Лишние и нежеланные

Боль перекатывается под кожей и течет куда-то вглубь. От подживших рубцов, пересекающих спину, и полос рассечённой плоти на щеке она струится прямо в нутро. В душу, растревоженную острым чувством несправедливости. В сердце, что сжимается от новой обиды. Вэй Ин сидит на нагретых солнцем каменных ступенях чьего-то дома и старается поймать, стереть заливающую лицо кровь. Без толку. Непослушные багровые капли просачиваются меж пальцев и падают на лиловый шелк ханьфу. Это плохо. Это вызовет гнев. Повлечёт за собой новое наказание. Адепту Юньмэн Цзян нельзя пачкать одежд. Вэй Ина, так нелюбимого госпожой Юй, это касается вдвойне. Он запрокидывает голову и трет тыльной стороной ладони шею, размазывая липкие капли по коже. Мелкие пятнышки можно замыть водой из реки. Крупные же… Лучше об этом не думать. — Держи, — слышит он рядом с собой звонкий голос. — Приложи к ране и зажми покрепче — так кровь остановится быстрее. Вэй Ин скашивает глаза к источнику звука. Подле него, опираясь животом о перила, замер невысокий мальчик, одетый в опрятный простой наряд и довольно дурацкую, особенно для ребенка, чиновничью шапку. В его руках платок. На лице — мягкая улыбка, украшенная нежными ямочками. — Спасибо, — отзывается Вэй Ин, принимая чистую тряпицу. Мальчик отлипает от покосившихся перил, обходит Вэй Ина, садится рядом с ним на корточки, внимательно всматривается в его лицо, а затем начинает рыться в широком рукаве. — Это должно помочь, — говорит он и протягивает Вэй Ину холщовый мешочек с травами. — Девочки используют данную смесь, чтобы… а, впрочем, не важно, просто вотри это в рану, и кровотечение станет меньше. Вэй Ин кивает. Он вытряхивает на ладонь остро пахнущую светло-серую труху и прижимает ее к порезу под платком. Кожу немного щиплет. Спустя пару мгновений кровь и вправду начинает идти медленнее, а всколыхнувшаяся было боль затихает. Мальчик изучает фигуру Вэй Ина. Его взор скользит сверху вниз: от алой ленты в волосах, повязанной Вэй Ином в память о матери, до загнутых носков его сапог. И возвращается к талии, цепляясь за цзянский колокольчик. — Ты будущий заклинатель, — делает он вывод. — Потрясающе! Вэй Ин качает головой: — И вовсе это не потрясающе. — Почему? — Даже не знаю. — Вэй Ин отрывает от лица окровавленный платок, демонстрируя новому знакомому пострадавшую щеку. — Может быть, поэтому? — Это тебя в клане так? — Вэй Ин кивает. — Но за что? Вопрос повергает Вэй Ина в ступор. Он мог бы ответить, что его наказали за дерзость, плохое поведение, неуспеваемость, что угодно. Тем не менее, он нутром чувствует, что это не так. Госпожа Юй третирует Вэй Ина не за что-то. Госпожа Юй третирует Вэй Ина просто за то, что он Вэй Ин… Когда два года назад Цзян Фэнмянь привез Вэй Ина в Пристань Лотоса, тот был благодарен и счастлив. Еще бы! Вынужденный после смерти родителей жить на улице и сражаться за каждую чашу риса, он и не надеялся, что окажется адептом великого клана. Первое время его жизнь и правда была чудесной. Ему выделили отдельные покои, разрешили дружить с обоими наследниками, подарили красивую одежду и начали учить на заклинателя. А затем Цзян Фэнмянь не вернулся с ночной охоты… Никто не знал подробностей происшествия. Поговаривали, что он не то нарвался на скопище особенно свирепой нечисти, не то пал жертвой разбойников, не то и вовсе сверзился с меча. Как бы то ни было, главой клана стал его десятилетний сын, без колебаний вручивший бразды правления в руки матери. Для Вэй Ина это стало началом конца. Не успели еще отзвучать в храме предков траурные церемонии, как он был выселен из личных покоев, через стенку от комнаты Цзян Чэна, в общую спальню для рядовых адептов. Совсем недавно выделявшийся среди других учеников как наиболее перспективный, Вэй Ин теперь едва ли не ежедневно слышал обвинения в никчемности. Но главным ударом для него стало то, что госпожа Юй строго-настрого запретила ему даже приближаться к Цзян Чэну и Цзян Яньли. — Не забывай о своем месте, сын слуги, — шипела она, закрывая перед носом Вэй Ина дверь основной резиденции, — ты не ровня юному главе клана и не друг для моей дочери. Я бы тебя со двора погнала. Да боюсь, мой супруг, узнав об этом, вернется мстительным духом!.. — За то, что посмел появиться на свет, — отзывается, вынырнув из воспоминаний, Вэй Ин. Мальчик дарит ему внимательный взгляд. Ямочки исчезают вслед за теплой улыбкой. Из-под осыпавшейся маски проступает что-то надтреснуто-темное. — Понимаю… * Весенние дожди в Юньмэне традиционно подобны стихийному бедствию. Потоки воды рушатся с неба, превращая улицы в реки и гоня с холмов мелкие камни. Попасть под такой ливень означает мгновенно промокнуть и набрать полные сапоги ледяной воды. Завидев на небе до черноты серые тучи, Вэй Ин понимает, что его дела плохи. Вернуться сейчас в Пристань Лотоса чревато опасностью напроситься на новый удар Цзыдяня, остаться на улице — промокнуть и продрогнуть до костей. Вэй Ин осматривается. Наученные опытом горожане спешно прячутся по домам, уличные торговцы собирают товар, лавки закрывают ставни. За период времени, достаточный, чтобы прогорела единственная палочка благовоний, Вэй Ин остается на улице в одиночестве. Он простукивает карманы в напрасной надежде обнаружить там хоть одну монету, которая позволит ему спрятаться в таверне за чашкой чая. Тщетно. Последние деньги он еще три дня назад обменял на сладкую лепешку. Вэй Ин бредет по городу в поисках укрытия. Как назло, ничего подходящего не встречается. Его взор цепляется за яркие вывески весеннего дома. У парадной двери, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стоит мальчик. Присмотревшись повнимательнее, Вэй Ин понимает, что тот ему знаком. — Эй, — подойдя ближе, он дергает его за край серой одежды, — ты чего тут забыл? — Что? — Мальчик оборачивается на звук. Выражение его лица меняется с растерянного на фальшиво-дружелюбное и, по мере узнавания Вэй Ина, обратно на растерянное. — Вообще-то, я тут живу. — А почему внутрь не заходишь? — Не хочу. — Это ты зря. Скоро дождь начнется. Мальчик переводит взгляд с Вэй Ина на небо, а с неба на запертую дверь и вздыхает. — Пошли, — решает он и почему-то шагает в сторону, противоположную от входа в весенний дом. Вэй Ин послушно топает следом. Они обходят бордель кругом, отпирают калитку и попадают на тесный задний двор. В отличие от яркой обложки, изнанка весеннего дома кажется серой и непримечательной. Несколько добротных сараев, яма с нечистотами в углу, прикрытый деревянной крышкой колодец — вот и вся обстановка. Вэй Ин и его новый знакомый пересекают двор и скрываются в крохотном домике, тепло и терпко пахнущем деревом. Новый знакомый влезает на поленницу, помогает Вэй Ину забраться следом и укладывается на бревна, заложив руки за голову. — Мы сможем переждать ливень здесь, — сообщает он, — вряд ли кто-то явится за дровами до вечера. Вэй Ин кивает. Некоторое время они проводят в молчании. Снаружи начинается дождь. Капли разбиваются о черепицу крыши. Их мерный стук в сочетании с уютным полумраком, теплом и древесным запахом постепенно успокаивают нервы Вэй Ина. Он с интересом рассматривает мальчика рядом с собой. Тот кажется совсем юным — навряд ли старше самого Вэй Ина, — но при этом непривычно серьезным, словно маленький взрослый. В Пристани Лотоса дети похожи на детей. В этом же мальчике от ребенка лишь невысокий рост. И он живет в борделе. Вэй Ин никогда не встречал никого, кто жил бы в борделе. — Слушай, — прерывает тишину Вэй Ин, — а почему ты живешь в весеннем доме? Мальчик поворачивает к нему голову и цепко смотрит прямо в глаза. Вэй Ину становится почти неуютно. Отчего-то он уверен — взор отводить нельзя; этот безмолвный диалог взглядов — испытание. Наконец, очевидно, найдя в лице Вэй Ина именно то, что искал, мальчик отвечает: — Потому что тут работает моя мама. — О… А она… — Она проститутка. Вэй Ин не находится с ответом. Он видел весенних дев лишь мельком, но по душным шепоткам в общей спальне и беседам с уличным пацаньем из прошлой жизни знает, что те представляют собой что-то одновременно влекущее и очень стыдное. Где-то в воображении Вэй Ина возникает образ прекрасной девы с ярким макияжем и в нарочито женственных, не в пример нарядам госпожи Юй, одеждах. Его новый знакомый со своей чиновничьей шапкой и серым ханьфу с этим образом как-то не вяжется. Может быть, дело в его отце. Кстати… — А кто твой отец? — Мысли Вэй Ина порой не поспевают за языком. — О… — Лицо мальчика приобретает благоговейно-мечтательное выражение. — Мой отец — глава клана Ланьлин Цзинь… * Сизый дым все еще курится над скелетами сожжённых деревьев, воронье закручивается в многокрылые воронки, в затхлом воздухе, кажется, навеки застыло зловоние пепла и гниения. Вэй Ин окидывает взглядом угольно-черное месиво, что раньше было лесом Пристани Лотоса и сглатывает горький ком, неизменно рождаемый этим зрелищем. Ком проваливается в горло, оставляя за собой вкус крови и рвоты. Вэй Ин поднимает со стола бутылку вина, уже третью за сегодня, и делает глоток из горла. Не помогает — тошнотворный дух разрушения и предательства, похоже, не изгнать ни вином, ни самыми острыми специями. — Глава Цзян? — произносит за спиной подобострастный голос его то ли помощника, то ли соглядатая. Вэй Ин морщится, ни одно из этих слов не соответствует действительности. Как может быть главой марионетка Вэней? Как можно назвать кланом превращенные в пепелище земли? Как можно окрестить именем Цзян того, кто это имя уничтожил?.. — Чего тебе? — Вэй Ин уже порядочно пьян и оттого не может удержать грубость, каждый раз рвущуюся наружу при виде алых солнц на ханьфу. — Пришел ученик Сюэ. Прикажете его впустить? Вэй Ин устало трет висок, тщетно пытаясь изгнать боль сжимающую тисками голову. Гуева Сюэ Яна ему сейчас только и не хватало. Щенок нагл, непредсказуем и откровенно неадекватен. А еще он талантлив. Такую же смесь жестокости, растущей из самого естества аморальности и одаренности он до сих пор встречал лишь в одном человеке. Сейчас этот человек далеко, и это толкает душу Вэй Ина в объятья отчаянья ничуть не меньше, чем неизменное карканье за окном и вэньские знамена над воротами Пристани Лотоса. — Пусть заходит, — решает Вэй Ин. Проще принять этого злобного щенка сейчас, пока нутро согрето сладостью вина, чем разговаривать с ним поутру с похмелья. Помощник низко кланяется и скрывается за дверью. Мгновением спустя в комнату вваливается Сюэ Ян. Мальчишка широко улыбается какой-то особенно порочной улыбкой. Даже на расстоянии Вэй Ин ощущает следующий за ним по пятам аромат разложения и смерти. — Чем ты сегодня занимался? Поднимал лютых мертвецов? Мучил детей? Творил из живых людей мстительных духов? — И то, и другое, и третье. — Сюэ Ян вынимает из рукава яблоко, протирает его о ткань на собственной груди и с хрустом вгрызается. Капли сока текут по подбородку. Вэй Ин чувствует, как тошнота, едва отступившая после особенно доброго глотка вина, снова поднимается из желудка. — Хотя по большей части я мотался среди солдатни и собирал сплетни. Узнал кое-что интересное. Хочешь послушать? Вэй Ин застывает. Естественно, Сюэ Ян не мог притащиться в его покои просто так. Для мелкого засранца нет большей радости, чем наблюдать за чужими страданиями. Главе клана, пусть даже и марионеточному, нельзя пригрозить ножом или сломать бережно хранимую семейную ценность. Зато его можно задеть словами. Видимо, это он сейчас и попытается сделать. — Рассказывай. — Ходят слухи, что у главы клана Не новый помощник. Очень близкий и о-о-о-чень доверенный. Поговаривают, он на редкость умен. И появился будто бы из ниоткуда. А зовут его… Эх, как же там было… — Сюэ Ян подходит к Вэй Ину, выхватывает из его внезапно ослабевших пальцев кувшин вина и прикладывается к горлышку, оставляя на нем липкий отпечаток яблочного сока. Он явно наслаждается собой и своим спектаклем. Смакует. Растягивает удовольствие. — Демоны, ну как же… А, да, вроде бы Мэн Яо… * В небе над Пристанью Лотоса взрываются разноцветные фейерверки. Воздух пропитан ароматами пороха, благовоний и праздничных сладостей. Ветер доносит обрывки пьяных речей и песен. Вэй Ин сидит на краю крыши дома ростовщика Ли Юна, являющегося самым высоким зданием в городе, и болтает ногами в воздухе. Живот сводит от голода. С самого утра во рту Вэй Ина не было и крошки. На праздник фонарей госпожа Юй подарила сыну трех взрослых собак-оборотней, приведя того в восторг. Весь день Цзян Чэн играл с ними на тренировочном поле, предлагая присоединиться всем желающим. Вэй Ин слушал весёлый смех вперемешку с громким лаем и леденел от ужаса. Он был почти наверняка уверен, что госпожа Юй своим поступком старалась не только порадовать главу клана, но и лишний раз наказать ненавистного сына Цаньсэ Саньжэнь. Цзян Чэн уже не помнил, по какой причине два года назад лишился своих щенков. Госпожа Юй же никогда не теряла этого из виду. Что ж, в своем желании отогнать Вэй Ина от собственного сына она определенно достигла успехов, и появление в Пристани Лотоса собак лишь закрепило победу. Вэй Ин слышит за спиной шорох черепицы. Через мгновение к его бедру прижимается чужое. Он краем глаза наблюдает, как невысокий мальчик в чуть сбившихся после карабканья по крышам одеждах усаживается рядом. — Как день, А-Яо? — Отвратительно. В честь праздника у старухи Аи Синь аншлаг. Весь дом провонял мужиками. Меня отправили в кухню. Лучше бы, конечно, в зал — был бы шанс выпросить у пьяных гадов хоть монету. Но хрен там — вино разносят те, кто может похвастаться сиськами! Зато, — мальчик запускает руку в рукав и вытаскивает бумажный пакет, — мне удалось умыкнуть остатки нераспроданного ужина. Вэй Ин с благодарностью принимает предложенный сверток и заглядывает внутрь. Желудок предвкушающе урчит. Вэй Ин находит несколько мясных маньтоу, уже остывших и подсохших, но все равно аппетитных, три поздних сливы и россыпь ма чиу — настоящий пир, особенно для того, кто до наступления темноты прятался на крыше. Он выуживает пирожок и жадно вгрызается в его белый бок, роняя на грудь крошки. Мэн Яо же выбирает из пакета шарик со сладкой бобовой пастой: — А как дела в гуевом великом клане? — Просто великолепно, — отзывается Вэй Ин с набитым ртом, от чего последнее слово звучит как «ведикодепно». — Госпожа Юй нашла новый способ унизить ненавистного сына слуги, пригретого ненавистным покойным мужем. Иногда я подумываю о том, что уйти из клана и найти работу кухонного мальчишки — не такая уж и плохая идея. — Ты с ума сошел? — На лице Мэн Яо — непонимание, граничащее с ужасом. — Как ты можешь отказаться от возможности стать заклинателем? Это же мечта! Если бы у меня были способности, я бы ни за что от них не отказался! — А с чего ты взял, что ими не обладаешь? Твой отец — один из величайших заклинателей. Было бы странно, не окажись у тебя духовных сил. Мэн Яо не отвечает. Он бросает долгий печальный взгляд на вспыхивающую разными цветами Пристань Лотоса под их ногами и тяжело вздыхает: — Но их нет. Я знаю это, потому что уже пытался тренироваться. Я перечитал уйму книг и занимался с парой бродячих заклинателей, что были мамиными любовниками, — без толку. Вэй Ин смотрит на Мэн Яо с удивлением. Ему всего двенадцать, он простой адепт, его золотое ядро еще в процессе формирования, но он почти наверняка знает, что мнение Мэн Яо о собственных способностях ошибочно. Внутри него плещется то же золотое тепло, что наполняет нутро каждого из адептов Пристани Лотоса. Оно хаотичное, расплывчатое, едва заметное, но оно есть. Оно есть, и Вэй Ин знает это точно. — Знаешь что, — предлагает он осторожно, — ты можешь показать мне эти свои книги? * Книги, что притаскивает следующим вечером Мэн Яо, заставляют Вэй Ина согнуться пополам от хохота. То, что в них написано, — просто шарлатанская чушь. В них нет ни крупицы полезной информации. Одни лишь крестьянские слухи да страшные сказочки для детей. Неудивительно, что, занимаясь по ним, Мэн Яо не добился никаких успехов. — Я принесу тебе настоящие учебники, — обещает Вэй Ин, — заклинательские, а не те, в которых сказано, что морё может задушить тебя, выпрыгнув из чайной чашки. Сказать оказывается проще, чем сделать, — книги Пристани Лотоса защищены от воров, так что при попытке вынести их за пределы резиденции в библиотеке активируется сигнальный талисман. Вэй Ин много дней ломает голову над этой проблемой, а потом Мэн Яо осторожно спрашивает у него, нет ли случайно в арсенале совершенствующихся какой-нибудь техники копирования. Такое заклинание действительно существует, и после пары дней тренировок Вэй Ину удается им в совершенстве овладеть. Первый принесенный им трактат — простейший учебник для младших адептов — вызывает у Мэн Яо такую радость, что его всегда серьезное лицо в кои-то веки обретает по-детски восторженные черты. Он проглатывает книгу за одно утро и на следующий же вечер обрушивает на Вэй Ина шквал вопросов. Вэй Ин смеется, довольный такой реакцией. Он смотрит на нового и, кажется, единственного дозволенного ему судьбой друга и чувствует в животе непривычное тепло. Мэн Яо сейчас счастлив. И счастлив искренне. Он улыбается. Не одними губами и нежными, отрепетированными перед зеркалом ямочками, но глазами, разлетающимися от них крохотными лучиками, всем лицом. Его настоящая улыбка куда тоньше, смущенней и скрытнее. А этих вот пресловутых ямочек при ней и вовсе нет. Вэй Ин тащит все новые и новые книги. Мэн Яо стремительно их проглатывает и впитывает знания, словно рыхлая бумага — тушь. Он начинает пользоваться заклинаниями, рисует талисманы, ежедневно тренируется в медитации. Никогда не имевший доступа к настоящей мудрости, он отдается учебе с куда большим рвением, чем любой из адептов Пристани Лотоса, и постигает ее с куда большей скоростью. Вэй Ину нравится ощущать себя наставником. Кажется, рассказывая и обсуждая, он и сам начинает постигать древние знания глубже. Мэн Яо тоже его многому учит. Он объясняет ему искусство фальшивых лиц и масок, которое не мог не постичь, воспитываясь в весеннем доме. Учит незаметно подрезать у богатых горожан кошельки. Показывает, как распознать, у кого из прохожих водятся деньги. Жизнь Вэй Ина как-то незаметно и сама собой становится легче. Наука неискренних поклонов и взглядов помогает избегать кнута госпожи Юй, чужие карманы снабжают монетами, а одиночество, ставшее за последний год почти привычным, прогоняется чужими улыбками. Без ямочек.