Бессонница

–Дима, слезь с окна! Я смотрю на него с нескрываемым осуждением вот уже в который раз. Я не считал, сколько мне приходилось это делать за столь недолгое время нашего совместного проживания, а если бы и начал то вскоре сбился бы со счёта. А всё потому, что этот дебил открыто игнорирует мои советы, несмотря на то, что я пытаюсь помочь. То ли он воспринимает это, как должное, то ли просто валяет дурака–мне неизвестно да и как-то, по правде говоря, не особо волнует. Не волнует, в отличии от того факта, что Дима вновь решает поиграть с жизнью в удачу. Сидит на окне, беззаботно вытянув обе ноги в королевской позе и смотря вниз так, словно с землёй его разделяли всего лишь какие-то пара-тройка сантиметров, не более. Спина сгорбленная, за что ему тоже прилетало от меня. В своих худых пальцах он сжимает такую же тонкую сигарету, которая, сгорая, оставляла после себя облака ядовитого дыма. Не понимаю, как он вообще дышит этой дрянью! Я пробовал курить будучи уже призраком, и, скажу честно, это далеко не лучший мой опыт. Но для меня это хотя бы не вредно. А этот полоумный будто бы нарочно пытается свести себя в гроб раньше назначенного. Курит, пьёт, ещё и спину горбит. Да как вообще можно так измываться над собственным телом? Дима поворачивается ко мне, презрительно сощурив свои зелёные глаза, словно смотрел на что-то отвратительное, ненавистное им всей душой и сердцем. Он выпускает очередной клубень табачного дыма, после чего всё же принимает решение наконец удостоить меня своим ответом. –Не хочу. Это приводит меня в ещё большую ярость. Чувствую, как внутри меня всё закипает. Не хочет он, видите ли! А разбиться насмерть ты, значит, хочешь, да? –Ну знаешь, если ты надеешься, что я в очередной раз стану тебя спасать, то... –Не спасай. А чё, прикольно будет! Тоже стану призраком, будем вместе в общаге тусить! –Дим, я серьёзно. –Я тоже серьёзно,–он вновь обратил своё внимание на меня, отчего мне стало не по себе. Его взгляд был холоден. Я даже почувствовал леденящую дрожь, неожиданно пробежавшую по моей спине, несмотря на то, что я в принципе не должен что-либо чувствовать.–То, что я помогаю тебе с дурацким списком, не значит, что ты можешь вести себя, как моя мамочка. Я не просил меня спасать. Я уже не маленький ребёнок и сам могу о себе позаботиться, поэтому, будь так добр, отвали и не лезь. Слова ещё какое-то время гулким эхом повторялись в моей голове, от чего я не сразу заметил, как Дима слез с окна и потушив сигарету медленно двинулся к своей кровати. Он не первый раз отвечает мне подобным образом, но всё равно слышать такие слова в свой адрес не очень-то приятно. И привыкнуть к такому никак нельзя. Каждый раз они отдавались болью и неприятными ощущениями в грудной клетке. Бесит... За что он так со мной? Я же просто пытаюсь помочь... Может, это и выглядит так, словно я навязываю свою помощь. Может, на самом деле, так оно и есть. Но, наверное, у меня есть на то причины? В комнате сделалось совсем темно. Думаю, сейчас около двенадцати ночи. Обернувшись я заметил, что Дима лежит в своей кровати и, судя по его медленно вздымающимся и так же медленно опускающимся бокам, спит. Странно. Обычно он ложится позже трёх или же совсем не спит, компенсируя усталость банками энергетиков. Один раз они едва не стали причиной его смерти. Неужели этот пустоголовый всё же начал учиться чему-то от жизни? Очень надеюсь, что да. Парень ещё слишком молод, чтобы умирать. Я осторожно подлетаю к окну. Оно всё так же открыто нараспашку, но я лишь слегка прикрываю его, так, чтобы с улицы в комнату проникал свежий воздух. Сегодня не холодно, так что Дима вряд ли может простудиться, тем более с его-то здоровьем. Несмотря на то, как небрежно он относится к своему организму, у него поразительно крепкий иммунитет. Я, хоть и призрак, но вполне могу чувствовать запахи, в том числе и запах сигаретного дыма. Думаю, он не будет против, если я немного тут проветрю. А, точно, он ведь уже спит. Сегодня как-то мрачно. Даже звёзд не видно. Зато туч на небе предостаточно–наверное, будет дождь, а может и не будет. Погода в Москве непредсказуема. Полная луна видна, но довольно расплывчато, опять-таки, из-за скопления облаков. В близстоящих домах уже погас свет, разве что в паре квартир соседнего здания всё ещё горели лампы. Конечно, нормальные люди в это время уже спят. А я... Мне как-то не хочется, да я теперь и не нуждаюсь во сне. Чаще всего таким образом я просто убиваю время, когда скука становится совсем невыносимой. Ещё при жизни я любил одиночество, но постоянно торчать в одной комнате, знаете ли, мягко говоря надоедает. Я опускаю взгляд вниз. Рядом с тротуаторм стоит ряд из машин, принадлежащих, понятное дело, жителям соседних домов. По узкой полосе дороги время от времени проезжали одинокие иномарки, но так же довольно редко. Время уже позднее. Только у одного меня бессонница. Вид из этого окна стал уже настолько тошнотворно привычным, что я смотрю в него уже не столько чтобы насладиться видом, а сколько от скуки. Всё одно и то же. Ничего не меняется. Всё те же люди, те же машины, те же дома. Нет, время от времени тут появляются новые лица, но что это меняет? Я всё равно не могу ни с кем познакомиться. Только наблюдать. Ненавижу это окно. А Дима его любит. Он часто усаживается на узкий подоконник и свесив ноги рассматривает улицы с интересом ребёнка, будто его действительно волновало то, что происходит там, внизу. Чаще всего он вдобавок ко всему этому выкуривает очередную сигарету, или же воткнёт наушники, да так, что хрен до него потом докричишься. Наверное, если бы началось землетрясение, он даже бы того и не понял. Да, похоже, я действительно пекусь о нём слишком сильно. Даже начинаю понимать, почему он так реагирует на мои многочисленные замечания. Да, похоже, я действительно превращаюсь в мамочку. Оу, кстати говоря... За всё время родители Диме ни разу даже не позвонили, как и он сам. Есть ли они у него вообще? Уж не знаю, что там ему пришлось пережить, но, в любом случае, не думаю, что у него есть повод, по которому он так старательно пытается себя убить. Вообще не думаю, что есть такой повод, по которому стоит самовольно расставаться с жизнью. Зачем умирать раньше? Мы все умрём в любом случае, просто кто-то раньше, а кто-то позже. Никогда не знаешь, где и когда смерть будет тебя поджидать. И я могу рассуждать об этом, поверьте, знаю, о чём говорю. Я уже мёртв. Почему многие люди так не ценят жизнь? Тратят время в пустую, губят себя курением, выпивкой, наркотой и прочей дрянью. Будто они только и живут ради того, чтобы умереть. Но продолжают жить. А я хотел жить! У меня было столько планов на будущее... Я столько всего хотел успеть... Но, видимо, не судьба. Кому-то явно не понравилось моё пребывание в мире живых. Ума не приложу, кого я мог так оскорбить? Кому было нужно убивать меня? Мы никогда не жили сильно богато. У отца была своя компания, однако он не был каким-то известным или крупным бизнесменом. Семья у нас относительно небольшая: я, мать, отец и Оля–моя младшая сестра. В детстве у меня почти не было друзей, как, в прочем, и в юности. Отец не разрешал. Ещё в младших классах у меня открылись удивительные способности к учёбе, что и стало моим главным несчастьем. Родители акцентировали внимание только на этом. Учёба, учёба, больше ничего. Будто я не способен ни на что другое. Я был отличником, лучшим учеником в классе, в школе, но и этого было мало. А ведь я много чего хотел попробовать в жизни... Помню, в детстве хотел стать космонавтом. Много читал про космос и вообще увлёкся этой темой. Мне было это интересно. Но отец не поддержал моих интересов. Эту идею пришлось оставить. Тогда, шестнадцать лет я опять решил попробовать себя в чём-то новом. Театр... Мне всегда нравилось, когда мы с семьёй или же с классом ходили на какие-нибудь спектакли. Часто, наблюдая за черезчур умелой игрой актёров забываешь, что ты находишься в театре, что всё это происходит на сцене, что актёры, по сути, точно такие же люди, как и ты; что всё происходящее ни что иное, как искусно выдуманный кем-то сценарий. Забываешь о том, кем ты являешься на самом деле. Во всяком случае, со мной именно так и происходило. Театр помогал мне расслабиться. Один раз, после очередного похода в Питерский театр, мне в голову пришла мысль: почему бы самому не поступить в театральный? Стать актёром... Звучит более чем заманчиво... Не столько ради денег и известности, сколько ради этих эмоций. Выступать на сцене, попробовать множество других ролей, доставлять людям удовольствие. На какое-то время забыть о своей настоящей жизни. Очень часто мне хотелось именно этого. Когда жизнь идёт неизменным чередом, когда сегодняшний день существенно ничем не отличается от вчерашнего, становится скучно. Я не хотел, чтобы моя жизнь протекла вот так однотонно, бессмысленно. Я хотел сделать что-то для этого мира, что-то поистине стоящее. Когда Оля поддержала мою задумку я только больше преисполнился энтузиазмом, однако вскоре и эти мои надежды канули в лету. Слова отца полностью их истребили, погасили последний луч надежды, за который я так старательно пытался ухватиться. Почему? На этот вопрос я не получил ответа даже сейчас. Задумку с театральным, как понятно, мне тоже пришлось оставить. И я продолжил учиться. Пока мои одноклассники напивались, ходили по тусовкам, занимались в кружках и жили полноценной жизнью, я до позднего вечера сидел, уткнувшись в проклятые книги, которые и сам постепенно начинал ненавидеть. Эта чёртова система образования сделала из меня зомби, раба, не имевшего права на собственные желания и интересы. Нравилась ли мне такая жизнь? Нет. Я ненавидел такую жизнь. Но мне пришлось смириться с ней. А что ещё оставалось делать? Можно подумать, моё слово имеет какое-то значение. Нет, только не в этой семье. Оля была моей единственной поддержкой. Правда, ей тоже пришлось нелегко. Если же мной родители занимались так до омерзения тщательно, то на мою сестру, можно сказать, полностью забили. Я помню, какой доброй и весёлой она была в детстве, с этими её рыжими косичками и искрящимися точно маленькие звёздочки серыми глазами! Вечно хотела всё попробовать–думаю, в этом мы с ней похожи. Нет, возможно, у неё было бы даже больше шансов чего-то добиться, чем у меня самого. Но наши родители решили иначе. Оля так и не смогла добиться их внимания, в то время как меня им наделяли уж слишком чрезмерно. Оля имела полную свободу в своих действиях, в то время как мне достался полный родительский контроль. Помню, как мы завидовали друг другу. Помню, как друг друга поддерживали. Мы стали друг для друга той самой любящей семьёй, о которой так мечтали и которой так не хватало нам обоим. Мы даже вместе хотели спеть песню под гитару (единственное хобби, которое отец смог мне позволить) песню на два голоса. Да, Оля умеет петь бесподобно. Очень жаль, что её таланты так и остались незамеченными. Надеюсь, после моей смерти хоть что-то в её жизни переменится в лучшую сторону. Потом развод. Наши родители развелись, поделив нас между собой словно личные вещи. Меня забрал отец, Оля осталась жить с матерью. Моя единственная лучшая подруга, моя поддержка. Моя единственная семья. Это стало настоящим ударом. Только чуть погодя, незадолго после моей смерти я понял, что родители распоряжались нами, как своей личной собственностью. При жизни я всегда пытался оправдать их, но нельзя всё время противиться истине и закрывать глаза на правду, пусть та тебе совсем и не нравится. Из меня пытались выдрессировать достойного преемника компании, в которой работает мой отец. Что по поводу Оли... С нею не считались совсем. Просто не обращали должного внимания. Только я один видел, как она на самом деле талантлива. В первые дни нашей разлуки мне было очень плохо. Как она? Что с ней теперь? Я ничего этого не знал. Мы общались по телефону и в сетях, но это далеко не то же самое, что видеться в живую. Я не мог обнять её. Не мог показать ей, как правильно играть те или иные аккорды на гитаре. Но, похоже, я должен был быть рад, что мог поддерживать с ней связь хотя бы таким ничтожным образом. Поскольку отец готовить не умел, эта обязанность перешла на меня. Я научился готовить самостоятельно, ведь питаться одними только полуфабрикатами для желудка не полезно и даже вредно. Я не хочу, чтобы кто-то из моих близких потом страдал от тяжёлых заболеваний, ровно так же как не хотел страдать ими и сам. Отец настоял на том, чтобы я пошёл учиться в институт. Тот самый Московский институт, в котором закончилась моя жизнь и началась новая. Мне удалось попасть на бюджетное место. Кажется, я действительно не зря пахал все эти годы. Мне выделили довольно неплохую комнату на четвёртом этаже общежития, что находилась в конце коридора. Мне это нравилось. Удалённость от других. По ночам практически не слышно, как мои пьяные однокурсники режутся в карты или же запевают незатейливые песенки под гитару. Хотя, и среди студентов у меня всё же был один друг. Антон. У нас с ним оказалось достаточно много общего, чтобы между нами завязалась дружба. Он трудолюбив, так же много времени уделяет учёбе, хоть и учится не на бюджете. Он добрый, всегда меня поддерживал, когда это было нужно. В этом он чем-то напоминает мне Олю. Антон даже остался в магистратуре только ради меня. Хах... Приятно знать, что ты кому-то нужен... Казалось, жизнь только начинает налаживаться, я начинаю жить по-настоящему, как вдруг в один прекрасный день... Бам! Я точно не помню, толкнули меня или же виновником являлся только я сам и моя неосторожность. Точнее, теперь я знаю, что это было убийство, но не тогда. Сидел на окне, любовался видом, и вот к чему это привело! Теперь я лечу вниз со стремительной скоростью, однако мне кажется, будто я падаю часами. Будто все в один момент застыло на долгое-долгое время, будто фильм поставили на паузу или поставили на минимальную скорость. Страшно. Сердцебиение разрывает грудную клетку, воздух приходится глотать, чтобы хоть как-то организм мог заполучить его. Я пытаюсь дышать, но не выходит. Машинально тяну руку вверх, будто бы моля о спасении, будто кто-то мог бы мне помочь. Будто я надеялся на спасение. Но спасения не было. Фильм ставят на перемотку. Вся жизнь проносится перед глазами. О чём же я думал в этот момент? Что ж... Мне вспомнилась гадалка. Та самая гадалка, к которой мама отвела нас с сестрой,когда мне было десять. Та самая, которая развела нас на деньги. Я понимаю, что умру. Моя жизнь никогда не была счастливой. Я умру, так и не познав всей прелести жизни, так и не добившись того, чего на самом деле хотел, так и не попробовав всего того, о чём мечтал. Даже не узнаю, выключил ли я утюг. Бац! Столкновение с землёй. Адская боль проходится по всему телу, задевая буквально каждую клетку. Хочется кричать, но кричать не получается. Силы медленно покидают меня. Я вижу людей, стремительно приближающихся в мою сторону, слышу их крики ужаса, но это длится не больше секунды. Дальше тишина. Размытие. Темнота. И вдруг мои глаза снова открываются. Помнится, Дима, ты сильно испугался, увидев своё бездыханное тело, лежащее на полу? Да, действительно страшно видеть свой труп и осознавать, что ты мёртв. Но знаете, каково было мне? Тело Димы хотя бы оставалось целым. А я... Хорошо, до сих пор отчётливо помню эти моменты. Помню, как задрожали руки, помню, как воздуха в лёгких стало катастрофически не хватать, пусть теперь воздух мне был и не нужен. Это я. Это моё тело. Сейчас оно лежит в луже крови, настоящей, алой крови, растекающейся по всему асфальту. На мне, на дороге, пара капель даже попали на здание общежития. Голова видна лишь наполовину. Остальное всмятку. Руки вывернуты, кое-где, особенно, почему-то, на первой стороне, торчали кости. Замечательная смерть, не правда ли? Выглядит ужасно. Я протягиваю свою всё ещё дрожащую руку к собственному телу, но та лишь беспомощно проходит сквозь него. Нет, пожалуйста, только не так! Я ещё не могу умереть! Толпа начала собираться. В основном это, по большей своей части, студенты. Жуткое зрелище. Некоторых начало тошнить, некоторые смотрели с ужасом и крайним непониманием, некоторые же были или по крайней мере выглядели совершенно спокойно. Будто наблюдают подобное каждый день, и это уже вошло в привычку. Тогда я впервые увидел слёзы Антона. Хотелось обнять его, утешить, но вот незадача!–я вновь прохожу сквозь него! Он не слышит и не видит меня. Никто не видит. Я стал призраком. Самым настоящим, никем не видимым призраком. Я мёртв. Меня больше не существует. Не успеваю я и глазом моргнуть, как тут же очутился в своей комнате. Словно по щелчку пальцев. Словно по команде в компьютерной игре. Кажется, у меня сейчас случится нервный срыв, и мне требуется время, чтобы понемногу начать успокаиваться. По крайней мере, я больше не вижу своего покромсанного тела. И теперь я точно знаю, что выключил утюг. Поскольку я привязан к конспекту, что лежал на тот момент под моей кроватью, старой и немного запылённой, я не мог покидать границ этой комнаты. Скука смертная. Со мной жил некогда один парень, но он не мог меня видеть, да и вскоре его забрали в военкомат. Снова скука. Люди приходили и уходили. Всё интересное происходило там, за дверью, а я даже не мог быть в курсе этих самых событий. Иногда подслушивал отрывками разговоры, но это не так уж и помогало. И в один прекрасный день, когда я просто лежал на кровати погрузившись в свой релакс, я услышал шаги. Открылась дверь. Дима. Человек, заставивший меня покинуть мир бессмысленных фантазий и вернуться в реальность. Он появился в моей жизни совершенно неожиданно, и я не хочу, чтобы он так же незаметно исчез. И я сейчас не шучу. Я не хочу, чтобы Дима умирал. Ведь я знаю, каково это. Станет призраком, которого не сможет видеть больше никто. Если у меня и была лишь пара людей, которые обо мне заботились и о которых заботился я, то у Димы гораздо больше этих самых "друзей". Я думаю, он не вынес бы такого одиночества. А может, и вынес. Но всё равно. Не хочу, чтобы так произошло. Тем более, если вспомнить, с каким ужасом Дима в первый раз принял факт о своей смерти. Не хочу. Не хочу, чтобы он страдал. Просто сам он этого пока что не понимает. Дима стал моим другом. Он даже может меня видеть. Он разговаривает со мной, путь зачастую грубо, я могу отчитывать его, и если он не слушает, то хотя бы точно слышит, в этом я могу не сомневаться. Благодаря ему я снова чувствую, что существую. Благодаря ему я чувствую, что я жив. "Но я мёртв." Смотрю на порыжевший от освещения уличных фонарей асфальт, отбрасывающих причудливые тени всего, что только попадало в нужную для того зону. Ветер затихает, я это вижу по деревьям, растущим на заднем дворе у одного из соседних домов. Да... "Как ты будешь помогать другим, если не можешь разобраться даже со своей собственной жизнью?" Не стоит считать слова пустой и глупой вещью. Если бы вы знали нашего Дипломатора, вы бы заговорили совсем иначе. Слова могут объединять и располагать к себе, а могут разрезать на тысячи маленьких кусочков, да так, что эта боль не отступит ещё очень долго. "Всем будет лучше, если ты умрёшь." Почему я вообще думаю об этом? Почему именно сейчас? "Слабак, ничтожество, тряпка!" Чувствуется неприятный ком, вставший поперёк горла. Ноздри начинает неприятно пощипывать. Нет, только не это! "Ужасный сын. Ужасный брат. Ужасный друг. Ты ни на что не годен." Слёзы, взявшиеся у меня неизвестно откуда, всё-таки наворачиваются на глаза, мешая нормально видеть. Теперь всё преобретает ещё более расплывчатый вид, что довольно забавно выделяется на общем фоне. "Отвали и не лезь." Слёз становится так много, что в глазу им просто уже не хватает места. Начинают стекать по щекам. Не стоит думать, что призраки не могут чувствовать. Я абсолютно так же ощущаю боль, и эмоциональную, и физическую. И сейчас мне очень больно. Сердца у меня так-то быть не может, однако я чувствую, как оно болит. Внутри хочется кричать, но я могу выдавить из себя только слабый сдавленный писк, отдалённо напоминающий посмертный крик мыши, неимоверно глупым образом попавшейся в мышеловку. Невольно начинаю всхлипывать, но и это тихое действие отдаётся очень слышно и чётко в образовавшейся ночной тишине. Приходится вытирать слёзы руками. Как же противно. Противно от самого себя. Так жалко закончить, а потом стоять и плакать, будто маленькая девочка. Хотя, зачем так девочку оскорблять? Даже не знаю, какое ещё слово из моего многочисленного словарного запаса подобрать для обозначения собственной беспомощности. Почему я плачу? Вспомнил детство, свою жизнь и понял, что всего этого у меня больше нет и никогда не будет? Ну и что теперь? Что теперь изменят слёзы? Ничего. Паршиво. На душе ужасно хреново. И вдруг голос. Он принадлежит ни кому иному, как моему соседу по комнате. Я невольно вздрагиваю, когда слышу тихий, кажется, немного обеспокоенный голос за своей спиной. –Олеж?..