Черепашки-ниндзя: Большой запретный плод

Огромная крыса забилась в угол, не сводя с него настороженного взгляда. Зверь его боялся. Донни усмехнулся и подошел ближе. Упавшая на крысу тень заставила животное лихорадочно бросаться в разные стороны, не находя выхода. Донателло поднял ловушку одной рукой и поднес её к лицу, рассматривая свою жертву. Здоровая. Наверное, даже самая большая из тех, что ему попадались. Будет интересно посмотреть, что же на этот раз сделает с ней зелёная жижа. Донателло побрел в сторону логова, задумчиво размахивая клеткой. Существо судорожно дергалось, заваливаясь на бок и отскакивая от стенок. Почему-то в последнее время такие вещи доставляли ему некоторое удовольствие, особенно когда дело касалось этих грязных канализационных крыс. Донни шел. А его длинная тень двигалась перед ним, вылизывая тусклый камень, растягиваясь и сжимаясь, перекрывая саму себя. Это немного завораживало, и может потому эта подземная прогулка показалась ему такой долгой. А может во всём была виновата кислота. Кто знает. Донни шел. Его мысли тащились слегка позади головы, как пустой пакет, привязанный к нитке. Это были всё те же мысли, что и последнюю неделю. А может и не неделю. Когда ты живешь без естественного освещения, четкий график помогает отличить день от ночи. Но он давно забросил расписание. Так что с таким же успехом мог пройти и целый месяц. Донни отрубался прямо за столом, не донося пипетку до колбы, а по пробуждению сразу же возвращался к своим пробиркам и графикам, и кто знает, отключился он от реальности часа на четыре или же на четырнадцать. А всё из-за зеленой слизи, сводившей его с ума. Большую часть времени она не делала ничего, точнее превращала подопытных в ничто: целая орда мух под его рукой превратилась в крошечные раковые бубоны, пожиравшие самих себя, либо в подобие самой загадочной жидкости — в шевелящиеся комки зеленой слизи с вкраплениями внутренних органов. Самое ужасное, что Донателло никак не мог понять закономерности, зеленая слизь была непредсказуема, сколько бы он не экспериментировал с концентрированностью или примесями. Подросток уже был готов сдаться, но… Случилось что-то необъяснимое. Этот эксперимент был просто проверкой повторяемости, и Донателло не ждал от него никаких откровений. Честно говоря, провел он его скорее от отчаянья, чем от надобности — просто хотелось чем-то занять голову. Глаза уже слипались, и к тому же в тот день Донни закинулся половинкой марки — вдогонку той, которая его «не взяла». Потому сознание провалилось под корочку реальности и стремительно засасывалось тиной бреда, а руки ходили сами собой, гонимые мышечной памятью. Но в этот раз… В этот раз дрозофилы под воздействием вещества не покрылись зелеными нарывами, отнюдь. Мухи стали набухать, словно увеличиваясь в размерах, а их маленькие тельца постепенно стали обрастать плотными пластинами, образующими подобие брони. Только привычный зеленый оттенок, проступающий на появившемся панцире, роднил это случай с предыдущими экспериментами. Ох, как он был упорот. Мозг никак не хотел варить кашу мыслей, и эта тяжелая липкая масса вращалась в его черепе, налипая на стенки. Донни даже постучал себя по голове, но глаза никак не хотели сфокусироваться на созданной им жизни. И тогда… Тогда он просто заснул. Как он корил себя на следующее утро, когда оказалось, что контейнер с мухами остался открытым! Дрозофилы улетели, унося с собой его величайшее открытие. Если это, конечно, вообще происходило. Было или не было, но это подарило Донателло надежду. И некоторые новые идеи. Что, если дело не в веществе, а в испытуемых? В специфике их днк? Может ему следует перейти на млекопитающих? Но доставать крыс было ох как непросто. Он испытывал дефицит испытуемых. И это… А вот и логово. Оно выпрыгнуло на него из-за угла, не давая опомниться. Он же только что был у крысы, нет? Впрочем, это не важно. Ничто не важно, кроме комочка шерсти в его ловушке, плотная шкура, намотанная на связки и мышцы, сотрясаемые гоняющим жизнь насосом, испуганного, трясущегося узла нервов, в который он уже планировал ввести зеленую слизь. И… — Донни! — окликнул его Раф, приподнимаясь в кресле. В его голосе звучала непонятная ему озабоченность. — И где это ты пропадал? — перебил его Леонардо. Братья в сборе, а значит это день. Впрочем, Донни отметил это скорее по привычке — время суток теперь не особо имело значения. Донателло проигнорировал обоих и скрылся в лаборатории. — И тебе привет, — крикнул Раф в закрывшуюся дверь, возвращаясь на место. — В последнее время я за него беспокоюсь, — отметил Лео, и, вздохнув, вернулся к полировке меча, — Может тебе с ним, не знаю, поговорить? — А толку? — отмахнулся Рафаэль, вглядываясь в свое отражение в сюрикене, — Бродит, как зомби, да в лаборатории своей прячется. Даже на обед не выходит. Осознанно или нет, но Донателло в последнее время выполнял наказ Сплинтера и к столу не выходил, выживая на ночных вылазках за бутербродами. Не ясно, кого имел в виду учитель, выдавая свой запрет, но присутствие за столом Ботичелли в слюнявчике он с тех пор стойко игнорировал. — Или как обдолбыш! — радостно закончил мысль брата Майки, поднимаясь с пола с закатившейся под диван катаной. — Майки, разве ты не должен… — начал нравоучение Леонардо, но вдруг подорвался с места, разбрасывая оружие по ковру, — Чёрт! Обдолбыш! — Я так и… — начал Майки, но старший брат его уже не слушал. Леонардо бросился в дозде, обогнув сосредоточенного Боттичелли с метлой. Гигант задумчиво переступил упавший меч и, приподняв край, принялся заметать сюрикены под ковер. Леонардо, столь стремительно залетевший в комнату, резко остановился перед панно, служащее дверью в спальню Сплинтера, святую святых. Правило было негласным, однако незыблемым — ни один из сыновей ни осмеливался ступить за порог и осквернить эту границу, прочерчивающую непреодолимую пропасть между ними и Им. Никто, кроме Майки, конечно же. Майки, который недавно признался в том, что одна из заначек хранится прямо там, за дверью, в комнате Сплинтера, который сейчас плещется в ванной, и не подозревая о совершающемся преступлении. Леонардо медленно отодвинул створку в сторону, словно опасаясь, что из-за двери выпрыгнет учитель с обличающим «Ага!». Впрочем за дверью его не ждало никаких сюрпризов: всё та же аскетичная комната с татами на полу и маленьким комодом, всё тот же вид, который можно было собрать по обрывкам, возникающим за плечами Сплинтера или в щели проёма. Внимание привлекал только глянцевый прямоугольник, игриво подмигнувший ему из-под спального коврика: обнаженная женщина прикладывала палец к губам, обещая сохранить их встречу в тайне. Леонардо смущенно отвернулся и быстро пересек спальню, направившись к вазочке с благовониями. Его толстые неловкие пальцы попытались проникнуть на дно, но вместо этого опрокинули керамическую безделушку на пол, и Лео бросился вниз, подбирать надломленные жасминовые палочки. Удивительно, но это было единственным, что вывалилось из горшочка: Леонардо даже потряс вазой, в попытке вытряхнуть налипшие на дно таблетки. Но она была пуста. С нарастающим замешательством Лео заглянул под комод, надеясь обнаружить пропавшие наркотики там, однако увидел лишь тусклый заговорческий блеск, манивший его запустить руку во тьму. Леонардо извлек из-под комода пыльную бутылочку саке, и тут же, вспугнутый зазвучавшим в гостиной голосом отца, вскочил на ноги и принялся как попало запихивать ароматизированные палочки обратно в горлышко. Он успел. С учителем они пересеклись на входе в додзе, и Леонардо обошел сенсея бочком, пряча за спиной краденную контрабанду. — А вот и ты, — поприветствовал брата Рафаэль, — Ну что ты, не торопись, мы уже сами все сделали. Так что можешь отлынивать и дальше, ничего страшного. Очередную колкость брата Леонардо пропустил мимо ушей. Подросток бросился к Микеланджело, и, оглянувшись через плечо, зашипел: — Что, ты думаешь, ты себе позволяешь?! — Оружие полирую… — с искренним недоумением ответил Майки, протягивая кунай. — Ах, вот как! Оружие полируешь? А это тебе не знакомо?! — с этими словами Леонардо вытащил бутылку и яростно потряс её перед лицом брата. Майки с недоумением посмотрел на этикетку, силясь прочитать трясущиеся буквы. — Похоже, что это саке… — Не строй из себя идиота! — воскликнул старший брат, повышая голос, — Я думал, что мы с тобой договорились! Я думал, что ты пообещал мне! Майки продолжал сидеть на полу, ни говоря ни слова. Он рассеяно глядел на бушующего брата снизу вверх. — Что, сказать нечего, да? Я хотел для тебя лучшей жизни, хотел всё исправить, и это то, как ты мне отплачиваешь?! — Да в чем дело, в конце-то концов? — встрял Рафаэль. — Я скажу тебе, в чём дело! — выкрикнул Лео, размахивая бутылкой, — Этот оболтус заныкал наркоту в спальне Сплинтера, а потом втихаря её сожрал! Мало того, он ещё после и бутылку додумался там спрятать! — В спальне Сплинтера?! Ну брат, ты даешь… — добавил Рафаэль почти с уважением. — А знаете что?! Так хотите пить, так хотите упарываться?! Ну и пожалуйста! Развлекайтесь! — Лео с размаху воткнул бутылку в ковёр и порывисто развернулся. — А я-то что?! — возмутился Раф вслед уходящему брату. В ответ Леонардо с силой захлопнул дверь, исчезая в своей комнате. Двое подростков уставились на бутылку между ними. — Где ты вообще её откопал? — после паузы уточнил Раф, неотрывно сверля сокровище взглядом. — Это вообще не моя, — ответил Майки, — Но знаешь что, ты прав. Пойду и выясню это. — И что это должно значить? — уточнил брат, но и на этот вопрос не получил никакого ответа. Майки поднялся с пола, и, прихватив бутылку, направился в комнату к Донни. Младший постучался, но вошел, не дожидаясь ответа. — Да что такое! — сказал Рафаэль, обращаясь к единственно не покинувшего его Боттичелли, — Хоть ты-то мне что-нибудь прояснишь, брат? Гигант задумчиво остановился, прервав свою бесконечную уборку. Черепаха некоторое время пребывала в тяжелых раздумьях, не отрывая своих глазок-бусинок от Рафаэля. — …Эппил, — в конце концов выдавил из себя Боттичелли, и тут же вернулся к взмахам вперед-назад. Метла ходила по полу с болезненным скрипом. — Типично, — вздохнул Рафаэль. Раф подошел к гиганту, забрал метлу и перевернул её черенком вверх. Раздражающий звук прекратился. Черепаха вернулась к выполнению своих обязанностей, а щетка заходила из стороны в сторону с новообретенной легкостью. — Ага, входи. Дверь открыта, — с явным сарказмом прокомментировал вторжение Донателло, откладывая в сторону пробирку. Майки подошел к столу и грохнул о столешницу бутылку саке. Стопка документов сорвалась с края. — Очень мило, — устало отозвался Донни, потирая глаза, — Но я не в настроении. — Ну что же ты, брат, — с какой-то детской обидой в голосе начал Майки, — Хотя бы предупредил. — О чём это ты? — уточнил Донни, брезгливо отставляя саке в сторону. — Ну как же? О заначке! Лео мне такой втык сделал! Я пообещал ему, что больше не буду юзать. А заначка-то пуста, только бутылка эта… — А ты что? — Ну как — что? — Майки принялся ковырять угол стола, — Я прикрыл тебя, разумеется! — Вот как, — ответил брат, уже успевший вернуться к изучению пробирки, — Мог бы не стараться. Лео может бухтеть сколько угодно, мне от этого ни горячо, ни холодно. И тебе я советую поступать так же. — Как — так? — шокировано спросил Микеланджело, — Ну нельзя же… Мы же… Семья. — Ну да, — согласился Донни, выпустив злой смешок, — Верно. Отсветы зеленой жижи плотной маской легли на его лицо. Зрачки, почти полностью заместившие белки, заполнились отраженным зеленым сиянием. Похоже, что нить разговора брат уже потерял. — Это, ты, Донни, зря. Так нельзя, — разочарованно промямлил Майки, отступая. Донотелло не отозвался. Он был полностью поглащен содержимым пробирки. Подросток даже не заметил, как Микеланджело исчез из его комнаты. Через некоторое время, может тут же, а может и через пару часов, в его пространстве возник Рафаэль. И в этот раз Донателло не смог понять, когда он тут появился и как давно они говорят. — …Нёс что-то про семью, про ответственность, ты понимаешь? — обнаружил сам себя на середине фразы Донателло, — Как будто бы он сам что-то знает об ответственности. Раф вежливо кивал, стараясь не обращать внимания на тучи мух, по-хозяйски разгуливающих по всем поверхностям и роившихся в воздухе. Похоже, что Донни упустил не одну партию мух, а остановить их прогрессирующее размножение было практически невозможно. Хотя и нельзя было сказать, что Донателло даже пытался. Безумные глаза брата бегали туда-сюда, и казались слишком блестящими в этой мертвой полутьме. Зрачки, следившие до этого за полетом мухи, вновь метнулись к лицу собеседника и Донателло эмоционально воскликнул: — Он говорит что-то про семью! Как будто бы я недостаточно делаю для семьи, представляешь?! Да я единственный, кто по настоящему… В клетках копошились крысы. — Тебе бы повязку поменять. — Ты не понимаешь! Я так близко, Раф, так близко к откровению. Я уверен, что эта штука — ответ ко всему, надо только… — Может ты всё же вернешься к тренировкам, а? Или хотя бы иногда выходи к завтраку. Майки ставит тебе тарелку каждое утро. — Это тебя крыса подослала, да? И ты туда же. Всё с тобой ясно, — Донни отвернулся, тут же потеряв интерес. Его звала зеленая жидкость. Раф тоже исчез. Он не заметил и этого. А в гостиной тем временем творился какой-то хаос. Рафаэль застал рыдающего на коленях Микеланджело, который сложенными ладонями в умоляющем жесте тянулся к Леонардо. Вся эта сцена происходила на фоне Боттичелли, уткнувшегося в стену. Лео кричал: — …Потому что если ты не понимаешь по-другому, то будет так! — Ну Лео, пожалуйста, ну пожалуйста! — Майки, ты должен это понять! За наши поступки всегда несут ответственность другие! — Ну ему будет так страшно, Лео, так страшно! Малыш же ничего не понимает! Боттичелли продолжал стоять лицом к стене, никак не реагируя на происходящее. — Он будет стоять в углу столько, сколько потребуется, Майки! Пока ты не усвоишь урок! — Леонардо был непреклонен. — Я уже усвоил, усвоил, клянусь тебе! Рафаэль попытался прошмыгнуть мимо этого цирка. Только бы Лео… — Куда это ты думаешь ты направляешься? — пригвоздил его к полу строгий голос. — Ой, да ладно! — запричитал Раф, пряча за спиной бутылку саке, — Теперь-то что? — А то, что сейчас мы все отправимся в зал! И будем делать планку! — злобно выкрикнул Леонардо. — Это с чего бы?! Мы только вернулись с трехчасовой тренировки, Лео! Имей совесть! — Это вам нужно заиметь совесть! Всего бы этого не было, если бы не ваше отношение! — А я-то тут причем?! — воскликнул Рафаэль, — Что я-то сделал?! — Будешь делать то, что я скажу, ты понял? — Ничерта я не понял! Значит Донателло вообще на тренировки не ходит, а я должен страдать из-за косяка Майки?! — Косяка там не было! — взвизгнул Майки. — Что у вас тут творится? — мигом остановил все расприи возникший Сплинтер. Братья замолчали. Даже Майки прекратил на время свои стенания, проникнувшись моментом. — …Ничего, — подавлено отозвался Леонардо, — Майки и Раф как раз шли в свои комнаты. Рафаэля дважды просить не пришлось. Он мигом скрылся за дверью, унося с собой отвоеванное сокровище. А Майки ровно наоборот — всеми силами оттягивал своё изгнание. Подросток неторопливо поднялся, отряхнул колени, и пересек гостиную, то и дело кидая взгляды через плечо на безразличного ко всему Боттчелли, жующего штукатурку. Но не последовать приказу Сплинтера не мог даже он. — А теперь, — спросил учитель, когда все ушли, — Серьезно — что у вас происходит? — Сенсей, — ответил ученик, пряча глаза, — я не справляюсь.