Чёрная слабость

Йорг морщится от заунывного далекого звона. Думает сначала: пожар? — в Кройцберге вечно пожары, — и лишь потом понимает. Они проспали воскресную службу. Жалкие они грешники. На стене блестит холодный снеговой отсвет. Пахнет пылью и имбирным печеньем. Макс лежит, закинув на Йорга колючую ногу, сам весь колкий и угловатый. Вот что реально, а не всякие там ночные кошмары. Йорг целует его в макушку, в смешно закрученные спиралью темные пряди, и Макс глубоко вздыхает. Низкие раскаты затухают вдали. Становится так тихо, что Йорг различает скрип веток в саду и звук собственного сердца. Никогда в Берлине он не слышал такой тишины. Он осторожно выбирается из постели, когда Макс вдруг бормочет: — Нет, нет… — и начинает искать руками исчезнувшее тепло. Йорг замирает. Потом, сообразив, подпихивает к нему нагретую подушку. Макс тут же обхватывает её как коала и весь передергивается: — Молоко… Ве-е! — Что?.. — не выдерживает Йорг. — Гадость! — фыркает Макс, и скорчив тошнотную гримасу, снова проваливается в сон. Йорг на всякий случай быстро касается его лба — на удивление, нормальный. Тянется к пижамным штанам… Которые как назло куда-то девались. Впрочем, как и трусы — обе пары старообразных белых кальсон, которые столь щедро дала ему вчера фрау Мюллер. Йорг обхлопывает всю постель, кроме кусочка под Максом, заглядывает даже под матрас. Потом осматривает комнату: под кроватями (серая пушистая пыль, стальной брусок, видимо, от тренажера), под столом (пыль, пара лезвий от точилки)… Между коробками их нет. И в коридоре. И даже на пустой кормушке ничего не болтается. Ну точно Трусокрад, усмехается Йорг. Это ж надо было так ночью запрятать. В ванной для гостей он из упрямства сует нос повсюду: в шкафчик с мылом и свежими полотенцами, за водогрей; обтирая пол халатом, лезет даже под ванну. Там в дальнем углу только какая-то тряпка для швабры. Штанов нет. Трусов нет. Вот же глупость. Ещё и губа треснула для полного счастья. Эта история началась в Вольфсбурге, когда мне было двенадцать. У меня стали пропадать трусы и носки. Но чаще трусы. Я клал их в корзину для белья, а когда приходило время стирки — приколись, их там просто не было! Просто кое у кого тут и вправду проблемы с контролем. Он и сам бы прекрасно их постирал! Йорг сердито вспенивает приторно-ванильный шампунь. Прибавляет напор горячей — и шипит от боли. На правой щиколотке с внутренней стороны у него странная ссадина, будто натерло широкой петлей. Кожа содрана до глянцевитых розовых ранок, а вокруг растекается свежий синяк. На левой тоже синее с розовым. И едва заметно — на руках. Чёрт… Йорг вспоминает весь свой вчерашний кошмар. Этого не может быть. Это сон. Трусокрад? Да ну, про трусокрадов даже и мифологии нет. И вообще, как-то тупо и неблагородно. Если б это был вампир или хотя бы суккуб. Зомби, на худой конец! А так… — Йорг хмыкает, — тварь, которая ворует трусы и норовит сделать то, на что он и с Максом-то пока не решился? А если, пока он спал… Внезапно сбоку в белую штору что-то бьет. Шварк! Йорг шарахается, машинально хватая щетку-спиночесалку. — Кто там?! Тишина. За шторкой никого. По крайней мере, на уровне роста. — Макс? — зачем-то спрашивает Йорг и сжимает деревянную ручку (глупость, глупость, глупость!) Сердце выскакивает из груди, ведь он помнит, что запирал дверь, точно запирал. — Фрау Мюллер? Это вы?.. Вместо ответа — хриплое рычание, низкое, на уровне инфразвука. Такое может издавать только тварь, которая состоит из темноты, мороза и злобы. Трусокрад. На шторе появляется легкая тень от протянувшейся лапы, маленькой, хваткой. Она быстро шарит по краю ванны, будто ищет, куда надежней ударить. Йорг выжидает пару секунд — а потом ловит эту лапу, прямо сквозь шторку, прижимает к бортику, — и высунув другую руку наружу лупит щеткой наотмашь. Получай! Вот тебе, Трусокрад!.. С громким обиженным «мяу» лесная морозная тварь вырывается, прочертив на белом пластике пять рваных полос. Йорг чертыхается, хлопает себя по колену — и замечает, что стоит в луже крови, натекшей из носа. Он не думал, что когда-нибудь в своей жизни сумеет сделать цитату из «Психо».

***

Макса в комнате нет (как и штанов, всё ещё), и постель в беспорядке. Йорг находит его внизу, у телефона в прихожей. Макс болтает с кем-то, плечом прислонившись к потертым жёлтым обоям, смеется — лопатки под белой комбинацией вздрагивают. — Нет, жмура ты не ешь… — быстро обернувшись, он зажимает трубку ладонью. — Привет, Йо-ожж! Йорг целует его в заросшую щеку, и Макс довольно улыбается. — Мм, ага. Спасибо, Нольди. Пока. — Он кладет трубку на рычаг. — Попросил Арнольда, чтобы доел у нас всё, что может испортится. Ну и вообще приглядел пока за квартирой. — Это ты здорово придумал. — Пхех. Предупредил его, кстати, что муляж трупака есть не надо… Ёж! — А, что? — Йорг мотает головой. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Макс тревожно заглядывает ему в лицо. — Ты… как бы белый. — Да, конечно. В смысле… Я в порядке. — Мм. Выглядишь, будто из тебя всю кровь выпили. — Просто спал плохо. Ерунда, — Йорг отмахивается. — Ты-то как? — И я норм, — Макс пожимает плечами. — Хотя тоже снилось всякое. Они с сомнением оглядывают друг друга — и разом прыскают. — Бо-оже, — тянет Макс и закидывает руки Йоргу на шею. — У тебя уже едет крыша, ты чувствуешь? Здесь у всех едет. В этом городе. Доме. — Это точно, — смеется Йорг. — Надо валить. Так что берём всё наше дерьмо, её драгоценности — и скорее на трассу! — Макс чмокает Йорга в губы и бежит вверх по лестнице так, что только пятки сверкают. — Что?.. Макс уже скрылся, и Йорг с тяжелым сердцем идет за ним. Часы в столовой с хрипом бьют, но ему слишком грустно считать. В комнате — хаос, фонтаны простыней, камнепады коробок. Макс рыщет в поисках чего-то, закусив губу. Йорг садится на его освежеванную постель. — Слушай, это не лучшая идея, по-моему. Мимо него кометой проносится пакет с хвостом из алого шарфа. — Как бы там ни было, фрау Мюллер дала нам кров… Макс демонически скалится: — После «Gimme Shelter» всегда «Let It Bleed», уа-ха-ха! — Он разрывает мешок формочек для печенья и прилаживает одну на лоб адским пентаклем. — Или что там?.. Упс, не могу посмотреть, эту пластинку она тоже сожгла! — Я против, — твердо говорит Йорг. — Так нельзя. — Да господи, я же шучу! — Макс пихает его в плечо. — А ты поверил? Кстати, у неё и украшений-то нет. Потому что «единственным украшением должна быть добродетель», — и надевает формочку Йоргу на ухо. — Напугал! — Неужели ты считаешь меня настолько отбитым… — Макс растерянно оглядывается. — Блядь. Проблема, походу! — Что такое? — Йорг кое-как вызволяет ухо. — Ты будешь смеяться, но у меня пропали трусы, — Макс разводит руками. — Причем все. Ёж?.. Реальность истончается, и из черной рваной дыры лезет ледяной страх. Но это длится только секунду, и желто-бурые обои, колыхнувшись как занавеска под ветром, снова становятся ровно. Йорг с усилием кивает: — Мы… сейчас найдем. — Ёжик, ты чего? — Макс сжимает его ладонь, и от прикосновения горячих пальцев реальность возвращается окончательно. — Знаешь, у меня тоже пропали, — признается Йорг. — И штаны от пижамы. Вдруг ему делается очень легко. Он не сумасшедший, Макс тоже. Ну, или они оба свихнулись, но так даже веселей. — Пхех. А у меня ещё пояс для чулок. — Это… — Трэш полный, я знаю. Значит, он вернулся, —Макс смотрит перед собой, чуть покачиваясь. Где-то на улице тарахтит машина, потом затихает, и снова тихо настолько, что слышно хрипы в легких у Макса. — Так, — он трясёт головой. — Так! — А это не может быть фрау Мюллер? — Вряд ли, она довольно брезглива, — Макс встает и принимается ходить по комнате, пиная коробки. — Или мы и вправду сошли с ума. Ну, немного. И сами их спрятали. — Но их нигде нет. — Давай поищем ещё, — просит Йорг. Хотя и сам, если честно, не верит. — Правило левой руки! — Макс вскидывает в воздух ладонь. — Я иду с этой стороны, а ты с той. Следующую четверть часа они обшаривают комнату: Макс, всё ещё в комбинации, по часовой стрелке, а Йорг в халате — против. Они находят шляпу-канотье, старую керосинку, собачий ошейник, клеенку для твистера и голубые гантели. Но только не трусы. — Чувствуешь аромат тупости? — Макс вытирает плечом пот со лба. — Это тупик. Йорг без сил опускается на пол, между тренажером и кукольным домиком для мумми-троллей. — Давай тогда и вправду уедем. Сегодня же. — Ой. Тебе ведь здесь та-ак понравилось! — юродствует Макс. — Или не понравилось, но ты как всегда сильно вежливый? — Да не, у вас хорошо, — усмехается Йорг. — Кот, кстати, прикольный. Игривый такой… — У нас нет кота. В следующую секунду они оба взлетают на кровать и хватаются друг за друга, как дети в грозу. Макс шепчет: — Ты тоже его видел, правда ведь, да? — И глаза у него чёрные от страха. — Я видел. Ночью. И потом, наверно. — Чёрт. Чё-ёрт… — И не только видел, — Йорг показывает запястье с лиловым кольцом. — Это было… стрёмно. — Да как он смеет! — Макс шумно выдыхает. — А меня он не трогал. — И на ногах ещё, — Йорг хочет теперь поверить ему все свои раны. Он плюхается на матрас и выставляет рассаженную щиколотку. — Вот. И так на обеих. — Ничего себе, — Макс трогает край синяка. За дверью раздается стук — будто топот маленьких ножек. Возможно, что деревянных. — Та-ак! — кричит Макс. — Надеюсь, ты уходишь, тварь! — Да, — поддерживает Йорг. И на всякий случай берет в руку крест. С минуту они сидят, напряженно вслушиваясь в гул собственных сердец и голодное бурчание животов. — Вроде, ушел, — наконец говорит Йорг. Макс глухо стонет и прячет в ладонях лицо: — О, срань господня… — Давай рассуждать. Если он проникает сквозь стекла, значит, он как бы бесплотный? — Ну да. — Но как это возможно физически? — Йорг потирает висок. — А как возможны мишки-убийцы? Котзиллы? Пицца с картошкой?.. — Про пиццу не знаю, но допустим, он — это такое… электромагнитное поле. Как от шаровой молнии. — Притягивает отрицательно заряженные трусы? — Или он скопление частиц, как туман или газ. Просачивается через щели. — Ты сейчас пересказываешь мне «Графа Дракулу». — Но тогда как он уносит сквозь окна трусы? — продолжает Йорг. — Они-то плотнее чем газ! — У Арнольда трусы точно газообразные… Пхех, прасти. Я не знаю, — Макс поднимает изжелта-бледное лицо. — Может, он и не уносит, а прячет где-то в подвале, и под нашим домом уже трусовые залежи, Ёж, я не знаю! — Давай тогда посмотрим везде. Когда вернется фрау Мюллер? Макс цапает с пола розовый китайский будильник. — Если она поедет обратно на велике, у нас есть еще минут сорок. — А если… — …её кто-нибудь подвезет, то уже нет. — Макс спрыгивает с кровати. — Давай искать!

***

На кухне они прихватывают новую бутылку настойки, и искать становится гораздо интересней. — Всего пара глотков, — шепчет Макс. — Единственный способ не свихнуться в этом доме. И Йорг пьет, целует Макса в горькие губы, закусывает ломтиком черствого пряника и опять пьет. Трусокрад, должно быть, убоялся их мощи, потому что топота больше не слышно. Правило левой руки превращается в какое-то правило левой ноги: Йорг идет, куда велит интуиция, а она властно влечет его к стеганому дивану в гостиной. Он садится на бортик — просто осмотреться, а потом семейные фото на стенах начинают плясать, лица Регины и Вольфганга стекают вправо и вниз, и Йорг находит себя вжатым щекой в золотой пыльный бархат. В шею что-то впивается — пульт, Йорг вытаскивает его, и телевизор, булькнув, включается на федеральные новости. «…до сих пор не раскрыто. Ограбление во Франкфурте — дерзкая выходка неонацистов…» — Срань господня, — повторяет Йорг, потому что на экране — фотография Штефана-Ве — или того, кого они считали за Ве, коротко стриженого, в брезентовом комбинезоне. — Макс, тут такое… Но Макс, судя по звуку, орудует в прихожей, разоряя ящик для обуви, и на зов не спешит. «Напоминаем: рабочие взломали сейф в дирекции металлургического комбината и похитили несколько килограммов платины, а также уникальные образцы сплавов. Ведется расследование. Их родственники и невеста главного подозреваемого сейчас под подпиской о невыезде, предполагаемые сообщники взяты под стражу. По некоторым данным, преступники могли покинуть страну через Альпы…» Йорг смотрит на фото милой блондинки с голубыми глазами и стрижкой «челси» и чувствует, как трезвеет. — Макс! Йорг скатывается на пол, не глядя жмет на пульт. В голове бьется: бежать. Подальше от Берлина, скинов, опекающих мамочек, разреженных трусокрадов и этой страны. Сейчас же. Он находит Макса в холодном подвале под лестницей, больше похожем на бункер. Но вместо того, чтобы сказать всё, устало прислоняется к стеллажу с белесыми и бурыми банками и смотрит, как Макс ворошит газеты в огромном ящике. Перевесившись через край, тот болтает ногами и смеется: — Помоги! — Он замирает, и Йорг кладет руки ему на бедра. — Как тебе помочь? — вжимается в него пахом, чуть трется о гладкий шелк. — Вот так, — соглашается Макс и совсем обмякает. Йорг наклоняется и целует его в шею — чуть прикусывает соленую кожу (Макс шумно выдыхает), пересчитывает губами выступающие позвонки. Это безумие, но где-то на полке он видел жестянку топленого масла. Йорг усмехается от мысли, что сегодня будет трибьют еще и «Танго в Париже», спускает с плеча Макса комбинацию — и отшатывается. — Что такое? — Макс обиженно вскидывается и встает на ноги. Не так уж он и застрял. — У тебя там синяк. — Где? А, — Макс трет шею. — Ты говорил, он не трогал тебя, — Йорг сжимает кулаки. — Говорил. — А откуда тогда… — Я так думал. Слушай, я не помню, — Макс морщится. — И постой, ты ревнуешь меня к какой-то волшебной херне из тумана? С которой у нас ничего не было! — Я ко всем тебя ревную, — бурчит Йорг. — Прости. Макс качает головой и снова углубляется в ящик. — Смотри! — вдруг кричит он и взбрыкивает, но на этот раз ступни скользят, и он повисает вверх тормашками. — Я нашел! — Трусы?! — Нет, «Дело о синдикате»! Я нашел свой комикс, Ёж! Она не успела пустить его на растопку! Йорг осторожно вытягивает Макса из ларя — и получает поцелуй в нос. — Вот, это тебе, — отчего-то потупившись, Макс вручает ему потрепанный красно-желтый журнал. — То есть… — Хотел подарить его тебе. Ты же любишь мужиков в странных костюмах. Йорг гладит шершавую бумагу, не в силах поверить. Двоящийся рубленый шрифт: «Начиная с этого выпуска: невероятные и уникальные приключения БЭТМЕНА!», и сам Бэтмен, с непривычно мощными бедрами, душит негодяя в гангстерской шляпе (странно, что не бедрами). — Спасибо, — просто говорит Йорг и прижимает Макса к себе. Вдруг наверху скрипит дверь и раздаются веселые женские голоса: — …с имбирем, по твоему, Марта, рецепту. Только вместо сахара пудра. — Давайте скорее попробуем! — Ставлю чайник! Брр, ну и мороз сегодня… Йорг и Макс застывают в обнимку, как двое содомских грешников под огненным ливнем. Тут же Макс, опомнившись, быстро закрывает люк — как раз вовремя, потому что фрау Мюллер с подругами, щебеча, проходят мимо лестницы и оккупируют кухню. — А у меня — вот! Предупреждаю: про крем вспомнила вчера вечером, пришлось даже отправить Софи к Пельману за желатином. — Ах, Агнес! Но выглядит аппетитно… — Звенит посуда, и разговор тонет в смехе. — Не знал, что к ней приходят, — шепотом говорит Макс и задумчиво скребет щеку. — Наверно, это из хора. По правде, он напоминает сейчас начинающую женщину с бородой. Йорг очень рад, что у фрау Мюллер есть подруги, но все-таки спрашивает: — А надолго они, как ты думаешь? — Без понятия. Я не буду здесь сидеть, пока они справляют свой шабаш! — Макс приподнимает крышку и тут же ныряет обратно. — Чёрт, одна лицом сюда. — Подождем. — Мм. А я в туалет хочу. Йорг тихо ржет, и Макс надувается: — И есть тоже хочу. И мне душно. У меня клаустрофобия. — Вот сейчас съедим эти грибы, сразу свободнее станет. — Ёж! — Заодно банка будет. Макс обиженно всхрапывает и тоже смеется. Женщины на кухне весело галдят: — А давайте ещё раз! Сегодня так хорошо вышло, Эдит, просим! — Ну что вы… — отнекивается фрау Мюллер. — Ладно, давай на счет «три», — Макс берется за ручку люка. — Быстро, они не заметят. В этот момент с кухни доносится странный плывущий звук — высокие и чистые голоса тянут мелодию, от которой у Йорга в груди всё сжимается. А потом вступает мягкое контральто фрау Мюллер: — Приходи, мне сказали они, па-рам-пам-пам-пам. — Рам-пам-пам-пам, — вторит хор. — Поклониться Младенцу-Царю… — «Рам-пам-пам», — передразнивает Макс. — Рам-Там-Таггер! Идем? Но Йорг не может оторваться и слушает наивный, слащавый, наверное, текст, и каждое слово будто бы выжигают у него в сердце: «Я бедный мальчик, как Ты, и нет даров, достойных Царя». — Ну? «Могу ли я сыграть для Тебя?..» Макс машет ладонью у него перед лицом. «Мария кивнула, и вол и ягненок стали отбивать такт. И я сыграл для Него на своем барабане, и я старался как мог. И Он улыбнулся мне». — Я пошел. «Мне и моему барабану…» — Ага, — Йорг с журналом подмышкой лезет следом — скорее, пока женщины на кухне тянут последнюю ноту, теплую и мягко дрожащую.

***

— Рабиндранат Тагор! — продолжает возмущается Макс, вернувшись из ванной. — Рам-пам-пам… — Хотя снизу уже давно доносятся только песенки про некую Сузи и снующих в соломе утят. Йорг сидит, обхватив колени и стиснув зубы, пытаясь вернуть то чувство, когда у него горело в сердце, а не в животе. — Ёж, ты чего? Йорг виновато улыбается: — Не стоило пить на голодный желудок. — Щас будет не голодный. — Макс открывает окно. — Зажигай пока керосинку… Эй! — и даже притопывает от возмущения. Йорг подходит, и они молча смотрят на пустую тарелку. — Птички? — наконец, говорит Йорг. — Не думаю. Во! — Макс вдруг указывает куда-то в сад. — Не твоя пижама, случайно? Йорг щурится от снега, навалившего за ночь, — и вправду, на заборе в дальнем углу синеет клочок. Еще один болтается на верхушке старой груши. На дорожках, клумбах — ни одного следа, человеческого или иного. — Но как… — Не донёс. Где-то там его логово, — Макс кивает на лес, зигзагом темнеющий вдалеке под бледно-голубым небом. — Еще и жаркое ужрал. Вот ведь жадная жопа! — Тем более надо уехать. Пока он еще чего-нибудь не отожрал. — Ну уж нет, — усмехается Макс. — Пусть лучше он убирается! — Но… ты ведь хотел. — Я никуда не поеду, пока не изловлю этого… Нет! Этак можно всю жизнь бежать, а он будет бежать за мной и стягивать трусы прямо среди бела дня! — В Берлине его не было, — напоминает Йорг. — В Берлине теперь Костолом. — От которого ты убежал. «А еще полиция и скины-медвежатники». Они смеются, как пара несчастных придурков, а потом Макс говорит: — У меня есть идея. Ты поможешь мне, правда? И Йорг отвечает: — Конечно. — Тогда займи её железно хотя бы на пятнадцать минут. Заодно и поешь.

***

— Может, вам помочь? Фрау Мюллер поднимает взгляд от разделочной доски с распахнутой настежь рыбиной. — А, Йорг… — Простите, что мы не были на службе. Она — совершенно как Макс — чуть дергает плечом: — Ну что уж. — Я слышал, как вы пели. Очень красиво. Правда. — Спасибо, — чинно кивает она. — Вот, в общем, я могу… почистить там… — Нет, не стоит. Я почти всё уже сделала. — А. Ясно, — говорит Йорг, но не уходит. Фрау Мюллер щурится на него — не зло, но чуть удивленно. — Ты что-нибудь хочешь? Вы с Томасом, надеюсь, сегодня хотя бы перекусили? — Вообще да, спасибо. То есть не хочу, — Йорг краснеет, осознав жестокость намека. — Я… Фрау Мюллер ждет, и с руки у нее падает на клеенку кусочек какой-то нутряной мякоти. — Наверно, лучше потом. — Сейчас! — она шутливо грозит пальцем в лиловой рыбьей крови. — Садись. Или давай в гостиной! Йорг обреченно идет на золотистый диванчик. У него ни одной идеи, о чем можно говорить целых пятнадцать минут. А еще без трусов как-то холодно и неуютно, и штаны врезаются. Фрау Мюллер появляется вскоре, изящно опускается, оправляя клетчатую красно-белую юбку. — Да, что ты хотел? Йорг кашляет в кулак, чтобы прочистить горло, захлебывается и выдает серию страшных хрипов. Фрау Мюллер вскидывает брови. — Ты так волнуешься. — Это очень странно, — предупреждает Йорг. — Но я подумал, вы… — Да? — Дело в том, что мы с Томасом… — он осекается. Фрау Мюллер молчит, и её осанке могли бы позавидовать все королевы земли. — Мы с ним… Вчера… Дело в том, что нас с Томасом мучает демон! — выпаливает он, заливаясь жаром. — Это метафора?.. — Нет! Мы вчера видели его. Оба! — Боже, — фрау Мюллер подносит пальцы к губам. — Ты уверен? Йорг быстро кивает. Кровь прибоем шумит в ушах, руки трясутся. Фрау Мюллер опускает взгляд и рассеянно произносит: — Да, гости жаловались в этой комнате… — То есть, вы знали? Знали, что он есть? — Я же предупреждала. Томас как всегда не послушал. Йорг оттягивает ворот розово-зеленого свитера, но это не спасает от удушающего чувства безумия. Реальность снова плывет, блекнет и истончается. — А он сильно испугался? — торжествует фрау Мюллер. — Очень. — Не надо бояться, — она снова поднимает палец, на этот раз уже без шутливой гримасы. — Господь защитит вас. Если вы в Него веруете. И столько холода в этих словах, что Йорг мгновенно чувствует себя вышвырнутым на мороз из теплого дома. — А если я не верю? — спрашивает он из сугроба, из снеговой толщи. — Томас не верит. Не может. — А разве у вас есть еще варианты? — улыбается она. Йорг закрывает глаза — а потом уголком рта чувствует горячую каплю. В следующую секунду он уже рыдает, уткнувшись фрау Мюллер в колени, в мягкую шерстяную юбку — от страха этой ночи, и прошлой, и боли, отчаяния и стыда. Как давно уже не плакал на коленях у своей матери. Может быть, никогда. — Ничего, ничего, — фрау Мюллер гладит его по затылку мягкой, пахнущей рыбой ладонью. — Я тоже раньше плакала. Тоже думала, что не смогу. — А… как… — Господь умеет ждать. Йорг усмехается — как-то это страшно звучит, если вдуматься. — Это не надо понимать. Надо верить. — Фрау Мюллер… — Эдит, — мягко предлагает она. — Простите, но я не смогу так, наверно. Пока, — признается Йорг. — Извините. — Что ж, как хочешь. Он выпрямляется и видит, что она тоже плачет, но беззвучно — слезы быстро бегут по сухому лицу, стекают по морщинкам у рта, совсем уже старчески-запавшего. — Пойдем наверх, — вдруг говорит она. — Я хочу подарить тебе кое-что. Против демонов! Йорг как сомнамбула следует за ней по лестнице, безмолвно моля Макаронного Монстра, чтобы Макс уже доделал что хотел в её комнате. Она толкает дверь, и Йорг зажмуривается, ожидая возмущенного возгласа — но нет. — Ну что ты, можешь смотреть, — смеется она. — Это же всё-таки не будуар. В комнате с серыми обоями почти нет мебели, только широкая кровать, даже на вид каменно-жесткая, старое пианино с пустыми кораллами канделябров, и массивный секретер. Йорг замечает на стене более светлый контур от распятия, когда что-то тянет его за штанину. Он быстро приседает. — Ку-ку, — тихо ржет Макс, распластавшийся под кроватью. Йорг с удовольствием пихает его в печень. — Ай! — Ты что-то?.. — Фрау Мюллер воюет с замком секретера. — Нет, простите, живот, — Йорг быстро выпрямляется. — А, Томас же говорил, у тебя язва… Обязательно сварю тебе овсянку перед обедом. Да что же такое! — Она тщетно вертит ключ. — А, тут открыто. Уже не помню ничего… Фрау Мюллер приподнимается на цыпочки и выдвигает один из верхних ящичков, но не может достать. — Возьми сам, пожалуйста. Йорг осторожно выуживает из ящичка маленький белый сверток. — Можешь посмотреть, что там. Йорг разматывает хрупкую старую ткань. Внутри бумажный ком размером со спичечный коробок, а в нем — странный нательный крест из потемневшего серебра. Йорг проводит пальцем по рельефу из тончайшей проволоки — виноград, змеи?.. — Это теперь твоё. — Спасибо, но я не могу принять. Он же очень дорогой. — Только фрау Мюллер не хочет ничего слышать: — Он поможет вам против всех демонов. — Но… Эх. Спасибо. — И молись, молись о вашем спасении. Я ведь давала вам книгу? Да… — фрау Мюллер смотрит куда-то сквозь его лицо, вдаль. — Вы очень добры. — Ты, наверное, думаешь, что это всё ерунда? Когда-то я тоже так думала, — она трет переносицу и с усилием продолжает: — А потом Господь пришёл в нашу жизнь. В первые месяцы Томас очень сильно болел. Я думала уже, что мы его потеряем… все думали. Но Бог меня услышал. Поэтому просто обратись к нему всем своим сердцем и проси, чтобы Господь явил свою милость. Главное — верь. И пожалуйста… — она продолжает после едва слышной заминки: — Береги его. Йорг смотрит в подслеповатые серые глаза и серьезно обещает: — Я постараюсь.