Чёрная слабость

— Макс, это же… — Да. Йорг кое-как нащупывает ногой опору — а потом соскальзывает внутрь ствола и плюхается на мягкий слой перегноя. Стены тоннелем уходят вверх, и вокруг черно как в закрытом гробу. — Вот и всё, — говорит Макс, и в свете зажигалки Йорг различает очертания детского черепа. — Прости, что не нашли тебя раньше. Скелет, пронизанный жесткой порослью веток, скорчился на дне дупла. Обнаженный от плоти, обглоданный зверьками и отмытый дождями, он кажется странно маленьким, хрупким. Словно один из тех пластиковых муляжей из кабинета биологии, которые Йорг так любил разбирать. Он машинально стаскивает шапку. — Я бы тоже озверел десять лет здесь сидеть, — хмыкает Макс. — Так что — без обид. Природа молчит. Но в этом молчании Йоргу чудится согласие и нечто вроде благодарности. — Как ты думаешь, почему Томми остался тут? Так боялся Петера с дружками? — Да вряд ли, он же не дурак. Просто не смог один выбраться, — Макс весь передергивается. — Ну что, вытащим его? — Нет. Думаю, надо оставить всё как было до приезда полиции. — А. Ты прав. — Макс осторожно трогает желтоватую кость. — Подожди еще немного, хорошо? Мы приведем твою маму. Вздохнув, он оглядывает отвесные стенки дупла: — Приколись, отсюда и вправду так просто не вылезешь. — Давай, подсажу, — Йорг опускается на колено и соединяет руки замком. Макс кивает, и Йорг поднимает его, пока тот не хватается за край. — Ааа, воздух! — радуется Макс. — Сейчас, Ёж… Минуту, что он возится наверху, Йорг осматривает полый ствол — и вправду, слишком широкий, чтобы упереться руками и ногами, слишком гладкий, чтобы зацепиться. Идеальная ловушка, созданная самой природой. — А дерево потом срубят, — обещает Йорг. — Обязательно. — И, застеснявшись, хватается за рукав спущенной Максом косухи. Внизу, у корней, мельтешат лохматые спинки — целая дюжина рыжих кабанчиков рыхлят землю, когда один вдруг с визгом срывается с места и бежит прочь. Остальные — за ним, и нехотя, тяжко ступая, отходит кабан, напоследок пихнув дуб клыками. Йорг ожидал увидеть пылающий лес, но нет — их костер почти погас сам, Макс затаптывает еле тлеющий огонек. Неужели, теперь им везёт? Деревья словно расступаются, открывая тропу, мрак редеет, и они быстро идут к трассе, мерцающей вдали теплым золотом фонарей. Макс на всякий случай всё же оставляет на ветках банты из полос красной юбки, так что к дороге выбирается в одной комбинации, торчащей из-под пуховика. Йорг не может поверить: — Это всё, да? Это правда всё? — Он в восторге вертит головой, то на деревья, то на Макса, то на белесый от инея асфальт. — Ай, жеппа-то замерзла… Всё, всё. Проходящий мимо грузовик приветствует их протяжным гудком, но это лучший звук, который Йорг слышал в своей жизни. А Макса он ещё согреет. Сегодня же. Пока он просто стаскивает кофту и повязывает ему на пояс. — Еее, скейт-стайл! — смеется Макс и целует его. И Йорг понимает, что теперь-то всё точно хорошо. Машина дожидается их в ореховых зарослях, целая и нетронутая, и даже заводится с первого раза. Нутряная вонь в салоне кажется почти дружелюбной. Питательной. Макс выруливает на дорогу и быстро едет — но не в сторону города. — Бензин кончается, — поясняет он. — До заправки ближе. Оттуда и позвоним. Йорг не уверен, что им стоит возвращаться к обобранному бедному Пельману, но ничего не говорит. В конце концов, другого варианта у них как бы нет. Внезапно, словно порвали в небе подушку, начинает валить крупный снег. Он налипает на дворники, закрывает комками стекло. — Да что за… — Макс сбавляет скорость, и они мучительно плывут в белом мареве. — Что мы делаем не так?! — Йорг щурится, но впереди только снежная мгла. — В смысле? — Почему он нам мешает? Опять. — Без понятия, — Макс барабанит по рулю. — Может, это не он, а какой-то другой уже… утопленник, висельник, я там не знаю… Мало ли мертвецов. У Йорга голова идет кругом. Если мир и вправду наполнен злобными духами, каждый со своим особенным замыслом… По встречной проползает грузовик, медовые фары тускло горят, как фонарики на елке. — Давай поймаем попутку до города? — Не, — Макс мотает головой, — не стоит. Я так чувствую. — Да. Они редко ходят, наверно, — соглашается Йорг. Мимо них тут же сказочным поездом Санты проезжает караван из трех дальнобоев. — Ну, теперь не скоро будут, — утешает Макс, провожая взглядом еще одного. Лампочка на топливном датчике слепит ярко-алым. Макс, всхрапнув, отдирает из-под сидения жвачку и заклеивает её. — Мм, еще свеженькая, двухдневная. Йорг кривится от омерзения и смеется… В этот момент машину начинает трясти. Макс досадливо бьет по колену: — Так! Тут есть-нибудь тяжелое? Папа говорил, помогает сбросить балласт. — Вроде нет, только мусор, — Йорг заглядывает на заднее сидение. — Нет. — И почему она такая слоновая… Держи руль, — командует Макс и тянется к ручке. — Что ты?.. — Скорости не прибавляй. И не тормози, а то больше не заведем, — Макс открывает дверцу и вылезает в буран. Йорг сжимает липкую оплетку, сам липкий от страха. Он раньше никогда не рулил, вообще. Машина глухо тарахтит, но ползет, вроде бы, по прямой. Вдруг накрывает осознанием, что от него ничего толком и не зависит. Механизм как большое животное, и Йорг в его чреве. Это хуже, чем болтаться в ветвях живого ебливого дерева. Когда они вернутся в Берлин, он обязательно попросит Макса, чтоб научил водить. А то и сам пойдет в автошколу! Слышно, как Макс, матерясь, выламывает что-то сзади, со звоном кидает на дорогу. — Ничего себе тут… Йорг оборачивается, но видит в заднем стекле только грязно-белый открытый багажник. Тем временем, дрожь становится не такой частой, и машина, словно воспрянув, с каждой секундой едет более плавно. Розовый огонек горит сквозь потекшую жвачку. — Наркобарон долбаный! — ржет Макс и для комплекта отрывает крышку багажника. Немного идет рядом с машиной, а потом ныряет на водительское место. — Спасибо, Ёж. Йорг, всё ещё не веря избавлению, отсаживается. — Двойное дно — это так тупо, — ухмыляется Макс. — Погляди. — Он кидает Йоргу на колени большой пакет с белым порошком. — Я-то думал, почему такой перегруз… Там было дохерищи. Йорг осторожно, рукавом свитера берет его: — Здесь же грамм шестьсот. — Не, меньше, учитывая, как бодяжат. — Макс деловито стряхивает с бровей снег. — Впрочем, всегда можно добавить еще чуть-чуть соды. Или стирального порошка! — Эй, мы же не будем… — Да, конечно, — Макс закатывает глаза. — Ну сбрасывай балласт, чо. И Йорг кидает пакет в буран за окном.

***

У них получается проехать километра три на издыхающем двигателе, а потом мотор хрипло рокочет и замолкает. Макс вертит ключ в замке зажигания — тщетно. — Пока, форсунки, — он отдает честь и строит скорбную мину. — Ну, пошли так? Они вылезают из машины в белую мглу. Снег бьет в глаза, лезет в уши, под воротник. Йорг идет по краю дороги — первым, как ледокол, Макс за ним, держась за плечо, чтобы не снесло ветром. — Почему он нам мешает? — кричит Йорг. — Я не знаю! — Может, надо было достать его? — Нет! По-моему, ты правильно сделал… Пусть полиция посмотрит. Йорг выдыхает и мысленно просит: потерпи еще немного, Томми. Совсем чуть-чуть. — Как ты думаешь, Петер признается в других двух убийствах? Макс громко фыркает: — Нет! Это не он же. Он слишком ссыкло, чтобы проломить кому-нибудь башку топором. Вот рюкзак в туалет запинать — это пожалуйста. «Тебе лучше знать», — думает Йорг, но, конечно, не говорит. Как по-нему, самое жалкое существо иногда такое может вытворить… — Смотри, Ёж, мы пришли! — Макс указывает куда-то наверх, и вправду, в снежном мареве синеет круглая эмблема «Фольксваген». Наконец-то заправка! Они бегут, пригибаясь от ветра, который с каждой секундой сильнее. Снег обжигает, царапает щеки, колет глаза. Вдруг — скрип, низкий стон металла, и Йорг едва успевает затормозить. Поваленный ветром столб преграждает им путь, неоновая вывеска с рублеными VW истошно мигает. Кое-как они перелезают его, и скорчившись проходят последние несколько метров сквозь ледяной ад до желтого павильона. Макс первым заскакивает в магазинчик и тут же кидается к телефонной кабине в углу. — Мы закрыты! — скрипит из-за прилавка старик. — Пожалуйста, простите, но нам надо позвонить… — начинает Йорг. — Я сказал, мы закрыты, — мстительно повторяет господин Пельман. — Нам очень нужно! — Уходите! Магазин не работает. — Ой да не пизди, на вывеске «круглосуточно», — отмахивается Макс, листая толстый засаленный справочник. — Ты об этом пожалеешь, — цедит Пельман, выбираясь из-за прилавка. — Ты обо всём пожалеешь, паршивец… — На сухом папиросном лице явная решимость выгнать нахалов взашей. Йорг напрягается, предчувствуя, как унизительно будет пихаться со стариком и объяснять ему важность их миссии. Но Пельман деловито шаркает мимо, к дверям, позванивая связкой ключей. Запирает замок и опускает плотные рулонные шторы, злобно бормоча себе под нос. Он и вправду попросту закрывается. Зажмурившись до боли в веках, Йорг прислоняется к торцу стеллажа. От усталости и духоты его совсем повело. Каждая клетка тела словно хочет насытиться теплом, хотя бы еще немного… — Да-да, — частит Макс в трубку. — Мы отметили место. Мы сами сейчас… я не знаю точный адрес… Йорг открывает глаза за долю секунды до того, как старик опускает топор на голову Макса. — О, тут написано. Щас… Серебристое широкое лезвие блестит в желтом свете, это Йорг видит четко. Всё остальное вокруг — почему-то в сером мареве, словно в виньетке на старом кадре. Он хочет крикнуть: «Макс!» — но движение быстрее, чем слово, быстрее даже чем мысль. Занесенное лезвие летит ему прямо в затылок, когда вдруг Макс оборачивается, по своей всегдашней беспокойной привычке, и вскидывает руку со справочником. Топор с хрустом наискось прорубает страницы, они желтым листопадом рассыпаются по полу; Пельман зло выдыхает — а потом валится с ног от толчка Йорга и врезается в витрину с крючками и блеснами. Топор со звоном скачет по полу, Йорг быстро загоняет его под стеллаж. — Ты как? — Норм, — кивает Макс, снова хватаясь за трубку. — Алло? Алло! Чёрт. Они отключились! Старик с хриплым рычанием поднимается. На жилете тут и там болтаются пластмассовые пестрые рыбки. Йорг подсекает его и снова толкает в грудь, хватает Макса за руку, и, поскальзываясь на кафельном полу, они несутся к дверям. — Ключи у него! — Макс беспокойно оборачивается на Пельмана, который с проклятиями корчится на полу. Йорг хватает банку из пирамиды собачьих консервов и бьет в нижнюю половину двери — но жестянка сминается, а на стекле остается лишь крошечная царапина. Надо было оставить топор! Йорг пинает дверь в железную раму, пальцы отзываются болью, Макс, подскочив к стеллажу с инструментами, пытается снять с держателей лом… Пельман поднимается и идет к ним, пошатываясь. В руке блестит небольшой охотничий нож. Йорг запускает в него банкой — старик пригибается, швыряет другую — и рассекает висок, но и залитый кровью, тот продолжает идти. Йорг отступает — за спиной тупик, закуток между стеклом и шкафом с какими-то кашами и, кстати, желатином… В этот момент Макс кидается на старика, но Пельман умудряется полоснуть его по руке. Отшатнувшись, Макс прижимает ладонь к разрезу на рукаве, кровь капает на кафель, а Пельман коротко крякает и загоняет нож ему в живот по самую рукоять. Макс секунду смотрит на него со странной улыбкой — а потом снимается с лезвия и просто отходит в сторону. Всё так же улыбаясь, держит руку на отлете, и на пол капает красное… Старик рычит, обнажая бледные десны, и снова делает выпад — но на этот раз Йорг быстрее. Он бьет его по пальцам, нож отлетает, а Йорг, схватив Макса, за пару секунд проносится десяток метров вдоль пестрых стеллажей. В туалете он подпирает дверь шваброй и оборачивается к Максу: — Ложись на пол. Постарайся не шевелиться. — Я не буду, тут грязно, — фыркает Макс. — Хорошо, я подстелю бумаги! — Да уж, пожалуйста. Пока Йорг отматывает километры бумажного полотенца, Макс сам начинает раздеваться — расстегивает пуховик… — Осторожней! Не надо! Макс со скучающим видом показывает ему пробитый белый пакет, из которого тонкой струйкой бежит порошок. — А говорят, от наркотиков только вред. — Да что ты… Макс!!! — Йорг!!! — кривляется он. — Вечно командуешь, не можешь даже послушать! — Извини, — Йорг смеется от радости. — Прости, значит, ты… — Да нет, ранен, — Макс опирается на край раковины. — И это пиздец как больно… Йорг помогает ему снять косуху, и на пол из рукава весело выплескивается лужа крови. — Хорошо так попал, — улыбается Макс. — Всё тату мне испортил, гад. — Глубокий разрез пересекает предплечье, деля пополам партак с автоматом. — Ты всё-таки ложись, — просит Йорг. И на этот раз Макс не кривляется. Йорг оглядывается в поисках, чем перетянуть руку — ничего подходящего. Макс со слабой улыбкой чуть машет подолом, и Йорг отрывает от низа комбинации пару узких длинных полос. Из большого куска он складывает повязку, смачивает водой и туго приматывает к руке. — Вот так… Ты же лучше меня знаешь, наверно, как кровь останавливают, — приговаривает он. — Я никогда настолько глубоко сам не резался, — усмехается Макс и закусывает побелевшие губы. — Вот, значит, как надо было… Йорг смеётся и смаргивает слёзы. Их найдут. Сейчас их спасут. Полиция скоро приедет, и тогда… В этот момент дверь вся вздрагивает, и на грязно-белом полотне появляется трещина. — Что за… Страшный хруст, грохот, и в прорехе мелькает лезвие топора. — Ничего себе мощный дед, — ржёт Макс, а вот Йоргу совсем не до смеха. Он никогда не думал, что в его жизни будет цитата и из «Сияния». Пельман продолжает крушить хлипкое дерево: в щель уже входит весь обух, щепки летят на пол. Макс, с трудом сев, прижимает ладони к щекам и вопит, изображая Шелли Дюваль. Кажется, ему очень весело. — Придумай что-нибудь! — кричит Йорг. — Надо еще одну, — Макс мигом прекращает юродствовать. — Что?! Макс кое-как встает, пошатываясь подходит к двери кабинки. И Йорг понимает. Вместе они снимают её с петель и прижимают к двери туалета — как раз в тот момент, когда в дыре появляется красное лицо взбешенного Пельмана. Раздается звериный рык, и толстая фанера вздрагивает от новых ударов. — Этого надолго не хватит, — Йорг опасливо отступает, держа дверь за край. Макс беззаботно кивает на кабинки: — Там есть еще две. И тут Йорга совсем накрывает. Кафельные стены, качнувшись, плывут, колени слабеют, и он тихо скулит. Посыпался как маленький… — Ёж, ты что? Йорг только всхлипывает. Кажется, случилось то, чего он действительно боялся. Больше всего. — Прости… Удар. «…что не могу тебя защитить». Удар. Дверь вся вздрагивает. — Йорг! Удар. Краска вспучивается, осколки сыплются на пол. — Да неужели какой-то… Удар. — ...обычный человек, — Макс фыркает, — справится с нами двумя? Удар. Йорг поднимает лицо. Макс улыбается ему. Удар. И вправду. Господи, бывают же минуты такой тупизны! Дав Максу знак, чтобы отступал вбок, если что, он бежит к раковине. Быстро отламывает сифон, снимает жестяную чашу с кронштейнов и становится напротив входа, прикрывшись ею как щитом. — Отпускай! Макс отскакивает в сторону. Погнутая дверь валится на пол, и в лохматую большую дыру врывается Пельман. Замахнувшись, с ревом несется на Йорга… Топор пробивает дно раковины насквозь и вязнет в металле. Старик неверяще хлопает глазами — но тут Макс со спины надевает ему на голову мусорное ведро, а Йорг валит на грязный кафель и заламывает руки. Где-то вдалеке раздается вой полицейских сирен.

***

Макс вертит перед глазами руку с пышной, чуть запачканной кровью повязкой. — Как же мне этого, блядь, не хватало. Они сидят в коридоре участка после короткого допроса и поездки в лес, к дубу. Макса перед этим зашили, но он утверждает, что плохо, как матрас через край (Йорг почему-то не верит), и дали штаны — но немодные, клеш. Йорг смотрит на свои сбитые костяшки и траурную грязь под ногтями. — Как мне этого, блядь, не хватало. И они смеются. Йорг кивает на большую настенную карту ФРГ в зеленых флажках каких-то полицейских успехов: — Ну что, куда мы теперь? — Я хочу вернуться в Берлин. Йорг не может поверить: — Но там же… — Да. Просто я подумал... — Макс наклоняет голову, — что нельзя вечно бежать. Будто от Трусокрада, пхех. — После небольшой паузы он продолжает: — Ты, кстати, не обязан… — Я тоже хочу, — Йорг трогает его за здоровое предплечье. — Наверное, так будет правильно. Выходит фрау Шульт, и оба машинально вскакивают. Она мягко улыбается и жестом просит их сесть, а потом сама опускается на лавку рядом с Максом. Уже не в полицейской форме, а в какой-то серой куртке, слишком тонкой, должно быть, для зимы, — она просто говорит им: — Спасибо. — И Йорг никогда не видел таких живых, радостных глаз. Синих, совсем как... «Как ты объяснишь, — беспокоился до этого Макс, — почему мне смогли перелить её кровь?» «Потому что у вас тупо одна группа», — разрушил всю конспирологию Йорг. Ну, попытался. — Фрау Шульт! — из кабинета выглядывает толстая следовательница. — Простите, ещё одна формальность… — Конечно, — кивает она, вставая. — Я позвонила твоей маме, Томас. — Мм, — Макс дергает плечом. — Вы… очень добры. Да. Дождавшись, когда уйдет фрау Шульт, он оглядывается и запускает язык Йоргу в ухо. — Ащ! — Йорг со смехом морщится. — Если поедем на автобусе, ты даже успеешь к одиннадцати в кинотеатр, — шепчет Макс и с гордостью показывает мятый прямоугольничек расписания. — Ну, наверное… В конце коридора хлопает дверь, слышны быстрые шаги, крики: «Помилуйте! Куда же с велосипедом!..» — и к ним подлетает фрау Мюллер. С собой она и вправду тащит бирюзовый грохочущий «Вандерер». На мокрых распрямившихся волосах блестят капли, серая шаль распахнута. Задыхаясь, она роняет свой реликт, а потом бросается к Максу и обнимает его. — Мальчик мой, хороший мой… Такое говорят… Будто вы чуть не погибли… Что это вообще… — Она плачет и гладит его по лицу, плечам, и Макс стеснительно басит: — Всё хорошо уже, мама, правда. — Томас… Мне сказали, ты ранен… Этот маньяк напал на тебя! — Да пустяки, — Макс неловко протягивает ей руку с повязкой. — Быстро заживёт. Фрау Мюллер молча разглядывает белое месиво шрамов на запястье. Тошно сглатывает и тихо говорит: — Как… должно быть, тебе было больно. Йорг незаметно отходит к телефону. Роется в кармане, почти не ожидая найти подходящую мелочь, но ему везет — пять пфеннигов сами прыгают в ладонь. Приходится подождать, пока на станции соединят с Берлином (Западным, дважды уточняет Йорг), да и в кинотеатре отвечают не сразу. Сквозь шипение слышен сиплый голос: — И как это включать… Эх. Добрый вечер! По техническим причинам… — Это я, Йорг! — А, приветствую, — хохочет старик-билетер. — А я тут, как слышишь, за автоответчик теперь! Так сказать, на две ставки! — Ясно. Не могли бы вы продиктовать номер Джонни? — А что такое? — с внезапной пытливостью понижает голос старик. Йорг вздыхает. Если начальник узнает, не видать ему квартальной премии. — Я не смогу сегодня выйти. Может, он согласится подменить? Просто я не помню его телефон. Билетер невесело смеется: — Ох, нет больше нашего Джонни. — В смысле? — Нашли в кинорубке сегодня утром. Уже начал гнить, бедолага. То-то его было не выгнать! Я стучал-стучал… И вроде ничего криминального. Видать, инфаркт. Немудрено — когда столько холестерина! — Мне… очень жаль. — В общем, до четверга у нас дезинфекция. А то, знаешь, опарыши уже в зал полезли. Падали прямо с занавеса… — Ох. — Йорг оборачивается на плачущих Макса и фрау Мюллер. — Да, приятного мало! Но хотя бы не закрывают. А ты там как, приболел?.. Да что ж такое! — судя по звуку, билетер хлопает журналом по столу. — Табличка висит, куда они прут? Нет показа сегодня! Ну, не болей. Йорг смотрит перед собой, сжимая гудящую трубку. Зачем-то опускает ладонь в карман брюк, и пальцев касается нагретый кусочек металла. Крест! Йорг подносит подарок фрау Мюллер к глазам — точно он, в тонкой серебристой оплетке, — и тихо говорит: — Спасибо. — А ты, девочка? — доносится с поста голос молодого дежурного. — Тоже кого-то ждешь? — Я хочу подать заявление, — очень серьезно говорит Анника. — О похищении ценного имущества у несовершеннолетней двумя… лицами. По предварительному сговору. Кстати, вот одно лицо там стоит! Йорг сжимает в кулаке крестик. Жаль, что с камерой так не вышло. К нему подлетает фрау Мюллер: — Прости, о тебе я тоже очень переживала! Хотя, признаться, — она косится на Макса, — не так сильно боялась. Если ты понимаешь… — Мама! — Ну, пойдемте скорее домой. Ах, Томас, я ведь до сих пор не верила, что вы приехали, всё как-то наперекосяк было, будто во сне. Кота хоть потискаете, а то испугался, ушел на вольный выгул… И покушаете! Томас, тебе сейчас надо много есть, чтобы кровь восстанавливалась…

***

Уже после полуночи они садятся в пустой автобус до Берлина — расплатившись с Анникой поцелуями в обе щеки, прибрав многострадальную комнату (в основном, Йорг), до искр начесав сиамского кота (Макс) и съев не одну порцию заливного (снова Йорг). Фрау Мюллер машет им на прощание красным платком, а потом деловито сморкается в него и исчезает за поворотом. Макс быстро засыпает, положив голову на плечо Йоргу. Мимо окон проплывают трубы завода в красных огнях, серые дымящиеся градирни… Йорг придерживает ногой рюкзак с подарком, чтобы не укатился в проход, и тоже постепенно задремывает, пока радио в кабине бормочет что-то о грабителях, которые до сих пор не пойманы.