Доверяй только мне

Непрестанные дожди — обычное дело для Рифтена. Я не помню ни солнечных дней, ни чистого неба без клочьев промышленного дыма — грязь и холод, сырость и серость будто бы кровь в жилах этого города. Они делают его больным, но поддерживают в нём жизнь — как преступность. Как люди, которым было бы лучше не рождаться вовсе. Что иронично, я именно из таких людей, ненавижу свою никчёмную жизнь, но держусь за неё зубами. Возможно, причина в упрямстве, ведь, как бы скверно ни шли дела, я никому не позволю урвать и её — последнее, что у меня осталось. Когда-то у меня был дом. Смешно вспоминать, а ещё смешнее — называть эту тараканью дыру таким громким словом. Справедливости ради, его у меня никто не отнял — я ушла сама, смачно плюнув в дверной глазок напоследок. Всего хорошего мамаше-проститутке, что, припадая к бутылке, крыла меня последними словами, а также её дорогим клиентам — вернее, дерьму, что они разводили в квартире на радость мне (ну, а кто ещё должен заниматься уборкой, если не я, этакая неблагодарная тварь), да сальным комментариям в придачу. И это ещё в лучшем случае. Стала ли моя жизнь легче после того, как я, будучи совсем ещё подростком, покинула этот свинарник? Конечно же, нет. Навсегда оставив позади дом, я почувствовала небывалое облегчение. И небывалый страх. Моих сбережений едва ли хватало на неделю жизни в захудалом мотеле. У меня не было ни друзей, ни особых умений, ни опыта, а идти по следам мамки было для меня смерти подобно. В одном я была хороша. Лишь одно помогало мне выживать, когда мать пропадала неделями у очередного борова с кошельком. Одно приносило мне радость — возможность вкусно поесть или заполучить какую-нибудь интересную безделушку. Конечно же, речь идёт о карманных кражах. Благодаря кражам жизнь моя обрела какую-никакую стабильность. Подпольные бары, ночлежки, людные улицы — я умела быть незаметной и очень быстрой. Само собой, чаще всего ночевала я под мостами и подъедала с тарелок, оставленных на летних террасах разносортных забегаловок, но ведь это тоже, как говорится, хлеб. Чумазая оборванка, уличная девка, которая в случае опасности скорее даст дёру, чем вступит в драку, я преображалась, когда воровала — движения становились уверенными, но сдержанными, как у крадущейся кошки, а немигающий взгляд зорко следил за потенциальной жертвой из темноты. В такие моменты я чувствовала себя всесильной, но в то же время и обезличенной. Чувства переставали существовать — оставались лишь ясный холодный ум, первородные рефлексы, играющие в полную силу. И этот вечер… Казалось, что он ничем не отличается от других: я выследила жертву — невысокого хорошо одетого мужика, и была уверена, что в карманах его пальто можно найти что-нибудь весьма ценное, так как он шёл налегке. Свет фонаря нервно дёргался, но моя рука оставалась твёрдой, когда я, бесшумно подобравшись к мужчине сзади, потянулась к карману его пальто — клянусь, я оставалась бесшумной, замедлила грёбаное дыхание… и всё равно попалась. Мужчина сжал мои пальцы в своих так сильно, что я чуть не вскрикнула от боли и неожиданности — чудом сдержалась, прикусив язык. Когда он повернулся ко мне, стало ясно, что дело дрянь — с таким недовольством, граничащим с яростью, он на меня смотрел. Ну всё, поняла я тогда, чувствуя, как кровь начинает стучать в висках — если я не сбегу, он затащит меня в свою сраную машину, вывезет за город и прирежет, а перед этим ещё отдубасит до полусмерти — обычное дело для Рифтена, особенно когда речь идёт о зарвавшихся никому не нужных бродягах. Но мужчина вдруг отпустил мою руку и усмехнулся. В его взгляде читался… да хер там поймёт… интерес? Но с чего бы? — Подумать только, — произнёс он — сквозь зубы, но будто бы одобрительно. Задумчиво, словно не обращаясь ко мне, а так, рассуждая вслух. — Какой потенциал. Я напряглась больше прежнего — вот уж не думала, что такое возможно… Что это значит? Вряд ли я, промокшая до нитки, потрёпанная и исхудавшая, показалась ему горячей штучкой, да и на сутенёра этот загадочный тип не похож. В общем, мне оставалось ждать, что он скажет — и он не заставил ждать долго. — Ты хороша в том, чем зарабатываешь на жизнь, но, по всей видимости, это тебя не кормит, — мужчина окинул небрежным взглядом мой повседневный наряд. — Может, ты не только талантлива, но и достаточно умна, чтобы взяться за нечто более… перспективное? — О чём речь? — промямлила я, слишком шокированная для чего-то более внятного. — У меня есть предложение, — ответил незнакомец. — Оно касается твоего ремесла, и это — всё, что я могу сказать здесь, на улице. Рискнёшь сесть со мной в машину — и я расскажу тебе больше. Я покачала головой, нервно усмехаясь. Что за игру он затеял? Больше всего этот ход похож на какую-то примитивную ловушку — только вот я не дура. Ну, не настолько, чтобы полезть в машину к человеку, которого несколькими минутами ранее попыталась ограбить… Что этот человек может сделать со мной? Попытаться ограбить в ответ? Даже представить смешно — для него очевидно, что я в отчаянии и рванье. Кроме того, он, скорее всего, побрезгует меня трогать — хотя всяческие извращенцы-садисты в последнюю очередь озабочены чистотой и опрятным видом. Не стоит забывать, что это чёртов Рифтен. С другой стороны… Существует и шанс на то, что он говорит правду — странноватая легенда для лжеца, можно было придумать попроще. Если он не соврал, то, возможно, он вор, заинтересованный в том, чтобы затащить меня в свою группировку. Здесь многие так начинают карьеру — из безызвестности к славе, от мелкой шпаны к важной крысе с сигарой. Меня никогда не прельщали мысли о командной работе, но я не могу сказать того же о собственной постели, чистой одежде, а уж тем более — роскоши и громком имени. Всю свою жизнь я принимала важные решения под давлением людей и обстоятельств. Мать громогласно уверяла, что родила меня, а значит, я должна быть благодарна ей по гроб жизни — и я, хотя и мечтала об этом самом гробе, выполняла все её требования. Уйти из дома — вот оно, моё драгоценное собственное решение, и всё-таки вынужденное, так как тогда, в переломный момент, я боялась, что следующая перепалка с мамашей может стать последней для одной из нас. А что если сучка-жизнь наконец-то подкинула мне возможность сделать серьёзный шаг без ножа, приставленного к горлу? Кстати, о ноже… Я нащупала рукоятку своего в кармане куртки — он был на месте. Чем чёрт не шутит, а? Можно и рискнуть. По крайней мере, в салоне машины я спрячусь от холода на какое-то время, а если запахнет жареным, я найду способ унести ноги. Наверное… Обречённо вздохнув, я забралась на переднее сиденье машины и закрыла за собой дверь. Я не смотрела на незнакомца, но чувствовала на себе его взгляд. Странный у него взгляд — изучающий, очень цепкий, пускай и небрежный — так смотрят воры, привыкшие подмечать детали, оценивая добычу. Наверное, он и впрямь какая-то важная шишка в воровском мире. Ух, хорошо бы. Какое-то время мы ехали в тишине. Я занервничала, когда мы оказались за чертой города, на пустынном шоссе, по обе стороны от которого не было ничего, кроме тёмных елей и редких заправочных станций, горящих холодным неоном в тумане. Однако же вскоре машина свернула, затем свернула ещё раз — и я поняла, что мы просто катаемся, не отъезжая от города далеко. — Когда я был в твоём возрасте, — наконец-то заговорил мой попутчик, — я вышел на свою первую кражу. Впервые в жизни я остро нуждался в деньгах — крупный долг после неудачной партии в покер. Я был уверен, что это лишь временная мера, но после того, как мне выдали мою долю, я понял, что не вернусь в казино. Не те ощущения. Не тот уровень. Всё не то, — он наполовину опустил боковое стекло и, не сбавляя скорости, достал зажигалку из внутреннего кармана пальто. Молча, даже не глядя в мою сторону, он протянул мне пачку сигарет, и я последовала его примеру — приспустила стекло со своей стороны и охотно прикурила от зажигалки. Закашлялась, как соплячка последняя — чёрт… Давно я этого не делала. — В воровских делах не приходится делить свой триумф со счастливой случайностью, — продолжил мужчина, не обращая на меня внимания. — Простая удача — ничто по сравнению с умениями самого вора. Но ты вряд ли задумывалась об этом, — он постучал пальцем по фильтру, стряхивая пепел в туманную полумглу за окном, и взглянул на меня. — Ты воруешь по нужде. — Больше я ничего не умею, — честно призналась я, жалея о том, что взяла сигарету — глаза слезились, но я старательно делала вид, будто наслаждаюсь курением, чтобы не выглядеть глупо. — Что ж, это уже не мало, — мужчина пожал плечами. — Но для хорошего вора этого недостаточно. Я предлагаю тебе работу не из альтруизма и не из пресловутой воровской солидарности. Мне нужен напарник в одном непростом, но прибыльном деле. Кто-то способный, но пока не успевший сделать себе имя в воровских кругах. Кто-то вроде тебя. — И что это за дело такое? — спросила я, наблюдая за тем, как он гасит сигарету и оставляет окурок в пепельнице, встроенной в подстаканник. Забавно — преступник, а такой аккуратный. Впрочем, ворам это качество присуще — во всяком случае, если они не живут на улице… — Важное дело. Слишком важное, чтобы посвящать тебя в детали сразу. Сперва ты должна согласиться, и только потом, проверив твои умения и обучив тебя всему, что пригодится, я смогу рассказать тебе больше. Всему своё время. Пока я не могу утверждать, что ты стоишь того — ты вполне можешь оказаться как труднообучаемой, так и просто непроходимо тупой, — мой первый в жизни работодатель поморщил нос. — Ну а если вкратце? — Если вкратце, — неохотно повторил он за мной, будто передразнивая, — то ты должна стать доверенным лицом, а потом и членом серьёзной воровской организации. Но это лишь малая часть плана. Остальное узнаешь по ходу дела. Если вообще узнаешь, — его взгляд, в очередной раз обращённый ко мне, стал в разы тяжелее. Едва ли недоверчивое выражение моего лица ускользнуло от его внимания. — Тебя это не устраивает? Понимаю. Раз так, я могу довезти тебя до того места, где мы встретились, и оставить там. Никаких подозрительных авантюр, лишь воспоминания о небольшой поездке по пригороду. Вернёшься к мелким карманным кражам, мусорным бакам и возможности в любой момент попасться копам или кому похуже. Твой выбор — один раз рискнуть по-крупному или рисковать мельче — зато всю жизнь, которая пройдёт в какой-нибудь канаве и, вероятнее всего, будет не очень долгой. Мне стало обидно до слёз, потому что я понимала — кем бы ни был этот ублюдок, он прав. Ничего хорошего ждать не приходится. Стаи диких собак, пьяницы, грязные компании, те же копы, не говоря уже о всевозможных безликих потрошителях, порождениях этого города-вора, города-убийцы… Рифтен полон моих естественных врагов, ну а я стою в самом низу пищевой цепочки. Да, я всегда хорошо умела убегать от опасностей — это не раз спасло мою шкуру. Но что мне делать теперь? Снова убегать? От кого? А не от себя ли? Не от своих ли надежд? — Я согласна, — вздохнула я. — Хорошо, — отозвался мужчина. Его голос не стал веселее, но уровень недовольства в нём поубавился. — Тогда начнём с первого условия — во время обучения ты будешь жить у меня, в другом городе. Всегда рядом, всегда у меня на виду, кроме обговариваемых случаев. Это ясно? Я вздохнула снова и, прислонившись виском к стеклу, прикрыла глаза. — У меня нет дома, — вяло усмехнулась я. — А это лучше, чем жить под мостом. За окнами проносились серые пастбища и наполовину потонувшие в ночном тумане фермы. В салоне было тепло — так непривычно тепло, что, стоило нам завершить разговор, меня начало клонить в сон.