Все мы сумасшедшие

«Первый раз — случайность, второй — совпадение, третий — закономерность», — уже в который раз за это утро повторил про себя Самуэль. Потом скосил взгляд на свою личную «закономерность», мирно сопящую под боком и вздохнул. Ну что за удивительный человек. Как можно было сказать что-то столь невероятно смущающее, а потом спокойно уснуть? Самуэль вот не смог. Практически всю ночь он проворочался, балансируя где-то между дремотой и полноценным сном, не в силах выкинуть из головы последнюю фразу Гусмана. Сделай меня счастливым. Кто вообще в здравом уме будет просить о таком? Тем более у обычного знакомого, с которым он хоть и делил несколько скелетов в шкафу, но всё же был не так близок. Гусман, как всегда, не переставал удивлять. Из недр квартиры раздавался шум, словно кто-то в спешке собирался, бегая из одной комнаты в другую и обратно. Судя по звукам, это мог быть только Омар, так как Андеру обычно была не свойствена такая хаотичность, но что могло так взбудоражить его друга с утра пораньше, Самуэль не знал. Он выполз из постели, напоследок кинув долгий взгляд на умиротворенно спящего Гусмана, и тихо отворил дверь. Как раз в этот момент мимо его комнаты проносился Омар, который, заметив Гарсиа, тут же резко тормознул рядом с ним и выпалил: — Я не выгляжу слишком помятым? Его громкий голос заставил Самуэля неосознанно дернуть на себя дверь, прикрывая вход в комнату, и это движение не скрылось от глаз Омара: — Да не бойся, не разбужу я твоего парня, — нетерпеливо отмахнулся он, снова убегая в свою комнату. — Он не мой… — начал было Самуэль, но друга и след простыл. Пришлось проглотить свое возмущение, так как распаляться было уже не перед кем. Он постоял в коридоре некоторое время, так как все еще немного подвисал после сна, и затем последовал за Шана. — А ты куда с утра пораньше-то? Разве у тебя не ночная смена была? — Ночная, — подтвердил Омар, придирчиво оглядывая себя в зеркале. Он оттягивал край рубашки, пытаясь разгладить ее, но ткань плохо поддавалась его ухищрениям. Когда Самуэль прислушивался к его передвижениям из комнаты, ему показалось, что Омар находился в большой спешке, но сейчас, разглядывая друга, он понял, что тот больше нервничал, чем торопился, поэтому совершал все эти хаотичные перемещения по квартире. — Если бы я не знал, что вы с Андером уже встречаетесь, я бы подумал, что ты сейчас собираешься на свое первое свидание в жизни, — прокомментировал Самуэль, не понимая, что вообще такое нашло на Омара. — Это хуже, чем первое свидание, — пробормотал тот, продолжая свои манипуляции с рубашкой. — И почему в этом доме нет утюга? — Потому что его никто не покупал, — логично заметил Самуэль, хмыкнув. — Смочи водой. Омар тут же развернулся в сторону ванной, найдя это предложение дельным, и ловко проскочил мимо Самуэля. Тому снова пришлось тащиться за своим шустрым товарищем, чтобы продолжить разговор. — Так куда ты намылился-то? — К родителям, — сдержанно ответил тот, с сосредоточенным выражением лица смачивая складки на одежде. Этот ответ породил в голове Самуэля еще больше вопросов, заставив его задуматься, с какого из них стоило начать свои расспросы. Омар тем временем продолжил сам: — Ты вряд ли знаешь, но вчера был Ид аль-адха — самый значимый мусульманский праздник. — Ты… снова веруешь? — максимально осторожно спросил Гарсиа. — Нет, — без колебаний сказал Омар. — Но они — да. Вчера мне позвонил отец. Сам, — он вскинул взгляд на отражение Самуэля, чтобы проследить за его реакцией на эту новость. Тот своего удивления не скрыл. — Сказал, что они оставили часть курбана — жертвенного животного — и что хотят разделить эту часть со мной. Мне больше нет дела до этой религиозной канители, но я знаю, что это значит для них. Это больше, чем просто кусок мяса… — Омар покачал головой. Он сделал паузу, словно подбирал подходящие слова, а потом сказал: — Это — раскрытые для объятья руки. — И ты решил принять это объятье, — констатировал факт Самуэль, легко улыбнувшись. От этой информации внутри него разлилось тепло вместе с осознанием того, что члены семьи Шана, наконец-то, потихоньку начали делать несмелые шажки по направлению друг к другу. Это казалось таким правильным, что даже мысль об этом приносила облегчение. — Я вообще всё это время после ссоры с ними размышлял о наших взаимоотношениях, — Омар, наконец, оставил в покое свою рубашку и повернулся к собеседнику лицом. — И пришел к выводу, что, несмотря ни на что, они остаются моими родителями. Пусть наши взгляды кардинально различны, пусть они меня не понимают, а я не принимаю их убеждений, но мы всё еще одна семья. Я… не хочу отказываться от них, — он глянул на своего друга как-то слегка напряженно, словно ждал, что тот не одобрит его решения, но Самуэль лишь улыбнулся еще увереннее. — Я рад, что ты пришел к такому выводу. Правда. — Видимо, это и называется взрослением, — хмыкнул Омар, опять окидывая свое отражение придирчивым взглядом. — Я хочу им это показать. Если мы начнем снова общаться, то разговор должен быть на равных. Я хочу, чтобы они увидели во мне взрослого человека, способного отвечать за свои решения и поступки. — Ты поэтому эту рубашку на себя натянул? — скептически усмехнулся Самуэль. Честно говоря, выглядел в ней Омар совершенно нелепо, как младшеклассник, под шумок стянувший отцовскую офисную одежду. — Где ты вообще ее откопал? — Это Андера. Не очень, да? — вопросы Гарсиа внесли свою смуту, и сейчас Омар оглядывал свой образ с большим сомнением.  — Не обязательно носить рубашки, чтобы быть взрослым, — просто сказал Самуэль. Омар прищурился, переваривая эту фразу, а потом прямо здесь же принялся расстегивать пуговицы. — Ты прав, — он усмехнулся. — Похоже, что я сосредоточился не на том. Он подался было из ванной комнаты, чтобы переодеться, но, поравнявшись с Самуэлем, затормозил, посмотрев на него каким-то нерешительным взглядом. Тот понял причину его неуверенности без слов и мягко опустил на плечо друга ладонь. — Я уверен, всё пройдет отлично. — Надеюсь… Я действительно хочу наладить с ними отношения. Но только если они готовы к тому, что я такой, какой я есть. — Ты не единственный, кто взрослел всё это время, — ободряюще сказал тот. Омар сначала улыбнулся, а потом благодарно кивнул и скрылся в своей комнате. В этот момент кто-то уверенно побарабанил во входную дверь, и Самуэлю ничего не оставалось, кроме как отправиться ее открывать. Стоило замку щелкнуть, как в квартиру энергичным вихрем ворвалась Ребека. — У нас было свидание! — выпалила она, являя Самуэлю свои горящие глаза. — У нас? — заторможено переспросил парень, для которого активная подруга оказалась слишком внезапной для раннего утра. — Да не у «нас»!.. — нетерпеливо отмахнулась она. — С Добле! — Ааа, — осознание этой новости только начало приходить к Самуэлю, но Ребеку уже понесло дальше: — Она сама позвала меня пройтись после работы! А было уже раннее утро, знаешь, все магазины закрыты, на улицах тихо, никого, только пара бомжар увязалась, и прохладно так, ну, в общем, романтика!.. — девушка продолжила увлеченно тараторить что-то про прелести утренних прогулок, параллельно выгружая из принесенных с собой пакетов продукты. О наличии в этом доме хоть какой-то еды она явно надежд не питала. — …И представляешь, всё это время мы просто шатались по Мадриду: никаких дискотек, дорогих тусовок, алкоголя — только мы вдвоём, пустые улицы и поднимающееся солнце. — И парочка бомжей, — напомнил Самуэль, улыбаясь. — И парочка бомжей, — не стала отказываться от своих слов Ребека. — Но даже так — это было мое самое лучшее свидание в жизни… — она вдруг глянула на него с растерянностью и добавила: — Извини. — Ничего, — он улыбался уже вовсю, раззадоренный этим извинением и видом столь воодушевленной подруги, которая, наконец, нашла кого-то, кто делал ее по-настоящему счастливой. К тому же, факт того, что они спокойно затронули тему своих бывших отношений, не мог не радовать: значит, они потихоньку освобождались от гнета воспоминаний о том времени. — Мы дождались, когда начали ходить первые автобусы, и она проводила меня до остановки, — снова вернулась к утренним событиям Ребека, ностальгически жмурясь. — Но нам так не хотелось расходиться, что мы просидели на этой остановке еще два часа, просто болтая обо всем подряд. А потом… — она вдруг сделала паузу, а ее восторженный взгляд поплыл, что Самуэль сразу догадался: — …вы поцеловались. Ребека спрятала покрасневшее лицо в ладонях, а Самуэль тепло рассмеялся, глядя на ее смущение — такое очаровательное, словно ей было снова тринадцать, и она получила свой первый в жизни поцелуй. Такая реакция доказывала, что эта Ребекка с двумя «ка» нравилась ей всерьез и довольно сильно. Самуэлю оставалось только за них порадоваться. Не выдержав его лукавого взгляда, Ребека припустила к дивану, чтобы свалиться на него со всего размаху и зарыться в подушки. Появившийся в этот момент в помещении Гусман сонно вздрогнул от этого молниеносного перемещения и замер на пороге. — Теперь понятно, почему в этом диване несколько пружин выбито, — наконец, прокомментировал он этот олимпийский прыжок на несчастную мебель. — Намекаешь, что я толстая? — тут же предъявила Ребека, награждая взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — …Нет, — Гусман, конечно, был парнем смелым, но инстинкт самосохранения ему был не чужд. — И не притворяйся, что ты спишь на этом диване, — ухмыльнулась девушка, — я видела, из какой комнаты ты вышел. Самуэль, которого внезапное появление Гусмана выбило из колеи настолько, что он всё это время просто стоял и бездумно пялился на него, после комментария Ребеки, очнувшись, перевел на девушку взгляд. В ее насмешливых глазах явственно читалось: «Три — закономерность, Саму». Он закатил глаза. — Ты сама-то спать не хочешь? — технично сменил он тему. — Всю ночь на ногах. — Ах, не думаю, что смогу уснуть, — сказала она, тиская в объятьях подушку. — Столько всего произошло… — Что произошло? — с подозрением спросил Гусман, подходя к выпотрошенным пакетам с едой. Оглядев содержимое критическим взглядом, он вытянул из общей кучи две булочки, одну из которых, развернув, протянул Самуэлю. Тот молча принял ее, подозревая, что от взгляда Ребеки это вряд ли укрылось. — У Ребеки было свидание. — Правда? С кем? — с искренним изумлением спросил Гусман. — Твое удивленное лицо оскорбляет меня, — цокнула та, опасно прищурившись. — Да, у меня было свидание. С девушкой с работы. — С девушкой… — эхом повторил Гусман, ненадолго подвисая. — Нынче все, что ли, в лесбиянки подались? Его беспардонная фраза заставила Ребеку задохнуться от возмущения. — Что значит «все»? — из коридора вынырнул Омар с рюкзаком наперевес, как оказалось, успев услышать последнюю сказанную фразу. Теперь его образ не отличался от того, каким его привыкли видеть остальные, и Самуэль одобряюще ему кивнул, а затем и ответил: — Гусман помешался на мысли о том, что Надия с Лукрецией встречаются. Омар на эту новость разразился бурным смехом, а Ребека снисходительно заулыбалась, тут же забыв о своем негодовании. — Это самое нелепое, что я когда-либо слышал, — отсмеявшись, сказал Омар, сверкая веселыми глазами. — Если бы моей сестре нравились девушки, я бы узнал об этом первым. — Да вы видели их странички? — Гусман был разражен их ироничным отношением к этой идее. — Они друг от друга не отходят! — Так у них там кроме друг друга больше никого и нет, конечно девочки стали близки, — заметила Ребека. — Зная Лу, она к этому времени уже перезнакомилась бы с половиной Нью-Йорка, а с другой бы успела стать врагами. Но нет, всё это время она не отлипает от Надии и даже не стремится налаживать никаких контактов. Согласитесь, на нее это не похоже. — Ну, Лукреция сильно поменялась с тех пор, — пожал плечами Омар. Он сверился с часами и поторопился на выход. — С чего бы это, — хмуро буркнул Гусман. — Чувак… — Омар, уже было схватившийся за ручку двери, затормозил и окинул Гусмана взглядом, полным сожаления, — …она человека убила. И с этими словами он вышел. В гостиной повисла тишина. Гусман смотрел прямо перед собой, совершенно не выражая никаких эмоций. Вряд ли он мог забыть обстоятельства смерти Поло, но наверняка это было то, что он хотел бы забыть, чтобы двигаться дальше. Глядя на него такого, Самуэль чувствовал, что у него самого внутри что-то больно обрывалось. «Сделай меня счастливым», — вспомнилось ему снова. Он вглядывался в это каменное лицо и чувствовал свою абсолютную беспомощность. Что он вообще мог сделать в этом случае? Как он мог помочь забыть эту боль и заставить его почувствовать себя счастливым? Когда Гусман, наконец, отмер и дернулся по направлению к коридору, чтобы просто молча покинуть комнату, Самуэль поддался отчаянному порыву и осторожно удержал его за локоть. Мог ли он принести хотя бы толику успокоения, своими прикосновениями показывая Гусману, что он был не один?.. Самуэль скользнул вниз по его руке и сжал холодные пальцы. «Ты не один». Маска Гусмана дала трещину, являя потерянное выражение лица, от которого еще сильнее защемило сердце. Он с жадностью сжал чужую ладонь в ответ, и какое-то время они так и простояли, держась руки. Затем пальцы Гусмана выскользнули из ладони Самуэля, и он, слегка улыбнувшись с какой-то усталой благодарностью, продолжил прерванный путь. Ребека, ставшая свидетелем этой сцены, вопреки ожиданию, совсем ничего не сказала.