Черепашки-ниндзя: Большой запретный плод

Карай выудила пачку из кармана уже на ходу, нетерпеливо ускорив шаг. Ну наконец-то! Куноичи с наслаждением затянулась, поправляя на плече рюкзак. Она старалась не курить на территории школы. Отцу-то было все равно, а вот директор и учителя открыто это осуждали. И девушке не хотелось создавать лишних ситуаций, которые могли привести к тому, что главу якудза вызовут на разговор в директорский кабинет. Рин, один из футклановцев, распахнул входную дверь, грубо стукнув девушку по плечу. Карай, чуть не выронившая долгожданную сигарету, возмутилась: — Эй! Осторожнее, придурок! — Это тебе стоит быть осторожнее, — ответил якудза, останавливаясь, — Тебя там Ороку Саки ищет. — Ох, чёрт, — Карай быстро затушила окурок, — И сильно он злой? Её отношения с подчиненными отца были… довольно необычными. По статусу она превосходила их, и по всем правилам любой из клана должен был оказывать ей все полагающиеся почести. Но многие футклановцы знали её ещё с тех времен, когда будущая наследница ещё носила пеленки. Можно сказать, что её растили всем кланом. Так что иногда они позволяли себе осторожно обменяться шуточками о её отце, либо же вот так вот предупредить о не лучшем расположении духа Ороку Саки. — Ну как сказать… — Рин посмотрел в небо, отметив приближающийся дождь, — У тебя там головы его врага не завалялось? Хотя это не сильно бы помогло… — Уф, — Карай, сама того не замечая, пригладила волосы и сняла с одежды невидимые соринки. Рин поднял воротник, закрываясь от первых капель, и неспешно удалился, оставив юную куноичи один на один с предстоящим разговором. Девушка выдохнула, собираясь с силами, и посеменила наверх, направляясь к кабинету отца. Ороку Саки в ответ на стук дал разрешение войти, но тут же вернулся к подписыванию стопки бумаг. Карай переминалась с ноги на ногу, ожидая, когда отец закончит её мариновать. Глава якудза восседал за явно дорогим столом из темной древесины. Стол этот был таким огромным, что занимал чуть ли не половину комнаты, хотя место для гостевого стула все равно оставалось достаточно. Но стула не было, а это значило, что любой гость, пришедший на аудиенцию, должен был топтаться на месте под внимательным и испытывающим взглядом начальника. Который, впрочем, тоже не гнушался закаления своего духа через физические страдания: Шредер работал с бумагами в своих излюбленных перчатках и нагруднике, ведь, как он считал, перед подчиненными он мог предстать только в таком виде. Это должно было подчеркивать его статус, напоминать о корнях и доказывать, что Ороку Саки всегда готов к бою. «А так же, видимо, дарить простор для шуток, которые ходят среди футклановцев», — усмехнулась про себя девушка. — Когда твоя успеваемость упала, я наивно посчитал, что это связанно с переездом, — без вступления начал отец, отложив ручку, — Я дал тебе время привыкнуть, великодушно решил пока закрыть на это глаза… Я полагал, что хорошо воспитал тебя. Что ты, как и следует наследнице клана, прикладываешь все возможные усилия. — Так и есть, отец, — Карай смотрела прямо перед собой, судорожно вспоминая, где могла оступиться. — …Но, как оказалось, довериться тебе было глупым решением. Ты обдурила меня, Карай. Выставила идиотом. А я никому не позволю выставлять себя идиотом. Как глава Футклана я не могу позволить себе такую роскошь. Шредер достал из ящика стола желтый конверт и неторопливо разложил на столе три фотографии. Карай вгляделась в снимки и с ужасом опознала на них себя. Это были черно-белые снимки с камеры наблюдения низкого разрешения, похоже одна из тех дешевых штук, которые делают фото раз в несколько секунд. Судя по ракурсу камера висела на противоположном от магазина доме, и девушка, стоящая на корточках перед дверью, попала в кадр у самой границы снимка. Леонардо, к счастью, был обрезан. На соседнем фото Карай услужливо придерживала дверь, пока размытый силуэт её напарника проскальзывал внутрь. По фото невозможно было сказать, кто этот загадочный друг. На третьем фото уже две размытые фигуры скрывались с места преступления. Лео повезло. Его невозможно было опознать ни на одном фото. — Вчера мой друг из полиции прислал мне это. Камера наблюдения запечатлела девушку твоей комплекции, с удивительно похожей стрижкой и одетую в идентичную твоей одежду. И она грабила магазин. Сначала я не поверил, что это могла быть ты, ведь был убежден, что я четко донес до тебя мысль о чести клана. Но с фотографией невозможно было поспорить. И тогда я спросил у своего друга: «что же исчезло?». Я подумал, что возможно это было дело жизни и смерти, что-то необходимое в тот момент. Но это была… — Бутылка виски, — отозвалась после затяжной паузы дочь. — Верно. Самая обычная бутылка виски. И это натолкнуло меня на мысль. Я спустился в подвал и проверил свои запасы. И интуиция меня не подвела. В моей коллекции явно образовалось парочка дыр, — рассказывая это, отец медленно обходил стол, и под конец предложения мужчина оказался перед девушкой, угрожающе нависнув над застывшей куноичи. Шредер явно ждал ответа. — Отец, я… Ороку Саки ударил дочь тыльной стороной ладони, скованной тяжелой железной перчаткой. Удар повалил девушку на пол, рассекая кожу. Карай смотрела, как капли крови падают на ковер, мгновенно впитываясь в ворс. А отец все продолжал говорить, даже не смотря на свою дочь, будто бы только один вид сжавшийся на полу Карай осквернял его душу: — Мне никогда в жизни не было так стыдно. Я прикрыл тебя. В первый и в последний раз. По хорошему мне не стоило делать этого. Но я все же дам тебе последний шанс. Ты опозорилась, но это не самое страшное. Ты опозорила клан. А значит — меня. Мне пришлось потеть и заикаться, выпрашивая подачку у этого жирного урода. Пришлось умолять его забыть про твой проступок, забыть про то, что я, очевидно, не могу проконтролировать даже собственную дочь, мерзкую соплячку у себя на уме. Встань. Карай послушно поднялась, пряча глаза. Конечно, потел он и заикался, ага. Отец умел только требовать, и об этой его черте были наслышаны уже все. — Возьми себя, черт тебя дери, в руки. Одеваешься, как лесбуха, красишься, как шлюха, шляешься ни пойми с кем по ночам и даже одно мизерное дельце провернуть не можешь, не спалившись. Что будут думать о якудза, если моя наследница крадет в дешевом маркете бухло с компанией подростков? Кто будет воспринимать Клан Фут всерьез, если в моей семье творится такой позор? Я много вложился в твоё воспитание, Карай. И хочу получить какой-то результат. А пока получаю только убытки. Вон. Девушка вышла из кабинета, придерживая больную щеку. Она быстрым шагом направилась в свою комнату, где злобно швырнула идиотский детский рюкзак в стену. Тетради и учебники разлетелись по комнате. Яростные слезы, едва донесенные до спальни, тут же брызнули из глаз. Девушка не хотела плакать, но преодолеть себя никак не получалось. Чёрт возьми. Чёрт! Она ведь хотела, что бы отец ей гордился. Хотела стать лучшей. Достойной. Но его требования были невыполнимы. Он всегда хотел от неё больше и больше, до тех пор, пока Карай полностью не выбивалась из сил. В представлении отца она должна была быть идеальной. Непогрешимой. Без привязанностей, без эмоций, без слабостей. Просто иногда ей требовался отдых. Единственное, что Карай себе позволяла — это встречи с Леонардо на выходных, все остальное время она посвящала этой бесконечной гонке за совершенством. Кунаи сам собой оказался в руках. Как долго она вот так вот гоняла его в ладонях, перекидывая из руки в руку? Нет, это не дело. Девушка утерла глаза, успокаиваясь. Возьми себя в руки, куноичи. У неё не получалось. Значит она недостаточно старалась. Всё просто. С этого момента Карай поставит себе новую цель — доказать отцу, что она достойна. Нужно восстановить свою репутацию. Но что для этого можно сделать? Карай опустилась на кровать, стирая кровь с лица. Ей нужен был эффектный поступок. Что-то, с чем никто не может справиться. Найти главу клана Хамато, например. Вполне неплохо для начала. Но для этого ей нужно хоть раз увидеть тот самый сюрикен с загадочным символом. Донателло открыл крышку центрифуги, выпуская облачко пара. Последняя партия пробирок. Донни уже чувствовал неблагоприятный исход, но делать было нечего, так что ученая черепаха повторила ритуал, ставшим таким привычным за эти дни. Капля на стеклышко, накрыть сверху, вставить в микроскоп. Осмотреть. Записать результаты. Повторить двадцать раз. Рука ненадолго задержалась над последней пробиркой. На наклейке с котенком не было надписей, только улыбающийся смайлик в кружочке, словно насмехающийся над ним. Кислота, которую Донателло ещё пару раз одалживал у Майки после «инцидента» с пиццей, обострила в нем ощущение от предметов. В последнее время он часто подмечал, что ощущает от тех или иных вещей их настроение, и этот смайлик явно над ним потешался. Теперь он ощущал эту усмешку и на трезвую голову. Он был единственным, кто оценил эксперимент Микеланджело. Нет, ему, конечно, как и всем, не понравилось быть подопытным кроликом, но… До того момента, как наркотик набирал свою полную силу, Донателло чувствовал себя умнее, словно бы подключился к скрытому источнику энергии, и у него появлялись силы обрабатывать одновременно несколько потоков информации, думать пять мыслей сразу, креативно решать задачи, которые до этого приводили его в тупик. Конечно же потом всегда наступал момент, когда этот поток становился слишком сильным, унося его в такие чертоги, где уже не справлялись обычные слова, где существовали уже только образы, непередаваемые, необъяснимые, идеи, которые нельзя было забрать с собой в реальный мир. И тогда уже невозможно было ни писать, ни работать, ни даже лишний раз пошевелиться, будучи придавленным этой непостижимой мудростью. Но Донателло был ученым по своей натуре. И он решил продолжать экспериментировать, пока не поймет, как контролировать и перенаправлять эту мощь. А пока… Пока Донни взялся за последнюю пробирку и привычным жестом пипеткой забрал из неё каплю жидкости. Под линзой все стало очевидно. Донателло устало протер глаза, закрывая ноутбук. Как он и боялся. Частицы этого неизвестного вещества попались ему и в других восьми пробирках, но ни в одной из них не было достаточно материала для исследования. Словно бы это вещество, которое когда-то было в почве или воде, внезапно исчезло, оставив после себя только крошечные следы. И только в этом образце содержалось уже само вещество, но и его было недостаточно для начала исследования. Ему стоило просто прийти на место и взять ещё, но вот одна незадача — Майки не подписал большую часть пробирок. На некоторых из них и правда был адрес, но на большинстве красовались странные высказывания или рисунки, не имеющие отношения к делу. Донателло вздохнул и вышел в гостиную. Майки сидел перед телевизором, эмоционально переживая проигрыш в какой-то игре. Рафаэль избивал манекен, а Леонардо со скучающим видом наблюдал за мерцанием на экране. — Ну что? — спросил Лео, — Как успехи? — Я закончил. И мне придется заново посетить все точки Микеланджело, коих, к счастью, он обошел совсем немного. Вдвоём мы управился за одну ночь, так что… Есть добровольцы? Майки тут же забросил геймпад и старательно принялся тянуть руку, от напряжения высунув язык. — Кроме Майки. Ты и так уже создал мне достаточно лишней работы. — Я пас, — Леонардо встал с дивана, направляясь к себе в комнату, — Нет настроения. С того момента, как они с Карай поцеловались на вечеринке, девушка не особо шла с ним на контакт. На его сообщения она отвечала односложно, а от встреч отказывалась, ссылаясь на загруженность в школе. — Ладно, я схожу, — ответил Раф, отстав, наконец, от манекена. — Нет, Лео, не уходи! — крикнул Майки брату в спину, — А как же ночь ужастиков?! — Что-то мне не хочется, — сказал Лео, захлопывая дверь. — Собирайся, Раф. Выходим сразу. Донателло шел, уткнувшись в своё приложение. Он повел Рафаэля самым коротким путем, поэтому братья забрели на территорию Лео. То тут, то там Раф обнаруживал стилизованное изображение лотоса, нарисованного синей краской. А через квартал появились и метки Донни: размашисто написанные иероглифы: «チンコ». — Серьезно? — спросил брат, — Ты просто решил написать «хуй» по всему Нью-Йорку? — Не отвлекайся, — одернул его Донни, — Мы почти на месте. Ищи любые подозрительные объекты. — А это, значит, не подозрительно?! — Раф встал под огромный фиолетовый иероглиф. — Тихо. Мы на месте, — черепаха завернула в укромный двор, укомплектованный детской площадкой. Ночью это место выглядело жутковато, даже немного зловеще: пустые качели, слегка покачивающиеся на ветру, разбросанные ненужные игрушки, темный скелет пустой карусели. — Да, это точно оно. Братья встали под большим оранжевым смайликом, обведенным в круг. Краска потекла, искажая эмоцию на пустоглазом лице. — Похоже только я один просто крестики ставил, — прокомментировал Раф. Граффити было нарисовано над залившей асфальт лужей. Вода как будто бы источала зеленоватое свечение, но это вполне могло быть и игрой света. — На всякий случай набери образцов почвы. А я займусь этой лужей. Донателло наполнил подозрительной водой несколько пробирок и братья торопливо удалились. Это была последняя из не подписанных Майки точек. В общем счете они собрали восемнадцать пробирок, но Донателло уже чувствовал своим новоприобретенным чутьем, какие из них окажутся наполненными искомым веществом. Вдалеке появилась фигура, и братья привычно спрятались в тень, ожидая, когда незнакомец их минует. Прохожий, однако, не спешил. Человек шел медленно, то и дело спотыкаясь, и вскоре стало ясно, что мужчина явно не трезв. И тут Донни вновь ощутил то странное предчувствие, которое заставило его более тщательно вглядеться в шатающуюся фигуру. Незнакомец остановился под неоновой вывеской и уперся об стену, сражаясь с головокружением. Под разноцветными всполохами Донателло, наконец, опознал мужчину: — Это же Кирби О’Нил! — шокировано прошептал Донни, — Ему, кажется, плохо… — Он просто пьян, Донни, — отозвался Рафаэль, оттаскивая брата за руку, — Пойдем. — Но что если он ранен? — возмутился брат, отбиваясь, — Или ему нужна помощь… — Не нужна ему никакая помощь! — злобно зашипел Раф, наконец-таки утягивая черепаху за собой. Они свернули за угол. Донателло следовал за братом просто по инерции, пытаясь переварить новую информацию. Через некоторое время размышлений он выдал: — Ты знал. Ты все это время знал! — Да, — согласился Рафаэль, — И ты тоже знал. — Ни черта я не знал! И почему ты мне не сказал?! — продолжал ссору Донателло. — Да брось, Донни. Инопланетяне? Если ты не догадывался, то ты ещё больший дурак, чем я думал. — Да как ты смеешь! — задохнулся от возмущения брат, — И откуда тебе знать?! — Я с самого начала подозревал. А потом и сама Эйприл мне сообщила. — Эйприл тебе сказала?! Донателло никак не мог осознать этот факт. Получается, что они посекретничали с Рафом, как старые подружки, а его она, нет, они все это время водили за нос?! — Все не так просто, — отмахнулся Рафаэль, — Она мне угрожала. — И чем же это она тебе угрожала?! Сказала, что изобьет тебя? — Не могу сказать… — Рафаэль отвел взгляд. — Ну да, конечно. Очень удобно. Дальше они шли молча. Майки остался один и ему быстро стало скучно. Впереди была целая ночь. А в последнее время у него был простой и действенный рецепт от скуки и одиночества. Он закинулся таблетками, включил медитативную музыку, откинулся на диване и закрыл глаза. Музыка понесла его куда-то вверх и как будто бы вбок, и он качался на её обтекающих, ласкающих волнах. А потом раздался скрежет. Это могли быть и трубы, за тем исключением, что это явно были не они. Майки рос в канализации, он знал, как звучат трубы. Они звучали глухо, а это был самый натуральный скрежет. А за ним последовали тихие стоны, словно бы кто-то напевал себе под нос несуразную мелодию. Раньше Майки сбросил это на Эйприлских инопланетян, но сейчас эти звуки никак не ложились на данное описание. Скрежет и стон шли словно бы из самих стен, и издававшее их существо явно имело голосовые связки и, возможно, руки или ноги, но точно не было комком слизи. Эта тайна уже второй месяц не давала ему покоя. И раз другие не слышали этого загадочного зова, это значило, что именно он избран для того, чтобы докопаться до истины. — Лео, вставай! Леонардо пробормотал что-то нечленораздельное и резко повернулся на другой бок. — Вставай, Лео, вставай! Канализационный Дух опять поёт. — Что…? Опять наркоты своей обожрался, что ли?! — Леонардо едва разлепил глаза, возвращаясь из мира сна. — Да, но дело-то не в этом! Всего одну декседрина и одну кодеина, чтобы уравновесить его действие. Пойдем. Смирившись с тем, что брат все равно не отстанет, Леонардо поднялся с кровати. Микеланджело тут же бросился в свою комнату, и из открытой двери в разные стороны полетел хлам. Победно улыбаясь, Майки вернулся к Лео с двумя фонарями. — А это ещё зачем? — уточнил брат, зевая. — Как зачем? — удивился Майки, — Мы пойдем в тоннели. Черепахи не бродили по тоннелям с самого детства, когда ещё старые сырые комнаты, пахнущие плесенью, вызывали что-то, кроме омерзения. Тогда темные запутанные коридоры казались загадочными и таившими в себе новый, неисследованный мир. Ох, не раз же маленькие черепахи ходили туда на спор или получали от Сплинтера за очередную вылазку. И тогда воображение детей томил образ Канализационного Духа, но о нём подростки не вспоминали уже много лет. Да и не было в этой легенде ничего о пении, да и вообще о каких-нибудь звуках. Братья вошли в тоннель и свет фонарей заскользил по влажно блестящим стенам. — Слушай, Майки, — через время начал Лео, — Это не дело. Я, наверное, зря накричал на тебя в тот раз. Но ты должен понять, что ты совершаешь ошибку. Майки слушал, не перебивая старшего брата. И это сбивало с мыслей больше, чем привычные уже пререкания. — Я ругаюсь с тобой не потому что хочу сделать тебе плохо. Я же переживаю, понимаешь, — и, уловив в собственной речи нотки Сплитеровой нотации, поморщился, — Я не это хочу сказать. Просто… Одно дело выкурить косяк, но нельзя же каждый день быть под чем-то! Леонардо опять одернул себя. Он не хотел отчитывать брата, но каждый раз срывался в нотацию. — Я просто думаю, что тебе стоит сбавить обороты. Пока не поздно. Майки опять ничего не ответил, словно бы слишком отвлеченный заглядывание в темные закоулки. Ну же, Микеланджело, единственный раз, когда бы тебе стоило что-то ответить… — Я знаю, что вы с Рафом и Донни считаете меня дураком, Лео, — внезапно отозвался Майки, — И может быть так оно и есть… Но я же тоже кое-что подмечаю. Как ты возвращаешься под утро, пахнущий алкоголем и сигаретами… Как на вечеринку приходит какая-то «Карай», о которой мы даже не слышали… Леонардо потрясенно слушал, не смея и слово вставить. — …И как ты возвращаешься избитый вместе с виноватым Рафом, а потом вы неделю не разговариваете… Может быть я и правда не такой умный как вы, парни. Но некотрые вещи не могу не заметить даже я. Мерзкая жижа хлюпала под ногами. С потолка свисали сосульки из налета и тины. Братья шли вперед, не зная, что добавить к сказанному. — …Слышишь? — внезапно остановился Лео. Черепахи прислушались. По гулким тоннелям проносился тонкий гул, в котором, если прислушаться, можно было различить пение. — Это Канализационный Дух, — пожал плечами Майки, — Пойдем, что встал. «Нет, это могло быть и не пение, » подумал Леонардо, «У Майки просто богатое воображение. Это может быть что угодно: от труб, до звуков снаружи.» Но точно не пение. И кому же петь в пустых тоннелях? Некому. Вот именно. Источник звука определить было невозможно: звук отражался от стен, звонко укатываясь за поворот. Поэтому черепахи продолжали просто идти вперед, надеясь на слепую удачу. Чуть позже они выбрили к широкому каналу, заполненному водой. Некоторое время братья постояли у края, шаря по темной воде лучами света. Лезть в вонючую жижу не хотелось, а обойти это препятствие было невозможно. — …Ладно, — через время сдался Лео, — Пойдем, Майки. Нету тут ничего. И тут в масленом круге света на секунду возник объект. Описать его было сложно, но мелькнувшая часть состояла из каких-то мелких блестящих частей, во тьме тоннеля показавшихся черными, как нефть. Через секунду, когда непонятное нечто скрылось из вида, Леонадро осознал, что это была спина или гребень какого-то огромного монстра, покрытого острыми бронированными чешуйками. Монстр исчез так же быстро, как и появился. Но братьям не захотелось узнать, вернется ли он обратно. Черепахи почти бегом направились обратно в логово, толкаясь в узких коридорах. — Ты видел? — ошеломленно спросил Лео, — Канализационный Дух, он… Он существует! И он и правда поёт! — Это не Дух, Лео, — ответил ему брат, — И пел явно не он. Я узнаю ту штуку, когда увижу. — … И все же — завязывал бы ты с наркотиками, Майки, — сказал Лео, — А я пойду спать. — А как же монстр? — Подождет до завтра. Если он не съел нас за эти годы, то ещё одну ночь мы точно продержимся.