
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Исправляем ошибку четвертого сезона. Таймлайн: летние каникулы между третьим и четвертым сезонами.
Я на твоей стороне
24 октября 2021, 08:40
Желания заняться каким-нибудь полезным делом не было никакого, поэтому Самуэль, предварительно прикрыв дверь в комнату, продолжил бесцельное валяние в постели, принявшись за не менее бесцельное блуждание в интернете. Соцсети как обычно затянули его своим парадоксально однообразным многообразием, и внешний мир ушел куда-то на периферию сознания.
Он догадывался, о чем Андер хотел поговорить с Гусманом, поэтому не рассчитывал, что они быстро закончат. Так и оказалось: их негромкие голоса и шаги начали раздаваться снаружи где-то только через час после уединения, а значит, серьезный разговор был закончен. Самуэль вынырнул из всемирной паутины со смутной тревогой и каким-то странным предвкушением, ожидая, что Гусман снова заявится к нему в комнату, но, на удивление, этого не произошло. Часть него всё же порадовалась, что его покой не нарушили — продолжать тот до жути странный разговор совсем не хотелось.
Из глубины квартиры раздавался какой-то невнятный шум, который Самуэль всё никак не мог идентифицировать. Какое-то время он старательно прислушивался к происходящему за дверью, а потом всё же сдался. Его любопытство было недостаточно сильным для того, чтобы отрывать себя от кровати и выходить наружу, поэтому он просто вернулся к своему супер-важному занятию. Конечно, видео про производство жидких гвоздей само себя не посмотрит.
В следующий раз от телефона его оторвал уже запах. Пахло чем-то подозрительно жареным, поэтому с кровати Самуэль вскочил как ошпаренный и быстрее дернул ручку двери. Опасения оправдались, и в коридоре этот запах усилился, подгоняя дальше на кухню, где взору Гарсия открылась картина разрывавшегося между плитой и планшетом Гусмана, бормотавшего под нос какие-то ругательства.
— Ты что делаешь? — пораженно выдохнул Самуэль, пытаясь разглядеть, не идет ли, случаем, из сковородки огонь.
— На флейте играю, — раздраженно огрызнулся Гусман. — На что это, блин, похоже?
— На то, что ты пытаешься спалить мою квартиру?! — голос как-то бесконтрольно дал петуха.
— Не истери, всё нормально будет с твоей квартирой, — буркнул тот, заливая в сковороду воду. Раскалённая посуда издала облегченное «шшшшш» и умиротворённо забулькала.
— Зачем ты готовишь? — Самуэль предпринял вторую попытку разобраться в том, что тут, черт возьми, сейчас происходило.
— А зачем люди обычно готовят, Саму? — у Гусмана явно не было никакого желания вести с ним нормальный разговор.
— Я знаю, зачем готовят обычные люди, Гусман, но ты к обычным людям не относишься.
— Заткнись и сядь, — не самым вежливым образом попросил тот. Удивительно, но Самуэль почему-то послушно уселся за стол и принялся молча наблюдать за нервничающим Гусманом. Тот взялся за нож и завис над разделочной доской. Неуверенность, с которой он крошил лук, ежесекундно сверяясь с рецептом на планшете, заставляла Самуэля вполне серьезно опасаться за исход этого сомнительного предприятия.
— Осторожнее с пальцами, — всё же не выдержал он, когда лезвие ножа в очередной раз соскользнуло с гладкой поверхности лука и воткнулось в доску где-то в миллиметре от гусмановских пальцев.
— Что, переживаешь за меня? — фраза была вполне в духе Гусмана, вот только напряжение не позволило ему вложить в нее даже части свойственного этому парню нахальства и издевки.
— Нет, только за кухню — не хочу, чтобы ты залил мне тут всё своей кровищей.
Гусман как-то смазано хмыкнул, показывая, что шутка оценена, но от своего занятия не оторвался. Его врожденное упорство помогло ему довести начатое до конца, и через долгих десять минут он удовлетворенно разогнулся, утерев со лба пот, а потом и слезы, проступившие из-за лука. Правда, утёр он их прямой той ладонью, которой только что удерживал этот овощ на месте, поэтому в следующую секунду его согнуло пополам, и кухню наполнил мучительный крик.
— Глаза!..
Самуэль понял, что пришла его пора вмешаться в творившийся хаос, поэтому подскочил к скрючившемуся товарищу и силой сдвинул впритык к раковине.
— Вымой руки и промой глаза, — скомандовал он и, пока Гусман кряхтел над раковиной, бросился к сковородке.
За время, пока Нуньер занимался луком, вся вода успела выпариться, и кусочки курицы начали активно подгорать. Страница рецепта приоткрыла завесу тайны задуманного Гусманом блюда, и оказалось, что тот пытался приготовить жульен. Следуя указаниям, Самуэль закинул лук к мясу, перемешал и уменьшил огонь. После чего позволил себе слегка выдохнуть. Ощущение того, что ситуация была успешно взята под контроль, вселяла успокоение. Теперь можно было проведать и непутевого повара.
— Живой? — спросил он, положив ладонь меж лопаток склонившегося над раковиной Гусмана. — Дай-ка гляну, — с этими словами Самуэль подцепил его подбородок, вынуждая повернуть к себе лицо. Тот шмыгал носом, словно несколько часов рыдал без остановки, а покрасневшие глаза усиливали эту ассоциацию. Сейчас он казался до ужаса беззащитным, что Самуэль не удержался и невесомо погладил большим пальцем его скулу. То, как Гусман прильнул к его руке, чуть прикрывая глаза, заставило Самуэля застыть на месте. Связь с реальностью была успешно потеряна.
Цепкий взгляд Гусмана из-за красноты отдавал болезненностью, а еще как будто бы отчаянием. Он смотрел прямо в глаза напротив, и в какой-то момент его взгляд медленно опустился ниже. Сердце Самуэля забилось где-то в районе горла. Ситуация выходила из-под контроля.
— …Грибы… — выдохнул он первое, что пришло на ум.
Обдумывание его внезапного комментария заняло у Гусмана целую вечность, зато его глаза переместились обратно.
— …Что? — заторможено спросил он.
— Грибы. Порежь, — в чуть более развернутом виде объяснил Самуэль и махнул рукой в сторону планшета, тем самым уходя от прикосновений, близости и всего этого странного момента. — Если ты хочешь закончить свой жульен.
Гусман молча разогнулся и, не прекращая тереть глаза, вернулся к столу. В том же молчании он принялся за грибы, которые выходили из-под его ножа кривыми кусочками, а Самуэль тем временем делал вид, что следит за мясом. Ситуация вернулась в видимое нормальное состояние.
Входная дверь отворилась, впуская внутрь Омара, находившегося в самом бодром расположении духа. Увидев его улыбающееся лицо, Самуэль сам непроизвольно улыбнулся, делая вывод, что встреча с родителями прошла успешно.
Стоило Шана заметить их двоих на кухне, как он замер, с удивлением спросив:
— Что вы делаете, парни?..
— На флейте играем, — хмыкнул Самуэль, вспоминая эту фразу, и на автомате бросил взгляд в сторону Гусмана. Но тот упорно глядел только на опасный предмет в своих руках.
— Ну вы, блин, точно женатики, — беззлобно ухмыльнулся Омар. — Не удивлюсь, если завтра буду наблюдать картину того, как вы вместе сажаете цветы во дворе или с умилением смотрите на то, как ваша собака радостно скачет по всей квартире и гадит по углам.
— Не называй Валерио собакой.
Омар задорно расхохотался, а затем, подойдя к другу, от переизбытка чувств заключил в крепкие объятья.
— Хорошо прошло? — задал Самуэль риторический вопрос, обнимая его в ответ.
— Даже лучше, чем хорошо! — сверкая глазами, полными жизнью, ответил тот. — Они попросили познакомить их с Андером.
— Это отличные новости, — не мог не согласиться Гарсиа.
— А то! Осталось сказать об этом…
— Омар, — вдруг раздалось со стороны коридора. Безэмоциональность, с которой Андер, появившийся в дверях, произнес его имя, была подобна ледяной воде, окатившей с ног до головы. Он снова смотрел с той же решительной отчаянностью, как и в прошлый раз, заставляя остальных неосознанно испытывать тревогу.
— Я как раз хотел…
— Мы можем поговорить? — с этими словами Андер шагнул обратно вглубь коридора, предполагая, что его парень последует за ним.
Самуэлю было больно наблюдать за тем, как стремительно угасла широкая улыбка Омара. За всё время их дружбы он не так часто видел его абсолютно счастливым, и сейчас было так жаль осознавать, что новость, которую Андер собирался ему рассказать, снова на неопределенный срок отнимет у него это ощущение счастья.
Растерянно глянув на Самуэля, Омар поспешил за Андером, и вскоре на кухне они с Гусманом снова остались одни. Гарсиа тяжело опустился на стул, бездумным взглядом наблюдая за тем, как Гусман закидывает грибы в сковороду, параллельно щедро осыпая ими плиту.
— Андер хочет уехать, — вдруг прорезался его ровный голос.
— Я знаю, — Самуэль кивнул.
— …Думаю уехать вместе с ним.
У Самуэля похолодело внутри. Уехать?..
Вообще, он не должен был так реагировать. Какое ему дело до того, хочет Гусман уехать или нет? Они не были особо близки: не друзья, скорее товарищи по несчастью. И все же почему эта новость отозвалась внутри тянущим беспокойством и даже тревогой? Почему пригвоздила к месту, без возможности как-то отреагировать, ответить, пожелать счастливого пути, в конце концов? Самуэль просто продолжал сидеть истуканом, с трудом переваривая услышанное, и молчал. Гусман тоже больше ничего не говорил, предпочитая уделять всё свое внимание натиранию сыра на терке.
Стук в дверь прервал их «безудержное веселье», и Самуэль, сначала было дернувшийся от резкого звука, отодрал себя от стула и поплелся открывать.
За дверью стояла Ребека. Он успел заметить большую сумку с вещами, перекинутую через плечо, прежде чем взглянул в лицо девушки. Лицо это выражало такую печаль и обреченность, что Самуэль без слов отступил, пропуская подругу внутрь квартиры.
Она мазнула по Гусману взглядом, никак не прокомментировав его внезапные ролевые игры в повара, и это уже было тревожным звоночком. Привычная Ребека не упустила бы возможности поприкалываться над вспыльчивым одноклассником.
— Что случилось? — спросил Самуэль с уверенностью, что что-то да случилось.
— Всё как обычно, Саму… — устало ответила она. — Можно я останусь у вас на какое-то время?
— Конечно…
Ребека, больше не говоря ни слова, развернулась в сторону комнаты хозяина квартиры. Обменявшись быстрым взглядом с Гусманом, Самуэль последовал за ней.
Там, меланхолично выгружая вещи из сумки, Ребека и рассказала ему о том «обычно», которое приключилось с ней часом ранее. Вернувшись домой после утреннего визита, она сразу направилась в свою комнату, но случайно услышала голос матери, доносившийся из-за приоткрытой двери кабинета. Подслушивать было в ее природе, но имя собеседника, озвученное матерью в ходе разговора, заставило прирасти к полу.
Ребекка.
— Она приставила ее ко мне, Саму, — бесцветным голосом сказала девушка, уже в пятый раз перекладывая одну и ту же футболку с места на место. — Чтобы я не узнала лишнего. А лишнее… Наверно, ты уже и сам понял, — она вдруг как-то эмоционально хмыкнула. — А я всё никак понять не могла, почему мама так активно пытается заставить меня уйти с работы в ее баре. Оказалось, я была просто помехой в ее нарко-бизнесе. Я такая дура… — ее рот опасно скривился. — Такая дура…
Внешняя маска равнодушия раскололась и рассыпалась первыми слезами, хлынувшими из глаз Ребеки. Она шумно всхлипывала, зарывшись в плечо подоспевшего Самуэля, а ему ничего не оставалось, кроме как гладить ее по спине и приговаривать слова утешения. «Обычно»? Что ж, с этим он бы спорить не взялся. Он сам был причиной того, что предательства близких людей в жизни Ребеки стали закономерностью. Сейчас этот факт болью отзывался в груди.
Бессонная ночь и переживания сделали свое дело, и уже через некоторое время заплаканная Ребека клевала носом, практически засыпая на плече Самуэля. Он осторожно уложил ее в постель, с заботой укутывая в одеяло, и двинулся было в сторону выхода, как его остановил тихий вопрос:
— Скажи, что со мной не так?..
— С тобой всё «так». Ты лучшая, Ребе, — твердо сказал он то, что считал истиной на самом деле. — Просто окружающие тебя люди намного хуже.
— …Она мне так нравилась… — едва слышно прошептала Ребека. Из уголка ее глаза стекла слеза, а в следующую секунду девушка уже провалилась в сон.
Бесшумно выскользнув в коридор, Самуэль вернулся на кухню. Его желанием было снова опуститься на тот же самый стул и просто продолжить наблюдать за телодвижениями Гусмана, что бы он там сейчас не делал. Странно, но Самуэль вдруг отчетливо понял, что наблюдение за этим парнем приносило ему самому спокойствие. Даже если он пытался спалить его квартиру или отчекрыжить себе пальцы.
Но его желанию не дано было сбыться.
— Омар ушел, — сказал через плечо стоявший у раковины Гусман.
— Ушел?.. — Самуэль замер, не дойдя до своего места нескольких шагов.
— Ну, явно не просто погулять.
— Черт, — выплюнул тот, доставая телефон. Он набрал нужный номер, напряженно гипнотизируя спину Гусмана, но Шана, ожидаемо, сбросил. Не медля ни секунды, Гарсия направился к двери. — У меня есть идеи, где он может быть, я проверю.
— Может, ему нужно время побыть одному, — пожал плечами Гусман.
— Не теряй, — с этими словами Самуэль вышел, успешно проигнорировав его фразу. У него не было намерения оставлять Шана одного. Честно говоря, в последнее время он был так себе другом, как для Ребеки, так и для Омара, но теперь точно знал, что хочет это исправить.
Поиски Омара заняли значительное время. Самуэль обошел все те места, которые, на его взгляд, имели для старого товарища хоть какое-то значение или являлись их убежищем в детстве. Мимоходом вспоминая истории минувших дней, он переходил от места к месту, пока ноги сами не принесли его на железную лестницу одного из жилых домов в соседнем квартале. Сидящий на ржавых ступенях Омар поначалу показался наваждением, еще одним воспоминанием из прошлого, вот только его лицо, полное печали, доказывало, что Омар этот был из настоящего. Поднявшись вверх, Самуэль пристроился рядом с ним на узкой ступени и замер.
— Как ты меня нашел? — через время первым начал разговор Шана.
— Эта улочка за магазином твоих родителей.
— Точно… — Омар выглядел так, словно эта информация стала для него открытием. — Вот ведь как получается. Значит, в тяжелые моменты мы подсознательно ищем защиты у родителей, даже если находимся с ними в ссоре.
— Вы помирились, — напомнил Самуэль.
— Да, помирились, — согласился тот. — Но сейчас это уже не имеет значения.
— Неправильно, — Самуэль нахмурился от этих неприятных слов. — Ты забыл, что мирился с ними ради вас самих, а не только ради того, чтобы познакомить их с Андером.
— Да, но Андер — это часть меня. Я так горжусь тем, что он у меня есть. Уверен, если бы родители увидели, насколько он прекрасен, они бы перестали смотреть на меня так, словно я безнадежен.
— Не говори так, будто ваши отношения с ним — это твое единственное достижение в жизни.
— Но ведь так оно и есть, — меланхолично пожал плечами Омар.
— Неправда, — качнул головой тот, — посмотри на весь тот путь, который ты преодолел от мальчишки, тайком продающего наркотики, чтобы сбежать из дома, до человека, готового представить своего парня семье.
— Вот только этому парню, очевидно, на это плевать, — в его голосе зазвенели тяжелые нотки, словно сейчас он озвучивал то, что его не на шутку задело. — Он даже не предложил поехать с ним, лишь поставил перед фактом, что сваливает!
— Ты ведь знаешь, почему он не предложил. Лас Энчинас — это отличная возможность для таких, как мы. Выпускной год в этой школе может стать трамплином для дальнейшей учебы или трудоустройства.
— А для Андера, значит, не может? — едко заметил Омар.
— Сейчас в его жизни другие приоритеты. И я не берусь утверждать, что в твоей жизни приоритет именно учеба, — Самуэль вскинул ладони. — Это может быть всё, что угодно. Ты можешь продолжить учиться или бросить школу, или найти работу, или даже отправиться в путешествие — хоть с Андером, хоть без него. Ты волен делать со своей жизнью всё, что пожелаешь, просто первопричиной твоих решений должен быть ты сам… Вот, что я хочу сказать, — он неловко пожал печами, размышляя о том, удалось ему донести свою мысль в понятной форме. — Да, вы пара, но жизнь у каждого из вас своя. Андер сделал тот выбор, который на данный момент необходим именно ему… Тебе делать свой.
— Разве не предполагается, что ты, как мой друг, должен быть на моей стороне? — пробурчал в сторону Омар. Несмотря на его, казалось бы, претензию, он совсем не звучал так, словно сказал это всерьез. Он задумался, уже не выглядя столь разраженным.
— Я на твоей стороне, — уверено сказал Самуэль. — И Андер тоже.
Они помолчали какое-то время, пока Омар, разглядывающий свои ладони, не выронил тихо:
— Я должен отпустить его, да?
И вроде бы это было вопросом, но Самуэль чувствовал, что Омар задавал его не ему, а самому себе, поэтому просто ободряюще сжал плечо. На лице Шана вырисовалось выражение печальной покорности, словно он принял решение, которое, может, и ранило его своей реальностью, но было единственно верным.
Они просидели на лестнице до самого захода солнца, ведя неторопливые беседы обо всём, что только приходило им в головы, совсем как когда-то тогда в детстве. А с наступлением сумерек Омар предложил сам:
— Давай возвращаться.