Все мы сумасшедшие

Самуэль медленно вполз в свою квартирку, не чувствуя сил даже на то, чтобы включить свет, и замер у стены, откидывая голову назад. Эта двойная смена, на которую он подписался только из большой любви к Омару, выжала из него все соки. А потом, по ощущениям, влила обратно и безжалостно выжала снова. — Так и будешь там стоять? — прорезавший тишину голос заставил Самуэля вздрогнуть, а затем страдальчески вздохнуть. — Опять ты… — Никакого почтения к дорогому гостю, — отозвался Гусман. В полутьме его долговязая фигура, вальяжно растянувшаяся на диване, угадывалась лишь по очертаниям, но даже сейчас в его позе Самуэлю виделась та особенная стать и чувство собственного достоинства, которым обладал этот невыносимый в своей самоуверенности человек. — Гость? Ты ошиваешься тут каждый день. — Неправда, — возразил тот бодро. — Вчера меня здесь не было. Неужели не скучал? — Ага, всю ночь рыдал в подушку… от счастья. И вот ты снова здесь. — «Несчастным или счастливым человека делают только его мысли, а не внешние обстоятельства». Фридрих Ницше. Самуэль даже по голосу слышал, что Гусман сейчас улыбался своей фирменной самодовольной улыбкой человека, сумевшего блеснуть своими познаниями перед таким обычным простолюдином вроде него. Будь у него лишние силы, Гарсиа обязательно бы вступил с ним в очередную словесную перепалку, но сегодня он был способен лишь на еще один усталый вздох. На какое-то время в комнате снова установилась тишина, прислушавшись к которой Самуэль вдруг осознал, что больше никаких звуков в квартире не раздавалось. — Подожди, а как ты вошел? Омар с Андером укатили в какой-то свой особенный поход на все выходные. — Я сделал копию ключей еще на прошлой неделе, — лениво отозвался Гусман. — Что за?.. — Самуэль прикрыл ладонями лицо, с силой растирая его. Стоило держать себя в руках. Эта неожиданная новость действительно заставила всё внутри заклокотать от раздражения, но… почему он был не удивлен? Выходка была вполне в духе этого типа. — Кстати, от тебя воняет так, словно кого-то стошнило прямо на тебя, а потом ты упал в ведро с шампанским, — Гусман всегда был мастером ненавязчиво начать светскую беседу. — Наоборот, — наконец оторвавшись от стены, Самуэль зашаркал внутрь квартиры. — Сначала было шампанское. Я в душ. — Открой окно, дышать невозможно, — со стороны Гусмана это была даже не просьба, а просто приказ с непоколебимой уверенностью в том, что всё будет выполнено именно так, как он сказал. Гусман был не из тех, кому отказывали. А Самуэль был не из тех, кто делал то, что ему говорили другие. Он сделал крюк по гостиной, чтобы пройтись прямо перед носом одной конкретной нахальной морды, развалившейся на его диване, и только потом потопал в ванную. — Ах ты скотина, — нотки восхищения в голосе Гусмана заставили его тихо улыбнуться. Помыться хотелось неимоверно, но даже свежесть прохладного душа не возвращала ему хоть капли физических и душевных сил, которые были полностью потрачены на работе. Повезло, что учебный год еще не начался, иначе пойти с утра в школу в таком состоянии он был бы просто физически не способен. С водными процедурами пришлось быстро закончить, как только Самуэль понял, что если сейчас он не выйдет сам, то уснет прямо здесь, и его бездыханную тушку выволакивать из душа придется Гусману. Хотя, кто сказал, что он будет это делать? Скорее, сделает кучу компрометирующих фоток и зальет в инстаграм. Или отправит Андеру с Омаром, мол, смотрите, с каким идиотом вы живете. Или Ребеке, мол, посмотри, с каким идиотом ты встречалась… Или, может, даже Карле. Самуэль прислушался к себе и с усталым облегчением понял, что воспоминания о ней больше не царапали сердце изнутри. Всё прошло. Можно было двигаться дальше. — Я думал, ты там утонул, — Гусман обнажил зубы в дружелюбном оскале, стоило Самуэлю снова показаться в основной комнате. Теперь здесь горел слабый свет, окно было открыто, а сам Нуньер стоял у раковины, сложив руки на груди. — Волновался? — попытался поддеть его тот. — Нет. Подумывал тихо уйти, предварительно стерев со всех поверхностей свои отпечатки. — Что ж, для этого тебе бы пришлось провести здесь генеральную уборку, — буркнул Самуэль, тяжело усаживаясь за кухонный стол. Гусман продолжал смотреть на него сверху вниз в этой внешне закрытой позе, и от теней, падавших на его лицо, становилось немного не по себе. — Голоден? — наконец, вымолвил он. — …Очень, — честно признался Гарсиа, этим ответом заставив Гусмана отмереть и повернуться к столешнице. — Я знал, поэтому взял по пути порцию олья подрида в ресторане «Собрино Де Ботин», — он вынул названное блюдо из пакета и поставил перед носом Самуэля, заставив того недоверчиво сощуриться: — Сколько это стоит? — Не переживай, не больше сорока евро, — тот продолжил деловито обкладывать его приборами, хлебными лепешками и специями. — Так что цена приемлема даже для твоей нищебродской задницы. — А для твоей буржуйской задницы — не слишком дешево? — хмыкнул Самуэль, принимаясь за предложенную еду. — Дело не в цене, а в том, что это — «Собрино Де Ботин»! — глаза Гусмана распахнулись в притворном ужасе. — Это самый старый ресторан в мире! Легенда!.. Он продолжил вещать что-то про древнюю печь, работающую с самого основания, про Хемингуэя, писавшего в этом заведении свои произведения, про обедавшего здесь Нила Армстронга и прочие важные факты. Всё это Самуэлю, на самом деле, было известно (все-таки, не последняя же он деревенщина, чтобы не знать одну из популярнейших достопримечательностей столицы), но прерывать возбужденного вышагивающего по маленькой кухоньке Гусмана он не торопился. Вид столь увлеченного Гусмана неизменно вызывал у него улыбку, а еще облегчение: в подобные моменты он выглядел по-настоящему живым — таким, каким он был когда-то давно, пока волна боли и ужаса не накрыла «Лас Энчинас». — …Ты чего лыбишься? — вдруг с подозрением спросил Гусман, заметив его улыбку. — Ничего. Слушаю, — быстро сориентировался Самуэль, с повышенным интересом утыкаясь в тарелку. — Слушает он, — пробурчал тот, всё еще не сводя с него взгляда своих пронзительных глаз. — Знаю я это «слушаю». С таким же лицом на занятиях сидел во время учебного года, ворон считал. — Ты ворчишь, как моя мама… Признайся, она нашла на тебя какой-то компромат и теперь заставляет приходить сюда каждый день и читать мне нотации. — В этом мире ни у кого нет таких секретов, ради которых пришлось бы платить столь высокую цену, — насмешливо вскинул подбородок Гусман. — В таком случае, факт того, что ты приходишь сюда добровольно, пугает еще больше. Они синхронно посмотрели в разные стороны, скрывая друг от друга свои улыбки. — Так где ты вчера-то был? — через время поинтересовался Самуэль, продолжая уминать тушеное мясо с невероятной скоростью. С каждой ложкой нежнейшего блюда к нему возвращались силы, а возможность поперекидываться с Гусманом колкостями так вообще практически заставила захотеть снова жить. — То он жалуется, что я, видите ли, каждый день оскверняю своим светлым ликом эту обитель порока и разврата, то интересуется, почему я не приходил, — Нуньер склонил голову набок, самодовольно щурясь. — Просто признайся, что скучал. — Вот еще, — возмутился тот. — Это всё Андер мне за два дня плешь проел, что, мол, я на тебя несправедливо нагнал, вот ты психанул и ушел. А потом не вернулся. Откуда мне было знать, может, ты там где-нибудь с первого моста от горя сиганул. Гусман фыркнул. Позавчера он и вправду психанул после очередной перепалки, которую они устроили с Самуэлем, и уехал домой. И вряд ли кто-то из них двоих сейчас вообще помнил, о чем тогда шла речь: препирались они постоянно, по поводу и без. Омар с Андером не уставали дразнить их тем, что они своими склоками напоминали семейную парочку с двадцатью годами совместной жизни. — И правильно сделал! — Гусман возвел вверх указательный палец. — Андер — настоящий ангел — единственный, кто любит меня в этом ужасном мире. — Ну, ты не обольщайся, этот ангел, как бы, уже занят другим ангелом, — Самуэль на секунду задумался. — У мусульман есть ангелы?.. — Что ты за невежественная морда, — покачал головой Гусман, глядя с таким сочувствием, словно перед ним сейчас сидел умственно отсталый. — К тому же, в этом мире кроме плотской любви — это же единственная любовь, которую ты знаешь, да? — существуют еще и другие. Платоническая, братская — именно такая, которая существует между нами с Андером, — он приложил руку к груди, полностью вживаясь в роль оскорбленного чужим невежеством. — Наша любовь проверена годами. С самого детства мы втроём… Он вдруг замолк, словно у него резко закончился воздух. Еще рано. Слишком больно. Самуэль закончил с невероятно поздним ужином, больше похожим на слишком ранний завтрак, и теперь медленно пил воду, наблюдая за Гусманом, замершим напротив с маской печали на лице. Он никак не прокомментировал это почти прозвучавшее упоминание Поло, потому что всё равно не знал, что сказать. Это была слишком сложная тема, чтобы вот так просто поднимать ее в два часа ночи. И стоило ли? Для них всех пришла пора оставить прошлое позади и учиться жить дальше. — Я был у родителей, — Гусман ожил, внезапно вспомнив про изначальный вопрос, на который, честно говоря, Самуэль уже и не ждал ответа. — Они попросили провести с ними время. — Ясно, — он кивнул. — Ездили в центр? — Нет, всё время были дома и просто разговаривали, — тот пожал плечами, не понимая, почему тот сделал такое предположение. — Не было надобности ездить ради этого в центр. — Ясно, — снова повторил Гарсиа, немного сбитый с толку. — Просто ты сказал, что заехал в «Собрино Де Ботин» по пути, а он в центре города. А чтобы доехать от твоего дома до моего, пересекать центр не нужно. Глаза Гусмана сначала расширились от удивления, а в следующую секунду на его лице вырисовалось смятенное выражение. Он поспешно отвел взгляд, пытаясь совладать с вырвавшимися из-под его контроля эмоциями: — Там у меня были другие дела. — Понятно, — Самуэль поднялся, собирая со стола посуду. — Спасибо за еду. Очень вкусно, все-таки, не зря это место держится на плаву уже почти триста лет… И отдельное спасибо за то, что ради меня ты пересек половину города, чтобы купить ее, — он не сдержал ехидной улыбки, наблюдая за смущением этого внешне напыщенного парня, который все еще не любил показывать и всячески отрицал, что заботился о Самуэле не меньше, чем об Андере или любом другом человеке, который имел в его жизни какое-то значение. — Вот зараза, — наконец, возмущенно прошипел Гусман и ретировался с кухни обратно на диван в гостиной. Выглядело это как самое настоящее отступление, поэтому Самуэль не мог не остаться горд собой за эту маленькую победу. Смущать Гусмана было невероятно приятно. Вскоре в сушилке оказалась вся посуда, вымытая не самым тщательным образом, и Самуэль поспешил к себе в комнату, раздеваясь уже на ходу. После сытной трапезы держать глаза в открытом состоянии становилось с каждым мгновением труднее, поэтому всё, чего ему теперь хотелось — это упасть в свою постель и не просыпаться хотя бы до полудня. Стянув футболку, он заполз на кровать и рухнул лицом в подушку, а в следующую секунду от двери раздалось: — Я думаю, она с кем-то встречается. Самуэль застонал в подушку. Интонации в голосе Гусмана не предвещали ничего хорошего: это была явно та мысль, которой он хотел поделиться именно сейчас и, которая, наверняка, в его представлении не могла подождать до утра. Так что можно было даже не надеяться, что после вежливой (или не очень) просьбы Самуэля тот послушно отстанет и свалит из его комнаты. Но попытаться всё же стоило. — Гусман, я хочу спать, давай зав… — Посмотри сам, — рядом с Самуэлем приземлилось еще одно тело, заставив кровать жалобно мяукнуть. Нуньер требовательно потряс его за плечо, призывая поднять голову и посмотреть в экран его телефона. Такому Гусману было легче подчиниться, поэтому Самуэль с очередным вздохом подпер голову кулаком, послушно вперившись взглядом в слепящий прямоугольник, маячивший перед самым носом. — Ну, и? — не выдержал он через время, прекратив листать посты в фейсбуке Надии. Фотографии из кафе, панорамы Нью-Йорка, селфи с Лукрецией, короткие очерки о жизни в Америке — всё это не выглядело даже капельку подозрительно, но один сталкер, пыхтящий сейчас под его боком, видимо, так не считал. — Ты, что, не видишь? — Эмм… не вижу что? — Она выглядит счастливее! — возмущенный его тугодумием Гусман, выхватил телефон обратно и принялся с безумным взглядом листать ленту вниз. — Она поступила в престижный университет Америки на бюджет, вырвалась из-под гнета родителей и рассталась с тобой — я на ее месте тоже был бы на седьмом небе от счастья. Самуэль сказал это и прикусил язык. «Рассталась с тобой» было добавлено не со зла, просто в качестве шутки, но как на это мог отреагировать Гусман, он не знал. Отъезд Надии в Нью-Йорк и их совместное решение о расставании ударило по его эмоциональному состоянию сильнее, чем мог предположить любой из их компании. Именно тогда Гусман стал появляться в квартире Самуэля чаще, чем в своем собственном доме, и ребята решили, что ему было просто трудно оставаться одному. Сам Самуэль, на самом деле, был совсем не против его визитов, так как уже привык к тому, что его обитель уже давно превратилась в проходной двор. Официально с ним жил только Омар, но, естественно, где Омар, там и Андер, поэтому к его присутствию хозяин квартиры тоже привык. К ним так же частенько захаживала Ребека, прощение у которой Самуэль вымаливал целый месяц после окончания учебы. В конце концов, она простила его, в очередной раз подтвердив статус самого доброго человека в его жизни, и стала наведываться, иногда приводя с собой Каэтану. Так же к ним каким-то ветром периодически приносило Валерио, который, видимо, приезжал в эту квартиру по старой памяти, если дела винодельни заставляли его посетить Мадрид. Валерио был бы не Валерио, если бы вместе с собой не привносил в жизнь их маленькой квартирки хаос и разрушения, устраивая спонтанные вечеринки для всяких подозрительных личностей, которых потом приходилось выгонять из дома с особым усилием. Так что на фоне всего этого безумия посещения Гусмана выглядели скромно и практически незаметно: первое время он шатался где-то на фоне молчаливой тенью отца Гамлета, не внося в общие настроения никакого вклада. А потом его начало заметно отпускать. Он стал участвовать в разговорах, привычно цеплялся к Самуэлю, язвил и вел себя как самодовольная задница — и ребята с облегчением констатировали, что старый добрый Гусман к ним вернулся. Но смог ли он отпустить Надию, они не знали. — Это другое, — нетерпеливо мотнул головой Гусман, и Самуэль, во все глаза наблюдавший за ним, выдохнул. Нуньер выглядел так, словно даже не заметил этой подколки, а значит, их расставание с Надией больше не было для него столь болезненной темой. — Какое «другое»? — Смотри, это ее первые посты после переезда, — он опять принялся тыкать в лицо Самуэля фотографиями улыбающейся Надии. — А это сейчас, — резким движением он долистал ленту до последних постов. — Видишь? — И там и там она выглядит одинаково счастливой. — Она выглядит счастливой по-другому, — Гусман упрямо гнул свою линию. — Ладно, ладно, уговорил. По-другому. Что за пятьдесят оттенков счастья, — пробурчал Самуэль, снова подминая под себя подушку и прикрывая глаза. Зачем он вообще спорил? Стоило давно согласиться с ним и отправиться, наконец, на боковую. — Я это вижу, потому что я ее знаю… Эта тихая фраза заставила Гарсиа снова открыть глаза и внимательно глянуть в лицо, подсвечиваемое экраном. Он задумчиво разглядывал его веснушки, которые, наверно, в первый раз видел так близко, а потом спросил: — Зачем тебе это? Гусман перевел на него взгляд, и только в этот момент Самуэль понял, что лежали они до неприличного близко. Его это заставило почувствовать себя немного неловко, а вот Гусман, похоже, никакого дискомфорта не испытывал. Самуэлю всегда казалось, что в его словаре понятие «личное пространство» всегда отсутствовало. — Я хочу знать, кто он, — властно отозвался Гусман. — Вы расстались. — Я помню. — И что ты собираешься делать, если она действительно с кем-то встречается? Гусман взял паузу, продолжая немигающим взглядом гипнотизировать Самуэля. — …Ничего, — он сморгнул, теряя какую-то часть твердости во взгляде. — Я просто хочу знать. Она всё еще дорогой мне человек, Саму, и я хочу, чтобы у нее всё было хорошо. А вдруг ей попался мудак какой-то? В таком случае я лично поеду в этот Нью-Йорк и выбью из него всё дерь… — Если ты это сделаешь, — перебил его Самуэль, — то она сама из тебя его выбьет. Ты знаешь Надию, она не любит, когда в ее жизнь врываются рыцари, спешащие спасти беспомощную принцессу. — Это правда, — Гусман вдруг так тепло улыбнулся, что Самуэль невольно замер. Он никогда не видел, чтобы тот улыбался столь мягко, а не растягивал губы в своей голливудской улыбке. Они помолчали какое-то время, а потом Самуэль, сообразив, что тот не собирался сваливать из его постели, решил подвести итог: — Так что если тебя это беспокоит, то лучше спроси у нее сам. Не думаю, что она будет скрывать от тебя, — он зевнул, поелозив головой по подушке. — Но, если честно, я сомневаюсь, что это правда. Что ты там увидел? Она выкладывает фотки только с Лукрецией. По-твоему, она с ней, что ли, встречается?.. Последнее было сказано с ощутимой долей сарказма, но глаза Гусмана вдруг неожиданно распахнулись от потрясения, и он снова впился взглядом в телефон. — О черт… — Эй, я пошутил, — на всякий случай уточнил Самуэль. — Это может быть правдой! — напряженно выпалил тот. — Нет, не может, — вздохнул он, растирая усталые глаза. — Гусман, ради всего святого, давай спать? — Они ходили в тайский ресторан, — загипнотизировано пробормотал Гусман, снова проглядывая фотографии. — Лу терпеть не может тайскую кухню, она бы согласилась пойти туда только ради кого-то, кого действительно любит… — Но это же не значит, что они встречаются. Что ты там втирал? Платоническая любовь, и всё такое. — Это другое, — снова отбрил его тот. Самуэль вздохнул и закрыл глаза. Переспорить этого парня было делом нелегким. — Спать, — повторил Гарсия, попытавшись вслепую отнять у него телефон. Гусман ловко перекинул устройство в другую руку, поэтому Самуэль схватился уже за пустую ладонь. Потом, недолго думая, подтянул эту руку поближе и подмял под себя, чтобы усложнить тому жизнь. — Это же бред, Гусман, подумай сам. — Ага… — тот, оторвавшись от экрана, зачарованно смотрел на то, как этот парень обнимает его руку, словно любимую игрушку. — Они не встречаются. — Ага… — Это такое же бредовое предположение… как если бы кто-то… кто-то сказал, что мы с тобой встречаемся… — Самуэль говорил с паузами, с трудом борясь с овладевающим его сном. — Согласись? — Ага. — Ну вот… Спи, — и с этими словами он отрубился. Завороженный картиной беззащитного выражения лица этого обычно хмурого парня, Гусман отложил телефон и тихонько устроился рядом. О том, чтобы незаметно отнять у него свою руку, не могло быть и речи. Да и не хотелось почему-то. «Действительно, бред какой-то», — подумал Гусман, окончательно соглашаясь с точкой зрения Самуэля, и заставил себя расслабиться. И зачем он понапридумывал всё это, идя на поводу у своей больной фантазии и чрезмерной подозрительности? Похоже, для него настало время начать учиться отпускать те аспекты его жизни, над которыми он больше не имел власти. Чужое горячее дыхание опаляло ладонь, заставляя покрываться мурашками, и Гусман, прекратив разглядывать длинные пушистые ресницы напротив, прикрыл глаза, вдруг отчетливо осознавая, что сегодня впервые за долгое время уснет не в одиночестве.