Доверяй только мне

Ника сидела напротив меня, с упоением листая меню. А я наблюдал за ней, и во мне тлело фоном лёгкое раздражение — возмущение её сегодняшней выходкой, рискованным и бессмысленным предложением — мы вполне могли обходиться записками и дальше, но с другой стороны… В глубине души — какой-то её частью — я был рад видеть её. Раз Ника передо мной, я могу быть точно уверен, что записки мне оставляет именно она, что она жива, в порядке, и всё идёт по плану. От этих мыслей мне вдруг на миг стало смешно. Может, когда Мавен говорила о моей схожести с Ноктюрнал, она имела в виду паранойю? Ника выглядела, или хотела казаться, собранной, и при этом откровенно сияла. Словно луч солнца, пойманный в стеклянную банку сдержанности, на лице Ники то и дело зажигалась улыбка, а глаза вовсе маниакально блестели. Интересно, в чём причина столь бурной радости? Неужели лишь в том, что она теперь официально посвящена в Соловьи? Этот ресторан выбрала Ника — сообщила, что будет здесь, в записке, походя, будто в дополнение к хорошим новостям. Конечно, я мог не приходить вовсе. Но вот я здесь. К слову сказать, выбор она сделала неплохой — место было тихое, но не слишком. Фоном ненавязчиво переливался саксофон — не живая музыка, конечно, но разговоры от посторонних ушей он скрадывал, как следует. Здесь отмечают свои годовщины пожилые парочки, празднуют дни рождения компании родственников — маленький уголок уюта для законопослушных представителей среднего класса. К тому же Ника успела урвать весьма удачный столик. Впереди и справа от нас — пустые столы, слева и позади — стены. Можно говорить, не переходя на драматичный шёпот, без особой опаски. А ещё отсюда открывался отличный вид на весь зал. За несколько мест от нашего шумная семья праздновала день рождения девушки. Смущённую до красноты именинницу поставили во главу стола, мужчина средних лет — отец, скорее всего, смело откупорил шампанское с громким хлопком — на стол полилась пена, все рассмеялись, девушка покраснела ещё гуще, а улыбающийся всё это время официант бросился вытирать пролитое. Моё внимание вдруг резко переключилось на то, что я успел выхватить ненароком — пожилую, прилично одетую женщину, идущую прямо в нашу сторону. «Мама! — послышался возглас, — ты куда? Нам в соседний зал, пойдём». Женщину взял под руку галантный сын — парень лет двадцати — и парочка неспешно удалилась. И хорошо — я был рад, что никто не сможет погреть слух о нашу беседу при всём желании. Ника тем временем бросила на меня свой горящий взгляд из-за огромного меню. — Выбирай! Сегодня твой день. — Мой? — я приподнял брови и левый уголок рта. Всё-таки вчерашняя победа была её заслугой. — Ну-у… Мой, конечно… немного, но твой в первую очередь, так что давай, заказывай, что захочешь, я плачу, — настаивала моя спутница. Гордость так и рвалась из неё — да-а, видимо, Соловьи неплохо отвалили ей за провороченное дело. Что ж, если это доставит ей такое удовольствие, экономить я не стану. Я листал меню недолго, вскоре остановив свой выбор на рубленом стейке с моцареллой и сливочным соусом. Ника, едва поняла, что я определился, разулыбалась и подозвала официанта. Мой заказ она выслушивала со всё той же улыбкой и явным удовольствием, а потом… — Я буду э-э… «Пататас бра… вас» и-и вот этот салат, с халапеньо, — радостно оповестила она официанта. Я представил это сочетание, и во рту моём мгновенно зажёгся фантомный пожар. Официант посмотрел на Нику недоверчиво, но переспрашивать не стал, лишь кивнул вежливо, уточнил, что мы будем пить, и, развернувшись, удалился, чеканя шаг. А я, пусть и не был настроен на обсуждение вкусовых предпочтений, всё-таки решил уточнить: — Ты хотя бы пробовала подобное? Знаешь, насколько это остро? — Нет, не пробовала, — бесхитростно отмахнулась Ника. — Но если там перец — а он там есть, я прочитала, то я съем это и оближу тарелку. Я поморщил нос, представив эту картину слишком живо. — Пожалуйста, не надо. — Повтори это — тогда не стану, — она улыбнулась шире. — Что же, у меня всегда остаётся возможность отвернуться, — сухо отозвался я. Мы перешли к обсуждению дела — очень смутно, обтекаемо. Ника не изобиловала подробностями — я не стал их вытягивать. Краем сознания мы оба понимали, что, каким бы уединённым ни казалось место, здесь у всего есть уши — и это уши Ноктюрнал. Чёрт, я так рвался в этот город, ностальгировал, вспоминая даже самые мерзкие его стороны, но, выходит, я всё же цеплялся за лучшее, что мог вспомнить. Ведь оказавшись в нём, даже не имея напрямую ничего общего со старыми врагами, с ней, я чувствовал её присутствие, повисшее в воздухе. Ощущал её острые когти, которыми она впивалась в Рифтен. Как бы я ни ненавидел чёрный от копоти Данстар, какой-то части меня хотелось вернуться туда. Но… это временно, до тех пор, пока когти не разожмутся навсегда. Впрочем, недовольство во мне противоречиво сочеталось с азартным нетерпением с тех пор, как я узнал, что обученная мной лиса пробралась и затаилась в курятнике. Меня зажгло это наконец, после всех этих дней тягучего раздражающего ожидания. Вероятно, моя опрометчивость в согласии на эту встречу и была продиктована этим чувством, который подарил мне успех Ники. — Ваш заказ! На стол опустились тарелки, два бокала, уже наполненных, и оставшееся вино — в бутылке. Ника смотрела на свои блюда с вожделением, я — с нескрываемым отвращением. Терпеть не могу жгучий перец. Но понаблюдать мне было слегка любопытно — неужели действительно всё съест? Что ж, ела она с явным удовольствием, не меняясь в лице — не лила слёзы, не морщилась даже. — Фощешь фофрововать? — предложила она мне учтиво. Спешно покачав головой, я приступил к своему блюду. Стейк был вполне неплохим, а нейтральный вкус сыра помог перебить омерзение после слишком яркой фантазии о еде Ники. Я рад был наконец отведать чего-то приличного — обеды в грязных забегаловках меня порядком утомили. — Симпатичная борода, — Ника вдруг отвлеклась от приёма пищи и указала на меня вилкой. — Пф-ф, — я так и не побрился, да и чего бы ради — лишь немного облагородил бороду стрижкой, чтобы не выделяться из контингента уже здешнего. Для того же надел и костюм поприличнее, идеально чистый, конечно — впервые за долгое время. Признаться, и это было приятно. — Серьёзно! — продолжила эта любительница гастрономической магмы. — Хотя как было мне нравится больше. Я… скучаю по твоим щёчкам. Я заметил, что она как-то уж слишком налегает на вино — допила почти всё, что было в бокале, и подливала ещё. — На твоё счастье, — мрачно усмехнулся я, — посчитаю это комплиментом. А Ника вдруг взглянула на меня странно — пронзительно и спокойно. Вряд ли её всё же могло развести с одного бокала, хотя кто знает… Но взгляд её действительно вмиг стал совсем другим — пристальным, цепким. Понятия не имею, почему я засекал эти микроизменения так чётко — впрочем, я привык отмечать любую мелочь. Я ответил ей тем же — посмотрел внимательно и неожиданно понял, что она совсем не изменилась. Нет, глупо полагать, что человек может кардинально трансформироваться за жалкую неделю с небольшим, но, так или иначе, обстоятельства в её случае были совершенно особенными. И всё же, несмотря на все события, захватившие её, на смену обстановки и встречу со своей будущей жертвой — ныне криминальной королевой города, моя протеже оставалась той же Никой, что сидела рядом со мной на диване перед телевизором и выгораживала паука. Перемены мне нравятся обычно, они необходимы, но всё же эта неизменность странным образом умиротворяла. Возможно, потому, что она всё ещё не походила на человека, который способен меня предать. — Слушай, — вдруг заговорила Ника, всё так же пристально глядя на меня, — не сомневайся ни на секунду. Всё получится. — Да-а, — я не удержался от подколки. — Конечно же, получится, если ты не станешь больше вытаскивать меня на встречи без повода. Ника вдруг улыбнулась, снова совсем не так, как ещё пару минут назад, без игривого веселья — почти грустно. — Да. Это последний раз, а дальше мы не увидимся так долго, как только потребуется. Скорее всего, в какой-то момент я буду так занята, что даже записки с такой же регулярностью оставлять не смогу. Но ты не бойся, у меня всё под контролем. Я не облажаюсь. В противном случае, пока я жива, я сделаю всё, чтобы не подвести тебя. Если в начале монолога Ники мне хотелось съязвить, то теперь задуманная колкость выветрилась без следа. Хотя во всём этом сквозила поразительная наивность, мне не хотелось перебивать, хотелось лишь дослушать, понять, к чему она ведёт. — Я просто хотела с тобой встретиться, чтобы… Ну, может, чтобы попрощаться. Нет, ты не подумай, что я укладываю себя в могилу и вообще серьёзно рассматриваю возможность того, что у меня ничего не получится. Это не так. Но я должна, я чувствую, что должна попрощаться со всем, что было, с нашей прошлой жизнью. В некотором смысле мне будет не хватать её, — она нервно поправила волосы. — И чтобы это сделать… чтобы попрощаться, я должна тебя поблагодарить. — Поблагодарить? — переспросил я спокойно. — За что? — За всё, что ты для меня сделал. За всё, что дал и открыл для меня. Никогда прежде за всю свою жизнь я не чувствовала себя настолько живой и настолько важной, — признаваясь, Ника слегка потирала костяшки пальцев. Я нахмурился. — Не понимаю, зачем ты благодаришь меня. Если бы не твои способности, даже те скромные, что были с самого начала, я бы никогда не позвал тебя. Ты сама всего добилась — облажайся ты на каком-то из этапов, мы бы сейчас попросту не говорили. Всего этого бы не было. Здесь не идёт речь о какой-то благотворительности. Речь лишь о твоём старании и о нашем уговоре. Ника резко подалась ко мне навстречу — насколько позволял стол, рука её скользнула по нему и напряжённо замерла у моей — на неё она воззрилась длинным туманным взглядом. А потом тихо, без робости, с напускной дерзостью даже, она возразила: — Да всё ты прекрасно понимаешь, — и её блестящие глаза встретились с моими. — А если нет, то обязательно поймёшь. Потом. Как я к тебе отношусь. Я, может, и глупая, но сама знаю — сейчас не время и не место, но ты ещё обязательно увидишь, как много значишь для меня. За нашим столом воцарилась тишина, мы безотчётно играли в гляделки, а потом она снова заговорила. — Это не помешает ничему, не думай. Это лишь дополнительный — не основной — стимул, чтобы стараться, чтобы обязательно справиться и привести нас к победе. Я не был удивлён, растерян — был. О чувствах Ники я уже слышал от Мавен, и тогда вовсе не отмёл это предположение, как абсурдное, но слышать это от язвительной Блэкбрайер, для которой всё это лишь игра, способ поддеть — это одно, а сейчас… Я не знал, что ответить. Но Ника и не ждала моего ответа. Она вновь широко улыбнулась и осторожно, словно боялась не то уколоть, не то уколоться, накрыла мою руку своей. От неожиданности я вздрогнул. — Всё, на что я могу надеяться сейчас, это… Может, когда всё получится, ты согласишься посидеть со мной так ещё раз. Преодолев сухость во рту, я ответил: — Вот когда всё получится, тогда и посмотрим. И только договорив, я понял, что мои пальцы всё ещё накрыты её тёплой сухой ладонью.