"Дитя мое горько плачет..."

- Я продал кольцо... Это трудно, но я молчу и смотрю на дорогу. Да и кошки бы с ним! Рухлядь. Но для него - это важно. Это все что осталось ему от отца. Он ненавидит, когда я так делаю. "Обесцениваю его переживания". А я просто хочу его успокоить. Многие вещи пыль, ерунда, чушь, которой люди придают слишком большое значение. Мы расстались на том, что ненавидим друг в друге решительно все. Я - его порывистость, неизвестно как сочетающуюся с твердостью и незыблемостью. А он - меня. Как я мог так ошибиться и поверить, что это действительно правда? Начали встречаться мы ровно из-за того же. Я обожал его порывистость, а он - меня. Мальчик мой попытался тихо сбежать, но я ему не позволил. Поймал уже у самого входа и долго-долго обнимал ничего не говоря, и плевать, что нас видели все кто выходит и заходит. Плевать, не существовало сейчас ничего, важнее его напряженных плеч и заплаканных глаз. Он тоже молчал и я воочию видел, как он решает: оттолкнуть меня все же или прижаться, спрятаться в моих объятьях. И когда гордость его сдается на милость моих рук, я тихо прошу "Пойдем домой?". И он кивает. Он ненавидит, когда я веду машину и "лезу к нему", но не могу, снова не могу отказать себе в удовольствии... И сейчас он не шипит свое обычное "смотри за дорогой", не отклоняется и не убирает мою руку от свое головы. Терпит, как я треплю его волосы. Терпит? Тянется за лаской, которую так не любил. Не любил себе позволять. Спокойного вечера не получается - мой мальчик нервный и дерганый, и когда я наконец усаживаю его на диван, чтобы поговорить, меня ждет неприятный сюрприз. - Я виноват и... - одной рукой он протягивает мне зажигалку, выуженную из кармана, и другую руку ладонью вверх. Не сразу понимаю, но разглядев его пальцы, все в ожогах старых и новых... Хочется выругаться. Он же, покорно сидит зажмурившись и ждет. Ждет от меня наказания. - Открой глаза, Ричард. Я не буду этого делать. Упрямый мой мальчик так и сидит с закрытыми глазами протягивая мне свои истерзанные пальцы. Хорошо же. Щелкаю зажигалкой и откладываю ее. Тяну его руку на себя и касаюсь губами ожогов на пальцах. Больно кольнуло от того, как он вздрогнул не ожидая поцелуя, но ожидая огня. Ты думал, я сделаю это? Накажу так? Да за кого же ты меня... Он распахивает глаза и от его удивленного взгляда, обращенного на меня, когда я целую его подрагивающие пальцы, хочется выть. Придется тебе выучить, мой незыблемый, что так с тобой нельзя. Даже тебе самому нельзя. Я больше этого не позволю. - Ни делай так никогда, ты меня понял? Ричард... Замолкаю. Разве я могу запретить ему что-то... Разве если сказать "не смей", он послушает? Ладно, об этом мы еще поговорим. Но как же трудно сейчас не выпустить свою злость. Он же решит, что это из-за его утренних "подвигов". Что он, на самом деле, в чем-то виноват передо мной. Сгребаю его в объятия и шиплю в светлую макушку, крепко прижимая к себе. - Новое правило наших отношений, юноша. Если у тебя проблемы - ты приходишь ко мне. Если у тебя трудности - ты приходишь ко мне. Если у тебя затруднения - ты приходишь ко мне. Если тебе плохо - ты приходишь ко мне, упрямый мой. Это ясно? Вздыхает. Или, наконец, выдыхает? И ловит мой взгляд: - И что говорю? Папочка, я опять проебался? - Примерно. - А ты говоришь: выпьем вина и подумаем об этом завтра? Очень надеюсь, что и тяжелый вздох мне сейчас удалось подавить. - Примерно. Потому что многие, очень многие проблемы лучше решать на свежую голову. Не даю ему возразить, снова крепко обнимаю и целую в висок. Слова он, может быть, сейчас и не услышит, но, точно почувствует, то что я пытаюсь ему объяснить... Я люблю тебя и ты можешь рассчитывать на мою защиту. И я никому не позволю тебя обидеть. И когда он, по настоящему, выдыхает удобнее устраиваясь в моих объятиях, я чувствую как и меня отпускает напряжение сегодняшнего дня. И, абсолютно точно, все напряжение мучившее с той ночи, как мы расстались, отпускает сейчас нас обоих.