Min far

      Тирис шесть, когда таинственная чёрная фигура впервые приходит к ней. Беспокойство сменяется глубоким сном, и Тирис открывает глаза, обнаруживая себя в странном тёмном пространстве без начала и конца. Она в любопытстве вертит головой по сторонам и чуть склоняет её вбок, когда чуткий слух улавливает едва слышное шуршание перьев.       Чёрная фигура парит над землёй (а землёй ли?) на таких же чёрных крыльях. Она замирает чуть в отдалении, чтобы не смотреть на ребёнка перед собой сверху-вниз. Тем более что ребёнок этот ростом ей даже не по колено.       Тирис всматривается в неё жадным взглядом, полным искреннего, чисто детского любопытства, и серые глаза, не мигая, осматривают внушительного исполина в чёрных, чернее ночи, одеждах, замечая, как колышутся от несуществующего ветра чёрные перья на крыльях. Мягкие, наверно... — Кто вы, господин? — не очень вежливо нарушать молчание первой, тем более когда перед тобой такое необычное и, наверняка, могущественное существо, но молчание становится невыносимым. Тирис позволяет себе небольшую вольность, но она ведь воспитанная девочка, а не какая-то оборванка, а потому старается сгладить её как можно более вежливым тоном.       Фигура напротив молчит, но слегка колышется, как будто делает какое-то движение руками — во тьме, с которой она почти сливается, трудно рассмотреть всё досконально, даже с нечеловеческим, эльфийским зрением, доставшимся от матушки. Очевидно, впрочем, что она что-то делает, потому что перед Тирис тотчас появляются светящиеся спокойным глубоким, но приглушённым синим светом буквы, складывающиеся в слова. И Тирис гордо подбирается — ей уже шесть, и конечно, папа уже научил её читать!       Мысли о папе, правда, тут же уносят детское сознание в другое русло, и грусть мелькает на детском личике. Но Тирис поднимает опустившийся было взгляд и вчитывается в светящиеся буквы.       «Ты не боишься меня?» — ей требуется время, чтобы под нос себе по слогам пробормотать написанное. А после вскинуть пытливый взгляд на чёрную фигуру и вновь забавно наклонить голову вбок, отчего огненно-рыжие волосы подпрыгивают и падают на лицо, прямо между глаз — тогда волосы у неё были густые и длинные, и мама осторожно перебирала их, заплетая в эльфийские косы, нередко вплетая в них какие-то цветы. — Почему я должна бояться тебя, господин? — Тирис пожимает плечами и смотрит всё с тем же чисто детским любопытством. — Ты не обзываешься и не бьёшься. Не ругаешься и не кричишь — почему я должна тебя бояться? — она неуверенно улыбается, невольно повторяя вопрос.       Дети лучше и тоньше взрослых ощущают чужие эмоции, и Тирис чудится, что отголосок лёгкого удивления доносится до неё. Она не может правильно интерпретировать его, а потому чуть вжимает голову в плечи, беспокоясь, что сказала что-то неправильно. Но произнести вслух не успевает: новые синеватые буквы возникают перед ней, завладевая всем вниманием.       «Кто же тебя бьёт и кричит на тебя, милое дитя?» — Тирис вновь по слогам под нос долго читает длинное предложение, и чуть хмурит рыжие бровки, размышляя о том, стоит ли отвечать на этот вопрос.       Родители учат её быть вежливой и обходительной в том числе и с незнакомцами, но в то же время не доверять им и не разговаривать без весомого повода. Странный господин с чёрными крыльями, вроде бы, тоже незнакомец, но Тирис чувствует неясную тягу и умиротворение, успокаивающие её. Мама говорит, что так действуют некоторые травы, а ещё — нехорошие заклятия, но странный чёрный господин, пусть он и довольно мрачный, не выглядит как нехороший колдун. По крайней мере, почему-то, Тирис в этом уверена. — Тиберий, противный мальчишка, постоянно лезет в драку, — она обижено поджимает губу и хохлится как маленький совёнок. — Тётушка Аглая постоянно вопит, словно её ножами режут, и обзывает маму и меня... Раньше не так сильно, но теперь, когда папу убили, она верещит постоянно. И всё время говорит маме, что это она виновата...       Напоминания встают перед глазами болезненными воспоминаниями. В ушах звенит высокий мерзкий голос тётки и противный смех Тиберия. Перед глазами вновь виднеются заплаканные глаза мамы и бледное, как маска, холодное лицо папы.       Воспоминания о папе отзываются грустью и непонятной тяжестью в груди. Тирис умненькая девочка (чтобы там про неё ни говорила противная тётка), она знает, что такое смерть, и знает, что папа никогда больше не проснётся. И знание это поднимает бесконтрольную грусть, от которой глаза становятся влажными, как после сильного удара от склочного Тиберия. Опуская голову и взгляд вниз, она пытается спрятать слёзы, ведь вряд ли странному чёрному господину понравится, что она плачет не пойми из-за чего, верно?       Ветер-которого-нет мягко касается волос и чуть треплет их, словно прикосновение. Тирис шмыгает носом, украдкой поглядывая на фигуру в отдалении, думая о том, что перед таким солидным господином ей негоже распускать нюни. Поэтому она старается не думать о папе, потому что все мысли о нём снова вызывают грусть, с которой тяжело бороться. Но она должна, ведь мама борется, хотя ей куда труднее, чем маленькой Тирис, поэтому и Тирис не может её подвести. — Прости, господин, — она неловко улыбается, робко поглядывая на чёрную фигуру, и к своему удивлению видит перед собой новые буквы:       «Ты скучаешь по своему отцу», — это не вопрос, но Тирис всё равно кивает и вздыхает: — Очень. И мама по нему скучает. А тётушка Аглая говорит, что это мама его убила. Мама из-за этого много волнуется и часто плачет. Они никогда не любили нас, потому что мы, ну, не такие как они. Не люди, а значит, от нас все беды — так они говорят, — она пожимает плечами, но в её глазах и голосе сквозит непонимание. Непонимание многих вещей, на самом деле, равно как и их незнание.       Ох, Неотвратимый, непростую работку подкинуло твоему слуге!..       «Я могу помочь тебе. Раз ты меня призвала, я могу научить тебя» — И тогда я смогу помочь маме? — в голосе Тирис слышится надежда, едва она заканчивает читать всё также себе под нос и по слогам.       Ответом ей служит короткое «да», и детские черты едва не в прямом смысле светятся изнутри наивной детской открытостью. Тирис предстоит узнать, понять и осознать ещё много вещей, в частности и о том, кем же является странный чёрный господин. Но это всё будет ещё впереди — сейчас же у неё есть внезапная надежда и широкая солнечная улыбка, которую она дарит чёрной фигуре на чёрных крыльях.