Подозреваемая

— Значит, Субин прибывает сегодня, — задумчиво заключает Чимин, проталкивая губительный дым подальше в лёгкие. Чонгук прислоняется к кирпичной стене, потирая переносицу от усталости. Их вынужденная поездка в видеомастерскую не даёт никаких плодов, только изматывает сильнее; адвокат Чон оборачивается на подозреваемую, прикрывшую глаза и облокотившуюся на пластмассовую вывеску «VM». Он наивно полагает, что Лиса клюет носом от бессонной ночи — на самом же деле, Манобан едва сдерживает подступающие слёзы. — Если пребывание Субина в Токио подтвердится, то последние два убийства нельзя будет связать с ним, — рассуждает адвокат Пак, надеясь сложить пазл воедино, — хотя… Он вполне мог прибыть в Корею с контрабандой. — Слишком конспиралогично, хён. К тому же, судя по сведениям коллег, у парня отсутствует нужная татуировка, — подмечает Чонгук. Его зевок, скрытый за тяжелым вздохом, выходит весьма неубедительным. — Проще поверить, что он кого-то нанял и вызвался в командировку, дабы обеспечить себе алиби. Адвокат Чон вздрагивает, когда подозреваемая, стоящая рядом, оживляется и подаётся вперёд. Пальцами вцепляется в корпус устройства для нагревания табака, замерший на полпути к пухлым губам Чимина. Она сглатывает ком неуверенности, требовательнее сжимая IQOS. — Можно? — И в очах Лисы собирается столько отчаянья, что адвокат Пак не смеет ей отказать. Юрист бросает непонимающий взгляд в сторону друга, пока Манобан неумело зажимает сигарету во рту. Готовится впервые затянуться; вот только перебарщивает и начинает заходиться в едком кашле. Чимин перенимает устройство из женских рук, пока в голову Лисы стреляет никотин, вызывающий лёгкое помутнение. Вообще-то подозреваемая относится к курению негативно, просто сейчас на неё наваливается столько всего, что хочется попробовать. С помощью одного вдоха избавиться ото всех проблем, забыться в пагубной привычке — по крайней мере, так делают персонажи горячо любимых ею манхв. Стоило догадаться, что книжный способ подходит исключительно для вымышленных героев. — Кур… — к-ха— …рение переоценено, — философски изрекает Манобан. Чонгук обхватывает за плечи и придерживает, пока она стремиться вытолкнуть из лёгких всю горечь. Кажется, табачный дым обжигает глотку. — Какой ужас… — Согласен. — Чимин виновато улыбается, однако не отказывается от очередной затяжки. Пока Чеён не рядом, адвокат Пак стремится урвать по максимуму, — подождёте в машине? Всё равно на сегодня это последнее задание. Адвокат Чон согласно кивает; знает, что после таких насыщенных дней, перерыв им необходим. Поэтому пальцами заковывает тонкое запястье, больше на автомате, не ожидая строптивого сопротивления в ответ; Лиса упрямится, сквозь внутреннее противоречие скидывает ладонь человека, в которого оказывается безумно влюблена, и прикусывает нижнюю губу. Она прекрасно понимает, что не в силах находиться один-на-один с Чонгуком, не после того, как узнаёт, что его сердце принадлежит другой. Прости, Чон, но… Я просто так не могу... — На свежем воздухе не клонит в сон, — грустно оглашает подозреваемая, складывая ладони на груди — держит оборону, вынуждая адвоката Чона довольствоваться исключительно натянутой улыбкой. От стойкости Лисы обомлевают оба юриста, но Чонгук сильнее всего. Адвокат Чон не до конца разбирает, что находит на дружелюбную и миролюбивую девушку, прежде не упускающую возможность остаться с ним наедине. Интересно, её поведение как-то связано со словами господина Пхувакуна? — Я просто подумал, что- — Спасибо за обеспокоенность, адвокат Чон. Я в порядке. Чимин коротко кивает опешившему Чонгуку, как бы намекая, что присмотрит за подозреваемой. Он наблюдает за растерянностью в движениях друга, за тем, как адвокат Чон, поглощённый вихрем беспокойных дум, большими пальцами подхватывает бретели на джинсах и безмолвно удаляется к припаркованному минивэну. Лиса тушуется, стоит предмету воздыхания скрыться за углом, и тянется к слезящимся глазам. — Не слишком холодно? — по-дружески осведомляется адвокат Пак, вынимая использованный стик из устройства и отправляя вещицу в урну.– Он ведь теперь весь день будет думать, что сделал что-то не то. — Уверена, у адвоката Чона найдутся более интересные дела во внерабочее время, — понурым голосом прыскает Лиса, исключая из тона показательную отрешённость. — Ему не до меня. — О, не сказал бы, — без опаски оглашает Чимин, даря Манобан загадочную ухмылку. — Честно говоря, не думаю, что между ним и Цзыюй есть что-то серьёзное. Лиса в испуге округляет глаза, нервно заводя выбившуюся прядку за ухо. — О чём ты? Причём тут прокурор Чжоу? — в непонимании переспрашивает она, боясь рассекретить чувства, однако адвокат Пак, к этому моменту, уже удаляется. Делает два смелых шага вперёд, зазывая подозреваемую к автомобилю и попутно убирая блестящий на солнце эллипс в карман. Нельзя останавливаться на таком, Чимин! И что же ты знаешь?

~

Чеён нервно сжимает в руках приглашение, адресованное госпоже Кан. Задание весьма простое — вручить владелице сеульского дома-благодетели входной билет на празднество родителей Чимина. Однако у прокурора Пак сердце не на месте; она чувствует, будто находится в заминированном здании, где ещё немного и всё взлетит на воздух. Ком тошноты подпирает гортань, на Чеён накатывает неприятная слабость, хотя ещё дома её сопровождает бодрость духа и прилив энергии. — Прокурор Пак, госпожа Кан готова Вас принять, — сообщает немолодая секретарша, за что получает благодарный поклон. С каждым шагом воздух становится намного спёртее и тяжелее, словно Чеён проходит не в соседний кабинет, а преодолевает километры по гористой местности. Подсознание о чём-то кричит, извивается, в попытке предупредить хозяйку и убедить вильнуть назад, вот только та не слушается, списывая неприятную симптоматику на утреннее недомогание. Прекрати, Чеён, здесь ничего сложно. Главное — не забывать улыбаться. Прокурор Пак застывает в проёме, когда перед ней предстаёт низенькая женщина, одетая с иголочки, в кашемировый костюм цвета сирени. Лицо незнакомки скрыто за седыми волосами, на левой груди, у сердца, виднеется характерная золотая брошь. Схожая с той, которую Чеён не смогла бы забыть, даже если бы отчаянно пожелала —фамильная реликвия, будь она неладна, всё детство смотрит на маленькую девочку с чёрно-белой фотографии, вложенной в материнский паспорт. — Обычно мои гостьи не столь молчаливы, — шутливым тоном отвешивает возрастная женщина, не ожидая громкого стука, вызванного падением плетёной корзинки с ароматной выпечкой. Этот… Голос… Кексы раскатываются по дорогому ламинату, приглашение марается в пролившемся варенье, пока два тёмных омута сканируют побледневшее лицо Чеён, что не верит в глупое совпадение и, кажется, почти не дышит. Перед прокурором Пак сидит та, что разрушает личность малышки Ён-ни; та, что делает жизнь своей дочери невыносимой; та, что вторит о никчёмности Чеён в единственную их встречу, на похоронах отца девочки. В тот момент, когда ранимому подростку, как никогда, нужна была семейная поддержка и забота. — Розанна? — недоумённо срывается с уст госпожи Кан, поднявшейся с места и пальцами упёршейся в дубовое покрытие письменного стола. Всё естество диктует Чеён об одном — бежать. Не оглядываясь, не медля и не вслушиваясь в столь колкое и въедливое «Розэ», небрежно брошенное в спину. Прокурор Пак не улавливает, почему из всего списка гостей мать Чимина поручает именно ей пригласить эту женщину. Миссис Пак ведь знает о том, сколько боли, страданий и желчи бабушка Кан причиняет семье Чеён; знает, и всё равно отправляет супругу сына на растерзание к прошлому. Возможно, эмоциональная нестабильность прокурора Пак побуждает родителей Чимина избавиться от невестки самым лёгким и нелестным способом. Чеён ведь и без того уже на грани. Только подтолкни, и падение в пропасть будет неминуемо. Прокурор Пак, не помня себя, выбирается из злополучного здания, запрыгивает в автомобиль и сразу же блокирует двери. Сквозь заплывший из-за слёз взор заводит мотор, снимает машину с ручника и выруливает с парковки; она опасается, что за ней ведётся погоня, однако ни через минуту, ни даже через пять из парадных дверей никто не выходит. Глупо было предполагать, что кому-то есть до неё дело; пальцы одичало дрожат и вжимаются в руль, педаль — в пол, пока салон заполняют несдержанные, рваные всхлипы. Двенадцать лет… Вот столько Чеён в душе хранит болезненные слова достопочтенной госпожи Кан, каждый день ставя разумность своего существования под сомнение. Чтобы сегодня заявиться к ней — ненавистному врагу, Дьяволу в юбке — с корзинкой бананового хлеба и черничных кексов и сообщить, насколько эта женщина элитарна и почётна в высшем обществе. И насколько важна для нынешней семьи Чеён. — Ненавижу! Ненавижу! — грубо выпаливает прокурор Пак, взбудоражено ударяя по рулю и лишь чудом не попадая по изображению клаксона. Красный свет вынуждает остановиться на перекрёстке; во время езды горечь не чувствуется, но стоит притормозить, как от концентрации боли начинаешь задыхаться. Чеён отвлекается на вибрацию на пассажирском сидении, оповещающую о входящем звонке от миссис Пак, и без раздумий тянется к телефону. Насильно зажимает кнопку выключения, решая, что сейчас не хочет якшаться ни с матерью Чимина, ни с кем-либо другим из их семьи — прокурор Пак жаждет убежать туда, где её бы понимали, где она бы не ощущала себя лишней или белой вороной. Хочется к её людям — к милому смеху отца, к ласковым объятиям матери, к поддерживающим речам Юнги. Все, кто Чеён сейчас так страшно нужен, сосредотачиваются в одном месте; и речь идёт не о саднящем, кровоточащем и истосковавшемся сердце молодой девушки, по которому очередной день наносит глубокие раны. Речь идёт о кладбище на северо-востоке города, где под резными гранитными крестами покоится вера, надежда и любовь прокурора Пак.

~

За время расследования Лиса немного отвыкает от обязанностей в кафе, благо мышечная память работает безотказно. Поэтому сейчас, стоя у кофейного аппарата, подозреваемая выполняет заказы машинально, в большинстве случаев даже не задумываясь о происходящем. Все её мысли сосредотачиваются на утреннем инциденте и на том, насколько тяжело воздерживаться от размышлений о будущем свидании адвоката Чона. — Спасибо, что подменила меня, лисёнок, — расслабленно вещает высокий мужчина, как только оказывается за стойкой. Господин Манобан отмечает макушку дочери ласковым поцелуем; та дергается от неожиданности, вскидывая подбородок и получая добавочный жест любви, на этот раз, в лоб. Лису словно в мягкий плед укутывают, даря ощущение защищённости и необычное — для столь грустного дня — воодушевление. Она кое-как пресекает порыв прижаться к груди отчима и вообразить себя ребёнком. Спрятаться ото всех проблем за самой надежной спиной, которую знает. — Конечно, па, — искренне улыбается Манобан, внимая ненавязчивой родительской опеке. — Как прошёл перекус? — Отлично. Успел побеседовать с отцом Чимина по поводу грядущей годовщины. Он сказал, что мы непременно должны пойти. Да уж… Непременно… Чтобы встретиться там с Чонгуком и его новой пассией. Подозреваемая гонит прочь неправильные размышления, сосредотачиваясь на главном — душа Лисы не черства и не одинока. В её жизни остаются люди, которым она дорога и которые любят девушку несмотря ни на что; жаль, конечно, что Чонгук не входит в их число, однако земля из-за этого не разверзнется. Адвокат Чон является в переломный для Манобан момент, становится её спасителем и путеводной звездой, помогая преодолеть страшное. Немудрено, что подозреваемая столь легко и безрассудно вручает ему сердце. Вот только… Вдруг всё дело в обычной психологии, а не в светлом чувстве, которое Лиса так безрассудно и долго ищет? Наверное, было бы проще, если бы я была одурманена Чонгуком, а не влюблена в него… — Лиса, можешь помочь посетителю? А потом приберёшь грязные кружки в зале и загрузишь их в посудомоечную машину? — женский голос вырывает подозреваемую из размышлений, вынуждая торопливо вытереть руки о подол фартука и развернуться на сто восемьдесят градусов к гостю. — Конечно, ма-а, — с запинкой на последнем слоге изрекает Лиса, разлепляя губы. Перед ней предстаёт отдохнувший адвокат Чон, со старым фотоаппаратом мгновенной печати и небольшой рамкой. На подносе, рядом с ванильным капучино, благополучно располагается чизкейк и самоклеющийся крючок для того, чтобы повесить фотографию. Госпожа Манобан с чувством выполненного долга облокачивается на стойку. В этот момент подозреваемая садко жалеет, что делится с матерью переживаниями, касающимися личной жизни. — Давно не виделись, — добро произносит Чонгук, изучая Лису издевательски проникновенно. Так, что та напрочь забывает про злость. И про ревность тоже. Один лишь его взгляд заставляет ощутить себя самой желанной девушкой на планете. На прокурора Чжоу он смотрел по-другому… — Добрый вечер, адвокат Чон, — показательно-официально здоровается Манобан и подхватывает поднос с едой, в надежде поскорее скрыться от взоров родителей. Пока те не прожгли в ней и правозащитнике дыру от любопытности, — давайте я помогу донести. Где приземлились? — Дальний столик у окна. Отлично! Стратегическое убежище. — Прекрасное место, — ободряющим голосом заключает Лиса, спешно удаляясь в конец кофейни и стараясь не выдать душевного разлада. Чонгук следует за ней с нескрываемым облегчением и какой-то юношеской радостью. Правда, прихрамывает на правую ногу. По крайней мере, теперь она в хорошем настроении. — Ты так спешишь… Не боишься расплескать содержимое? — заигрывающим тоном начинает адвокат Чон, настигая столик вместе с подозреваемой. Он осторожно опускает предметы на лакированную поверхность, высвобождая ладони. — Это моя территория, господин зануда. Здесь я — профессионал. Их руки неловко пересекаются, когда оба тянутся за керамической чашкой. Чонгук нежно проходится вдоль холодных и влажных пальцев Лисы, что неторопливо пытаются выпустить кружку. Нос подозреваемой улавливает нотки дорогого одеколона, а сама она невольно задерживается на образе адвоката Чона, без опаски оценивая. Множественные серёжки в ушах, знакомый рукав из татуировок и рваные джинсы; встреться они где-нибудь на улице, Манобан бы в жизни не поверила, что перед ней — представитель закона. Скорее всего, сочла бы его к-поп айдолом. — Что ты здесь делаешь, Чонгук? — бесстрашно спрашивает она. И в её голосе слышится расстройство с примесью предвкушения; Лиса хочет и не хочет знать ответ наверняка. Адвокат Чон не теряется, делает шаг ближе, подбираясь практически вплотную. Как хищник к желанной жертве — вот только та не убегает и не сопротивляется, а нарочно подаётся навстречу, угождая в лапы искусителя. — Честно? Хотел тебя проведать. Чонгук даже не подозревает, насколько сильно сердце Лисы ухает в пятки. От его признания и мурашки, и мандраж, и бабочки — весь калейдоскоп эмоций. Она боится, что спит и сейчас вот-вот проснётся, поскольку случившееся уж слишком хорошо для того, чтобы быть реальностью. Манобан жаждет спросить «а как же прокурор Чжоу?», дабы расставить все точки над «i», однако пока что не смеет портить момент. Не смеет рушить хрупкую надежду, вознёсшую её настроение до небес и временно унявшую боль в грудной клетке. Неужели, для меня не всё потеряно? — Ну, вот она я, — робко отрезает подозреваемая. Её щеки заливает румянец, а в голове витает так много мыслей, что она боится за ними не поспеть. Не уследить и дать одной из них неосмотрительно сорваться с уст. Лиса стыдливо опускает взгляд на стол, где тут же натыкается на старенький фотоаппарат. Спасительно. — Р-решил оставить след в нашей кофейне? — привычно запинаясь, осведомляется девушка. Чёрт бы побрал её стеснение! И почему она не может общаться с Чонгуком столь же ровно и легко, сколь сегодня утром? Кажется, я безнадежна… «Ну какая же милашка», — мысленно посмеивается адвокат Чон, присаживаясь на место, и ладонью подпирает подбородок. — Это был план «Б», если бы ты вдруг не захотела со мной разговаривать. — А посетителю я не смогла бы отказать. Весьма находчиво. — Лиса проходится по старому кодаку, изучая облезлые кнопки. Она делает глубокий вздох и всё же рискует поднять на Чонгука глаза, полные вины, — и…прости за утро. Я… Я не хотела грубить. Просто чувствовала себя неважно. — Эй, можешь не извиняться. Я понимаю, — ласково прерывает Чонгук, борясь с рвением вновь прикоснуться к подозреваемой. — Предыдущие сутки всем дались тяжело. Они находятся в непосредственной близости друг к другу, практически в нескольких сантиметрах, однако адвокат Чон сомневается, может ли он нарушить личные границы ещё раз? Чутьё ему подсказывает, что лучше повременить с телесным общением — нечто в Лисе до сих пор остаётся настораживающим, но Чонгук никак не улавливает конкретики. — А прокурор Чжоу не присоединится к тебе? — мягко зондируя почву, решается задать вопрос Манобан. Она поправляет хвостик на волосах, потуже затягивая оный, да так, что резинка с дискомфортом впивается в затылок. — Мне показалось или вы говорили про свида… Какой-то ужин? Так вот оно что. Погодите-ка, Лиса ревнует? — Да, но это не сегодня, — беспечно бросает Чонгук, — и это деловая встреча, никакой романтической подоплёки, — добавляет, не желая организовывать недопонимание между ними. Потому что меня влечёт лишь к одной девушке, и она сейчас прямо передо мной. — Кажется, прокурор Чжоу так не считает. — Цзыюй только недавно отошла от отношений, не думаю, что она готова начать новые, — приукрашивает адвокат Чон белой ложью. Во благо. Его внутренний голос подсказывает, что сейчас — самое время сообщить подозреваемой кое-что ещё, — вообще-то, достаточно значимое — однако язык никак не поворачивается. — И, Лиса, я… — Да? Господи, почему же ты заставляешь меня чувствовать себя неопытным мальчишкой? — Это фотоаппарат моего отца, — спешно выруливает адвокат Чон, подцепляя навесную лямку, и выдыхает. Жмурится, пальцы заводит в приглаженные волосы, легко взъерошивая те, и распахивает глаза, уставляясь до жути проницательно, — нет, я совершенно не это собирался сказать. Лису отчего-то потряхивает. Она озирается по сторонам, натыкаясь на выглядывающих из-за стойки родителей, а затем присаживается напротив обеспокоенного Чонгука. Лицо юриста отягощается смятением, но в чём его причина — подозреваемая пока что не догадывается. — Что-то стряслось? — боязливо осведомляется Манобан, придвигаясь на стуле. Она ищет, чем бы занять непоседливые руки — стаскивает тарелку с десертом и приборами на стол и прижимает пластмассовый поднос к груди. Прячется за ним как за щитом, готовясь встретить любую, по содержанию, новость. Вдруг… Адвокат Чон решил расставить всё по местам? — Моя мама приглашает тебя на ужин, — выпаливает Чонгук, слегка приподнимая уголки губ в теплой улыбке, — точнее, нас. Она и её новая пассия хотят с тобой познакомиться. С уст Лисы слетает неподготовленное «оу», сопровождаемое осмысляющим «О-у?», добивающее испуганным «О.У!» и выразительной мимикой, как только окончательное осознание настигает подозреваемую. Манобан бестактно тянется к кофе Чонгука и опрометчиво делает длинный глоток. Как жаль, что у их кофейни нет лицензии на подачу коктейлей — прямо сейчас Лиса не отказалась бы разбавить ванильный капучино чем-нибудь покрепче. — Если ты не хочешь, то- — Нет-нет, яхочу, — скороговоркой выкидывает Лиса, отстраняясь от кружки и маняще слизывая пенку с губ. Спустя секунду до неё доходит, что она внаглую своровала у посетителя напиток. Её и без того пунцовые щёки, кажется, вспыхивают от стыда с новой силой, — о, Боже. Прости, просто новость неожиданная… — Подозреваемая довольно резко вскакивает с сидения, больно ударяясь бедром, и не даёт адвокату Чону вставить и слова. — Я-я… сейчас же принесу тебе новый, хорошо? Одну минутку. — Да не сто- — вынужденно останавливается Чонгук. Знает, что целеустремлённую Манобан ему никак не переубедить, да и с воздухом разговаривать бесполезно. Лиса, в это время, забегает за рабочую стойку, попутно открещиваясь от вопросов родителей и отсылая злополучный поднос на самый край выдачи. Наверное, чета Манобан остаётся недовольна услышанным, раз беспардонно окружают дочь, пока Лиса орудует кофеваркой. Сами того не ведая, выстраиваются в занимательный ракурс. Адвокат Чон смекалисто приподнимает фотоаппарат, заглядывает в визир и поворачивает объектив, фиксируя границы кадра. А затем — нажимает на проверенную годами кнопку. Из устройства вылетает знакомая вспышка и слышится скрежет; из прямоугольного отверстия выезжает белесая картинка с покамест чёрным содержимым посредине. — Идеально. Отец, я знаю, тебе бы тоже понравилось… И, кажется, это Чонгук (не) о фотографии.

~

Тёмная пелена постепенно сходит с глаз, пока в ушах жутко звенит. Тело понемногу подчиняется хозяйке, начиная с пальцев на ногах и заканчивая макушкой. В последнюю, кстати, адски стреляет, будто после самого ужасного похмелья. — Прокурор Пак, Вам плохо? — звучит незнакомый баритон. Глаза часто моргают в попытке сфокусироваться; чьи-то сильные руки помогают принять вертикальное положение и прислоняют к губам холодный металл. — Глотните, если хотите. Это чай с сахаром. Чеён жадно принимает напиток, думая о том, как же пересыхает у неё во рту. Она пальцами касается неухоженных рук, дозирующих количество жидкости, и смело показывает, что можно увеличить напор. Незнакомец подчиняется, позволяя ослабшей прокурору Пак утолить жажду, и только после этого уводит от её лица крышку из-под термоса. — Спасибо, — хриплым голосом сипит Чеён, медленно, но верно, восстанавливая минувшие события. Вечереет — тонкая полоска солнца уже скрывается за горизонтом, предоставляя теням могильных плит возможность пугающе расползтись по земле. Прокурор Пак находится в непривычной части кладбища, на мраморной скамейке с протяженными деревянными брусьями, постепенно растрачивающими дневное тепло. Я же навещала могилу Джан Ди… — Вам лучше? — Да, спасибо. — Чеён запястьем подпирает лоб, а свободной ладонью притрагивается к животу. Ощущает она себя, мягко говоря, паршиво, и из-за этого в душе поселяется непреодолимое волнение. Малыши Моти… Господи, как я надеюсь, что вы в порядке... Низ живота не тянет, даже желудок не изнывает от нехватки еды — просто адски раскалывается голова; словно Чеён вновь возвращается в двадцать восьмое июня, когда у неё подскакивает давление в зале суда. Прокурор Пак помнит слёзы на могиле родителей, помнит гневную тираду, обращённую к мраморному изображению Юнги, с издёвками и вопросами, какого чёрта он оставляет её одну! И… Кажется, она помнит, как возносит снежные альстромерии той, чья Судьба находит отражение в её собственной. — Вам звонили много раз, наверняка волновались, поэтому я ответил, — напряженно продолжает юноша, пытающийся разобрать, нужна ли Чеён срочная госпитализация? Её припухшее лицо с тушевыми подтёками и подсмывшейся тональной основой, скрывающей побои, заставляет незнакомца серьёзно задуматься о судьбе женщины, — Пак Чимин представился Вашим мужем, так что я описал ему ситуацию и сказал, где можно Вас забрать. По-моему, перед тем как отключиться, я пыталась набрать Минни… — Признаюсь, поначалу я решил, что Вы напились, но… Вы не выглядели как пьяный человек, скорее как скорбящий. — А Вы очень проницательны, — прочищая горло, дарит комплимент Чеён, а затем устало выдыхает, — простите, что заставила поволноваться. Не стоило мне ехать сюда в таком состоянии… Прокурор Пак потуже прижимает ладонь к животу, в надежде ощутить хоть что-нибудь. Запустить материнское чутье, которое подсказало бы, всё ли в порядке с её детьми? Но то предательски молчит, пока рациональность пытается успокоить разошедшиеся шестерёнки страха — в крайних воспоминаниях она забирается на эту скамейку, поскольку её подташнивает и с ног валит злополучная мигрень. Чеён включает телефон и набирает номер мужа; вот только гудки тянутся слишком долго, поэтому она сбрасывает звонок и устраивается на сумочке, в надежде немного полежать и перезвонить. Наверное, она не замечает, как засыпает, а из-за измотанности забывает перевести мобильное устройство с беззвучного режима в обычный. Прокурор Пак должна быть благодарна за столь небезразличного и сердобольного человека, посланного ей небесами. И за то, что её не обкрадывают, пользуясь бессознательным состоянием. — Вы здесь один? — интересуется Чеён, спустя небольшую паузу. От второй предложенной чашки чая она вежливо отказывается. — Да. Родители живут в другом городе, так что могилу сестры я навещаю в соло. — Примите мои соболезнования. И мою благодарность, — искренне произносит прокурор Пак, осторожно убирая руку с живота, поскольку юноша как-то странно на неё косится. — Мистер…? — Чой, — быстро представляется собеседник, даря сонной Чеён обезоруживающую улыбку, — Вы тоже примите мои соболезнования, для кого бы они ни были. И раз уж нам всё равно придётся дождаться Вашего мужа, — он настоятельно попросил — то будет лучше, если мы опустим формальности. — Вы… То есть, ты прав, — прокурор Пак не знает, почему наедине с этим подозрительным незнакомцем ей приходится хорошо и спокойно. В его образе ведь нет ничего специфичного или указывающего на порядочность; просто от него веет той же аурой непреодолимой горечи, которую представительница обвинения испытывает на себе. — Меня зовут Чеён. — Чу-Бини, — дружелюбно отзывается мистер Чой, наперекор сквозящей в глазах грусти, — так меня называла сестра… В честь моей причёски и её схожести с Чубаккой из «Звёздных войн». А ещё это производное от имени и фамилии Чой Субин, но ты обращайся так, как тебе больше нравится.