаясь рядом. — Ну-с, давайте выпьем что-ли, — неожиданно предложил Иноджин, поднимая бутылку и собираясь сказать тост. — За отличный концерт и знакомство! Нужно заботиться друг о друге. Хотя бы во имя высшей справедливости! — И делать то, что хочется! — ответил Ивабе. Хорошие слова. Они чокнулись и выпили. — Я вообще считаю, что это лучшее, что было в моей жизни, — снова сказал гитарист. — А тебе понравилось, Сарада? — Да, это было классно. Думаю многим понравилось… — А что именно? — Что вы сразу накидываетесь? — Да ладно тебе, — Ивабе приблизился ближе. Сел на полу возле Сарады так, что она могла различить неестественно бледный оттенок губ. Они словно сливались с кожей, делая из-за этого лицо плоским, совсем невыразительным. Как полотно, в которое забыли добавить красок. Он протянул какой-то стакан, выхватывая из рук девушки пиво. — Что это? — Водка с кофе. Попробуй, неплохое пойло. — Больше убийственное, — добавил Шикадай.       Сарада неуверенно взяла стакан и сделала нерешительный глоток. Спиртное слегка обожгло горло, и девушка закашлялась. — По-видимому, это не подходящий напиток, — сказал Каваки и, допив свое пиво до дна, попробовал забрать у Сарады стакан, но она отстранилась, одарив парня упрямо-непокорным взглядом.       Затем снова повторила попытку выпить содержимое стакана. На этот раз жидкость спокойно прошла в организм, разгоняя тепло по телу и оставляя на губах терпкий, горький привкус. — Неплохо, если не считать того, что я не имею особого пристрастия к спиртным напиткам, — Сарада принялась за оправдания. Каваки саркастично улыбнулся. — Девушки не должны объяснять мне причину своего поведения. Я предпочитаю разгадывать загадки самолично, — забрав из её рук стакан, сказал Ивабе. — Вовсе никакая не загадка. Я обычная.       Парень поднялся с пола, потрепав Сараду по голове. — Ну-ну, Ивабе.  — Лёгкий флирт ещё никому не вредил, — беспечно заявил он, откидываясь на спинку стула. — Верно, Каваки? — Может и вредил, — ответил тот, приобняв Сараду за плечи, притягивая к себе. Жест совершенно не интимный, так берут за шкирку нашкодившего кота. Если бы это сделал другой человек с таким же выражением лица, она, пожалуй, попыталась бы уйти.       Когда напряжение понемногу спало и Сарада смогла почувствовать себя более комфортно, она узнала, что Иноджин отличный художник. Да и в общем, очень милый парень, то и дело отпускал какие-нибудь шутки, так приподнял ей настроение, что она позабыла о своих прежних волнениях.       Шикадай же был по виду был очень спокойным, с отстраненным взглядом и нервными движениями рук. Возможно, они бы поладили. Но неразговорчивость обоих вряд-ли бы способствовало этому.       Только Ивабе вызывал у неё чувство настороженности. Слишком уж грубым казалось его лицо. Сарада даже подумала, что этот парень похож на человека, который без колебаний скрутит шею за любую мелочь. И скорее всего, именно с ним конфликтовал Каваки.       Какое-то время девушка с удовольствием наслаждалась этой компанией, пока Ивабе не достал из куртки прозрачный зип лок, демонстрируя его девушке. Он заговорщически подмигнул. В незначительный жест он умудрился вложить слишком много подтекста, вызывая смущенное непонимание. Вот и сейчас его глаза смотрели с ожиданием, как будто он был по меньшей мере мессией, готовящимся изречь непреклонную истину своему последователю.       Он громко хмыкнул, подвинув стул к дивану. — Для расслабления. Будешь?       Учиха вопросительно посмотрела на него, не понимая, что он ей предлагает: — Это наркотики? — Ну… Не совсем, — он сорудил небольшие отверстия в бутылке, обренув горлышко фольгой.— Хочешь зарядиться? — А почему ты нам не предлагаешь? — спросил блондин, спрыгивая с места. За ним последовал Шикадай. — Я никогда не пробовала. — И не пробуй, — заверил Каваки. — Тебе пить то противопоказано… — Ты задолбал, — недовольно пробурчал Ивабе, взглянув на него. — Это просто травка Пусть сама решает.       Пока Ивабе поджигал траву, ему улыбались так же хитро, зардев, все Иноджина на хи-хи пробивает. «Великовозрастный ребенок» — думает Сарада. — Смотри.       Парень впускает дым в лёгкие сразу и зажимает дырку в пластиковом пузике. Держит дым полминуты, минуту и наконец выдыхает. — Пробуй.       Она сомневается некоторое время. Но ведь это просто травка, которую часто покуривали старшеклассники в её школе. Так почему бы не попробовать? — Держи дым подольше, но не сразу вдыхай в лёгкие, ты не привыкшая, просто медленно его опус…       Но Сарада уже кашляет так, что в ушах звон стоит.  — Ничего, это нормально, — Ивабе протягивает ей обычную бутылку, с водой, и механически гладит по спине, успокаивает. — Попробуй сначала набрать в рот, — парень проводит по груди ладонями, показывая движение дыма в организме, как ребёнку, — а потом уже опустить его в лёгкие. — Нихера, ты деловой, — хрипит Шикадай, пародируя движения гитариста. Остальные делают еще по нескольку затяжек и заваливаются на пол под рандомный лоу-фай.       Они накурились до такой степени, что у парней были слёзы от постоянного смеха без причины, Сарада тоже не могла остановиться смеяться, ей было так хорошо. Ивабе что-то говорит, что-то совсем бессвязное, Учиха аж заливается, а затем резко смолкает.  — Покажи глаза, — командует Каваки и с титаническим трудом перекатывается на бок, прижимаясь грудью к руке рядом, так плотно, что Сарада даже и не понимает сначала, что Каваки настолько близко. Глаза в полумраке у девушки ну просто два светофора, оба на «Стоп». — Глаза у тебя краснючие. — Встану и посмотрю.        Конечно, тело Сарады— желе, и это чудо, что ей удаётся вообще подвигаться, хотя больше всё же неуклюже потереться о Каваки. — Донеси до зеркала… — Не переоценивай мои силы. — Как в тот день…        И становится как-то неуютно вдруг. Парни заливаются смехом, видимо найдя новую причину для дальнейших шуток. Ничего особенного, но игривость из разговора ускользает, а за ней вдруг что-то мягкое, но, кажется, как ил, что и прикасаться лишний раз противно. Каваки смотрит в красные глаза с непониманием. — Вставай давай, — он подал ей руку, помогая подняться. — А где здесь туалет?       Иноджин пытается объяснить что-то, но выходит у него плохо.        Каваки посмотрел прямо девушке в глаза. Сломал губы в ухмылочке, поправил волосы и слабо кивнул в сторону двери. И Сарада поплелась за ним, как послушная собачонка.       В коридоре тихо и безлюдно, только мерно подрагивал огонек зажженной сигареты Каваки, отражаясь в окнах. Слышен серый монотонный шум вентиляции и тяжёлый затхлый запах.       Каваки останавливается, облокачиваясь на стену. В одной руке бутылка пива, в другой сигарета. Протягивает Сараде, та допивает её залпом. — Знаешь, Каваки-кун. — «Кун» такое детское, как ахиллесова пята в быдловатом Ивабе. — Оказывается, это очень кла-а-ссно.       Повисает и провисает пауза. — Упадешь в обморок, я тебя до дома тащить не буду. — Не упаду.       Сарада думает, что это очень здорово. Парень кайфовый до ужаса, прям слишком, прям перебор. Учиха тяжело дышит. Сердце колотится где-то под рёбрами, грозясь пробить грудную клетку. У Сарады, как и Каваки, наверное, ничего не видит. Но слышит, и, главное, чувствует.       Микро-пространство, оставшееся между их телами, искрит от напряжения. Каваки тушит сигарету и преодолевает расстояние, вжимаясь в губы Сарады поцелуем. Каваки накурен. До усрачки, просто в пропасть.       Сарада в какой-то момент путается, не понимает. Она должна отказать, должна оттолкнуть. Это против её устоев, принципов и моральных правил. Но она понимала, что безумно сильно будет сожалеть, если сейчас откажется.       Поцелуй — агрессивный, прикосновения — в шаге от того, чтобы начать приносить реальную боль. Одной рукой Каваки хватает девушку за запятье, другой — за горло, Сарада в ответ сжимает пальцы на чужой талии. Они прерываются нехотя, чтобы глотнуть воздуха; Каваки прижимается ещё теснее, уверенно раздвигая её ноги коленом, и Сараду прошибает жаром, скатывающимся от груди к низу живота, но она, к удивлению, находит в себе остатки здравомыслия. — Каваки, — голос сорван, говорить приходится едва слышно, чтобы никто из закулисного коридора не услышал их, — Мы не можем… Здесь… — Можем.       Краткий ответ Каваки, его вздёрнутый подбородок и заведённый взгляд посылают по спине девушки дрожь. — Нас могут начать искать в любой момент, — продолжает пытаться достучаться до него Сарада — Любой… Может нас заметить… Здесь.       Остатки здравомыслия очевидно пасуют перед Каваки, у которого этого здравомыслия не осталось ни капли. Она теряет мысль, откидывая голову назад, и даже не чувствует боли, когда врезается затылком в стену. Не до таких мелочей, когда Каваки, чтоб его, продолжает надавливать бедром между ног. И начинает двигаться. — Не застанут. Молчи. — Каваки проводит носом под ухом Сарады, потом наклоняет голову и принимается оставлять влажные касания губ под челюстью и на шее.

***

— Не уверен, что хочу знать, где вы были, — сухо говорит Шикадай, когда они заходят в гримёрку.       Сарада напрягается: кашляет в кулак и открывает рот, чтобы сказать хоть что-то, как-то оправдаться, но парень снова не даёт ставить ни слова: — Где остальные? Почему здесь только ты? — Ивабе вернулся на площадку, Иноджин с ним. Как обычно просрут все деньги в баре, — он замолк на мгновенье. — Ты как, Сарада? — Да, в принципе всё нормально. — Она отводит взгляд, словно ее что-то заинтересовало на столе, и смотрит в пустоту. На щеках горят красные пятна. — Мне уже пора, наверное. — заторопилась девушка, — боясь, что её желание под любым предлогом остаться здесь с ним возьмет верх. — Ну как хочешь…       Каваки заказывает такси. Сарада прощается с Шикадаем, выходит с ним на улицу, снова беря в руках сигарету. Такси приезжает через пару минут. — Мы еще увидимся? — Вряд-ли. Можешь быть свободна.       Сарада сказать что-то еще не успевает, да и не нужно. Каваки хлопает дверью, машина трогается.       Она не дура, понимает прекрасно — нужно только тело. И все, что было до этого — путь к нему. Она все понимает, но возвращается домой с каким-то непонятным угнетающим чувством обреченности. Потому что ей очень понравилось. Она вряд-ли признается, тем более самой себе, но ей чертовски до ломки всего тела понравилось.        Голова гудит от распирающей боли так, словно в черепушке за правым глазом резко выросло что-то большое и живое.        Почему-то в этот момент она позволила себе чувствовать всё, что раньше запрещала. Злость от бессилия, обиду на себя, на свою жизнь и на свой долбаный страх. Она боялась, что кто-то еще сможет забрать у неё собственную независимость, заполнив собой все пространство, но так не случается.       И пусть, чёрт возьми, он бы его заполнил. Пусть залил бы до краёв эту чёртову пустоту, пусть лился бы из неё через край, пусть.       Но ничего не происходит. Он и не собирался этого делать. Никто не собирался.