Черепашки-ниндзя: Большой запретный плод

Утро началось с того, что все четверо братьев пошли к учителю на поклон. Они, чего не бывало уже давно, смиренно и без споров уселись перед ним на колени, и, после пристыженной паузы, Леонардо начал свою речь: — Учитель… — успел сказать он до того, как Донателло перехватил эстафету. — Мы хотим извиниться. Все присутствующие шокировано уставились на ученика, смиренно потупившего глаза в пол. Нет, этот день явно обещал быть особенным: мало того, что Донателло сам, без уговоров, пришел к Сенсею, так еще и решил перед ним извиниться?! Их затяжная тихая война длилась с незапамятных времен, а началась примерно тогда, когда черепахи вступили в подростковый период. Донателло шел наперекор всему, что проповедовал Сплинтер, а теперь, под всеобщий ужас, затянул самообличающий монолог: — Мы не послушали вас. Мы нарушили правило и вышли на поверхность. Не вините моих братьев — я сам втянул их в это. И, хотя это не уменьшает моей вины, тут же за это поплатился, — Донни остановился, собираясь с мыслями, — Там, наверху, и правда нет ничего, кроме грязи и искушений. Сначала я не поверил вам, учитель, я списал все на совпадение. Но вторая наша вылазка только подтвердила вашу правоту. Я не надеюсь, что это отменит наше наказание, но мы с братьями хотим дать обещание. Мы больше никогда не выйдем на поверхность без вашего прямого приказа. Сплинтер молчал. Подростки, сжимаясь, ждали своей участи. Донателло вздрогнул, когда отец занес над ним руку, инстинктивно вжимая голову в плечи. С коротким вздохом отец погладил по голове своего сына. — Дети, — с глубоким сожалением проговорил он, — Как же вы не понимаете… Все, что я делаю, я делаю лишь для вашего же блага. Я не хочу доставлять вам страданий, так же сильно, как и вы не хотите их испытывать. Но я просто не знаю, как иначе отгородить вас от большего зла. Теперь вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю. Этот город… Воистину — ничего кроме грязи. Каждая черепаха внутренне согласилась с сенсеем. То, что они видели за эти два дня, только алкоголь, кровь, наркотики, разврат и преступность. Внешний мир теперь не внушал ничего, кроме ужаса. — Идите сюда, — распахивая руки выдохнул Сплинтер. Блудные сыновья порывисто прижались к своему отцу. Такого не было с самого детства: давно уже родитель и его дети не говорили по душам. Что же. После необходимого всем разговора черепахи остались наедине с самими собой. И хотя они получили прощение, смущение и вина все еще сковывали их по рукам. Развлечения по типу телевизора или видеоигр казались совершенно незаслуженными. Братья решили провести тренировку, однако у Микеланджело были свои планы. После исповеди перед отцом он пошел умирать. Микеланджело вернулся в свою комнату, размышляя, на что потратить последние часы его короткой и печальной жизни. Он, очевидно, пережил эту ночь, так что разумный вывод был только один — наркотики убьют его ровно через 24 часа после затяжки. Скорбно вздохнув, черепаха скинула со стола весь хлам и корявым почерком начала составлять завещание. Дело шло медленно — Майки был не очень трудолюбив и мало времени уделял урокам чистописания, которые когда-то проводил Сплинтер. Большие корявые буквы сопротивляясь проявлялись на листе. От натуги младший брат высунул язык. — Майки, ну что ты там застрял! — спросил Рафаэль, входя в комнату, — Тренировка уже началась! — У меня осталось слишком мало времени, Раф. Извини. — Боже, ты все ещё паришься из-за того косяка?! Крис Бредфорд тебя не убьет, Майки! — Конечно, — ответил брат, разворачиваясь на стуле, — Я же не дурак, Раф. Это всего лишь реклама. Раф скептически задрал бровь. — Меня убьет Марихуана, — закончил свою мысль Микеланджело. — Ой, знаешь… — не в силах больше спорить сказал старший брат, — Делай что хочешь! А я иду на тренировку. Как только закончишь страдать — присоединяйся. Рафаэль с грохотом захлопнул дверь и отправился в додзе. Леонардо и Донателло уже ждали его там, почему-то с пустыми руками. — Сегодня что, день дурака?! — возмутился Раф, — И вы туда же! Почему никто до сих пор не подготовился?! — Мы, эм, хотим сегодня потренировать рукопашный бой, — замялся Леонардо, в поисках поддержки оборачиваясь к Донателло. — Ой, ладно, как знаете. Может уже начнем? Тренировка не задалась с самого начала. Братья Рафаэля были скованы, их удары больше походили на легкие касания, иногда они даже не доводили их до конца, и руки замирали в паре сантиметров от противника. Сделав прием, Леонардо подстраховал Рафаэля, аккуратно кладя его на пол: — Ой, да хорош! Мы деремся или ты меня спать укладываешь?! — возмутился Раф. — Извини, я просто не хочу тебя ранить… — оправдался Леонардо. — В реальном бою никто не будет меня щадить! — Рафаэль абсолютно прав, сыновья, — сказал Сплинтер, незаметно для всех оказавшийся рядом, — Возьмите в руки ваше оружие и сражайтесь, как я вас учил. Умирать было невообразимо скучно. Микеланджело уже успел завершить предсмертный список, затем немного пожалеть себя на кровати, потом пожалеть себя, бродя по комнате. Он перебрал все самые счастливые воспоминания. Ему стало жаль покидать такую наполненную событиями жизнь, к глазам подступили слезы. Поэтому он принялся вспоминать все плохое. Смерть показалась не худшим вариантом и он принялся жалеть себя уже в другом ключе. Ну и это наскучило довольно быстро. Утомленная черепаха упала на кровать, подпрыгивая на пружинах. Скучно. Мысли понеслись куда-то не туда, теряя свою величественную высокопарность. Внезапно подросток вспомнил о косяке, таившимся у него под кроватью. Он прихватил его, когда черепахи отчищали место возможного убийства от улик. Майки задумался: терять ему было уже все равно нечего. Смертный час приближался, так что он решил насладиться запретным плодом. Не зря же столь много людей шли на верную смерть, лишь бы вкусить это незаконное удовольствие. Порывисто вскочив, Майки начал перебирать свои вещи, раскидывая завещанный братьям хлам по комнате. Наконец он нашел искомое: зажигалка в виде Криса Бредфорда моментально откинула голову, поджигая заплясавший кончик самокрутки. Майки втянул в себя горький дым, прислушиваясь к ощущениям. Ощущения были таковы: дым драл глотку, прилипая к стенкам легких желтым налетом. Подросток закашлялся, толчками выгоняя из себя облака светлого дыма. И тут же затянулся ещё раз. Каждая такая затяжка словно бы отправляла его сознание все выше и выше, когда тело, напротив, грузнело и обмякало. Майки упал на стул и тело непослушно завалилось, падая на сиденье мешком с жидким цементом. А воздушный шарик его сознания уплывал все дальше и дальше, паря на недостижимой до этого высоте. — Прикооольно, — выдавил из себя подросток, и собственный запинающийся голос показался ему невероятно смешным. Сначала он даже не понял, что звук, издававшийся из гостиной, имел отношения к реальности. Майки запоздало осознал — там кто-то кричит. Нет, такое он точно не мог пропустить. Пошатываясь, Майки широко распахнул дверь, а потом на негнущихся ногах вернулся к столу, прихватив свое завещание. — Сука! Твою ёбанную мать! — дурниной орал Рафаэль, никого не подпуская к себе. — Боже мой! Боже мой! — нелепо тараторил Леонардо, — Пожалуйста, ради бога, прости! — Отъебись, блядь! — воскликнул брат, отталкивая назойливые руки. — А щито у вас тут происходит, паааарни? — пытаясь сфокусироваться на своих братьях спросил Микеланджело. — Леонардо походу Рафу глаз выбил, — ответил Донателло, пытаясь отнять руку брата от его лица, — Да дай же я посмотрю! — Ооо, неееет. Это так грустно, — сочувственно ответил Микеланджело, доставая из-за спины завещание. «Клевые 3д очки — Раф» — Микеланджело нетвердой рукой вычеркнул строчку. — Господи, только ты нюни не распускай! — психанул Рафаэль, глядя в покрасневшие заплаканные глаза брата. — ЧТО ЭТО У ВАС ПРОИСХОДИТ?! — заорал сенсей, невольно повторяя вопрос сына. — Ооооо, пааап… У нас тут глазу Раф… Эээ… Лицо Сплинтера дернулось в спазме. Задрав подбородок, он медленно проговорил каждое слово по отдельности: — От тебя. что. несет. травкой?! — Неееееет, — убедительно протянул Микеланджело, — Да. Сенсей занес над головой свою тяжелую трость. Майки вскрикнул, пытаясь увернуться от удара. В этом состоянии у него удалось изобразить лишь падение — и хлесткий удар пришелся несчастному по икрам. — Все. В свои комнаты. Немедленно! — Но Раф… — неуверенно начал Донателло. — СЕЙЧАС ЖЕ! Черепахи вздрогнули и поспешили ретироваться. — А ты, молодой человек… — продолжил отец, нависая над Майки, — К стене. На колени. Живо. Черепахи, уже почти убежавшие в свои укрытия, горько посочувствовали своему незадачливому брату. Сегодня был какой-то день запрятанных давних воспоминаний: и это наказание применялось к ним только в глубоком детстве. Но было, пожалуй, самым худшим из всех. Избиения хотя бы быстро заканчивались, но кошмар Майки, к сожалению, только начинался. Это понял и сам быстро трезвеющий Микеланджело. Понуро, словно наказанная собака, он поплелся к дальней бетонной стене гостиной. Голой, пустой, совершенно однотонной. Микеланджело сел перед ней на колени, уставившись в абсолютное ничто. — Правила, я надеюсь, напоминать тебе не надо. Майки угнетенно кивнул, готовясь к изнурительной двенадцатичасовой пытке. Учитель кивнул в ответ, покидая опустевшую комнату. Правила и правда не нуждались в объяснении: концепция была чрезвычайно проста. С этого момента Микеланджело не имел права встать, сменить позу, посмотреть куда-либо, кроме стены. Собственно, он не имел права сделать ничего, кроме сверления взглядом пустого серого пространства. Каждая оплошность добавляла еще 20 минут к общему времени. Хотелось в туалет? Что же, ходи под себя. Либо ты можешь подождать, когда Сплинтер сочтет нужным отвести тебя туда, но кто знает, когда настанет этот момент. Через пять часов, через восемь? Настанет ли вообще? Кто знал. Явно не Микеланджело, для которого бездействие было самым страшным из наказаний. Время пошло. Донателло осторожно осматривал края раны, оттягивая веко. Сейчас они с братом обосновались в комнате Рафа: за годы жизни со Сплинтером они очень четко научились определять, какие указания нужно выполнять с точностью до запятой, а какие можно проигнорировать. В этот раз Сплинтер явно просто хотел прогнать их с глаз долой, так что они, вероятнее всего, могли позволить себе вольности. Основной же гнев был направлен на беднягу Майки, томящегося в пустой комнате. — Ну, насколько все плохо? — нетерпеливо спросил Рафаэль. — Что же… Скажу прямо. Пиздец. Ты лишился глаза. К удивлению брата, Рафаэль лишь вздохнул, опрокидываясь на подушки. — Все, что мы теперь можем сделать — это дать ране правильно зажить. В будущем нужно будет постоянно промывать глаз, точнее, то, что от него осталось. А сейчас дай ему отдохнуть. Не смотри на яркий свет. А лучше вообще надень повязку. — Знаешь, может оно и к лучшему… — О чем это ты? — удивленно переспросил брат, отмечая не характерный для Рафа оптимизм. — Ну, все как и сказал Сплинтер. Отгородить от большого зла… Ведь помнишь — Лео вчера выбил тому азиату тот же глаз. — Не мели ерунды. — Нет, серьезно. Мы не расплатились за свои ошибки. Ну, до этого. Когда Сплинтер выдавал нам по заслугам… — Немедленно прекрати! Нет в этом никакой связи. После — не значит в следствии. Это такая же логическая ошибка, как и ошибка выжившего. — А, значит то, что я выжил для тебя ошибка?! — возмутился раненый. — Да нет же! Ошибка выжившего. Ну, — начал пояснять Донателло, встречая немой вопрос, — Люди, которых дельфины толкают к берегу, расскажут всем о том, что они их спасли. В отличии от тех людей, которые рассказать ничего не смогут, потому что дельфины унесут их в море. — Не знаю, — отмахнулся Раф, — А мне кажется, что связь тут все же есть. — Ох, да думай как хочешь. Если ваша всеобщая привычка защищать Сплинтера заходит так далеко… — вспылил Донни, собираясь на выход. Оставшись один, Раф переглянулся с беднягой Спайком. Тот озабочено топтался на месте, вытягивая свою тоненькую шейку, словно в попытках рассмотреть рану получше. Рафаэль положил питомца себе на живот, успокаивая маленькое существо. — Иногда мне кажется, что только ты все и понимаешь, — прошептал подросток, поглаживая черепашку. Спайк отличался невероятной для пресмыкающегося эмпатией, иной раз Раф даже думал, что питомец понимает каждое слово, что, конечно же, было глупостью. Но отрицать тот факт, что черепаха с явной жалостью смотрела на родственника, когда тот мучался от похмелья или, скажем, от полученных ран. — Но ведь это не так, да, глупыш? — сюсюкая пролепетал Раф. Минуты тянулись одна за другой, неразделимые, слипшиеся, бесконечные. Сколько уже прошло? Час? Два? Чем больше проходило времени, тем сложнее было это определить. Легко отличить десять минут от двадцати, но как понять разницу между пятью часами и восемью? Проблемой номер один для Микеланджело стала не скука или голод, а ноющие мышцы бедер, умоляющие о смене позиции. Черепаха медленно раскачивалась вперед-назад, мизерно перенося вес. Конечно, можно было бы рискнуть и попробовать вытянуть ноги, либо же развлечь себя, разглядывая интерьер, но незримое присутствие Сплинтера не позволяло даже повернуть голову. Он был не здесь, но все же, мистическим образом, всегда был в его голове, готовый в любую минуту объявиться рядом, проверяя послушность своего подчиненного. «Лучше бы он и правда сидел здесь, » — подумалось Майки, — «Так было бы легче.» Так что из развлечений у юной черепахи осталось одно нехитрое занятие: звуки. Логово дышало и жило, само этого не осознавая. Вода шумела в трубах, братья общались и спорили, иногда выкрикивая вполне различимые слова, которые оседали в голове Майки, бродя в его разуме по кругу. Клонило в сон. Но спать было тоже нельзя. Сенсорная депривация постепенно рождала в его голове странные образы, иногда ему казалось, что он видит краем глаза смутную тень. И звук… Непонятный звук, похожий на голос или даже песню. Но это явно не был голос ни одного из братьев. Нет, нет, это точно была не галлюцинация! Во всегда шумной и людной гостиной, которая теперь затихла, каждый шорох звучал как взрыв. Содрогаясь, Микеланджело вслушивался и слышал. Леонардо бродил по комнате, словно тигр в клетке. Он мерял маленькую комнату шагами, снова и снова наворачивая круги в четырех стенах. Вина жгла его изнутри, он чувствовал себя проклятым Мидасом, но вместо того, что бы превращать все в золото, каждое его прикосновение сеяло разруху и смерть. Он опасен для окружающих. Он себя не контролирует. Так, все, с этим нужно кончать. Он может накручивать себя сколько угодно, но делу это не поможет. Леонардо ощутил солидарность с Микеланджело, который так же был заперт внутри своей собственной головы. Хотя бедняге, конечно, приходилось куда хуже. Внезапно Леонардо вспомнил о старой детской традиции, которая сформировалась в те времена, когда нашкодивших детей часто ставили на колени у стенки. Черепаха порывисто направилась на кухню, где отыскала коробку старых крекеров. Четыре крошечные печеньки легко уместились в кулаке. Леонардо тихо проследовал в гостиную, где томился сгорбленный узник. Бессловно старший брат коснулся плеча Микеланджело, передавая тому легко скрываемое угощение. Но вместо того, чтобы, как полагается, забрать крекеры и быстро их припрятать, Майки схватил за руку брата, не позволяя ему отойти. — Лео, я слышу призрака! — Что ты делаешь! Пусти меня! Ты же знаешь, что если я буду с тобой говорить, меня поставят рядом! Сплинтер закрывал глаза на проносимую еду, но разговоры наказывались крайне сурово. — Нет, Лео, послушай! — тараторил Майки, никак не желая отпускать руку, — Тут кто-то поет! Леонардо наконец вырвался из цепких лап Майки: — Обкурился своей дряни и слышит теперь не пойми что! — воскликнул брат, после чего моментально покинул комнату, избегая участи младшего. Микеланджело вздохнул и быстро засунул крошащееся печенья в рот. Он позволил ему намокнуть, после чего одним махом проглотил соленый ком. Черепаха не могла себе позволить громко хрустеть едой. Застенный вой усиливался. Донателло вернулся в свою комнату, и, побродив по ней, наткнулся на утопленный чефон. Заняться все равно было особо нечем, поэтому мастер взялся за отвертку и начал перебирать свое изобретение. Повреждения оказались не такими уж страшными — пару деталей, конечно, пришлось заменить, но это был минимальный ущерб, по сравнению с возможным. Через некоторое время Донателло вновь собрал монстра Франкенштейна воедино и тут же чуть не выронил телефон из рук: устройство мгновенно взорвалось сообщениями и уведомлениями. «Донни, это срочно!» — по одному всплывали смс-ки от Эйприл. «Нам нужно поговорить» «Лично» «СЕЙЧАС!» Донателло застыл, решая, что ему предпринять. В голове роились тысячи вариантов, но все они отпадали одни за одним, пока не остался последний, самый нежеланный. Подросток ещё раз перебрал все возможности, но вновь и вновь возвращался к одной и той же точке. Надо поговорить со Сплинтером. Учитель вышел на стук, заранее состроив строгую и недовольную мину. Перед ним предстал сконфуженный Донателло, избегающий прямого взгляда. — Разве я не велел тебе сидеть в своей комнате? — Да, Учитель, я знаю, но это важно, — пробормотал Донни, сам осознавая, как жалко это звучит, — Дело в том, я, конечно, понимаю, что мы и так наломали дров, но… — Ближе к делу. — Эйприл просит о встрече. Она хочет прийти к нам, сюда. Говорит, что случилось что-то серьезное. Я знаю, что это опасно, и не стоит… — Конечно. Раз дело серьезное. — Да, я понимаю… — удрученно ответил ученик, уже разворачиваясь в сторону своей комнаты, -… Погодите, что?! — Ну, раз девушка в беде… Мы не можем проигнорировать это. Пусть приходит. — Эм, ладно. Спасибо? — ответил Донни закрывшейся двери. Серый. Серый. Серый. Ничего, кроме серого. Хотя нет, погодите… А, нет. Все ещё серый. Микеланджело сверлил взглядом стену, медленно сходя с ума. Его покинул даже невидимый собеседник. В этом мире не осталось ничего, кроме серой, всепоглощающей пустоты. Внезапно он услышал голос Эйприл. Ну отлично. Теперь он официально съехал с катушек. Хотя погодите-ка… Голос приближался, отдельные звуки начали складываться в слова. — Большое спасибо, что меня впустил. Я понимаю, что я без приглашения… Но я принесла пиццу. Донателло проводил девушку до дивана и Эйприл поставила на стол большую коробку. Внезапно она заметила, что они с Донателло не одни: знакомая черепаха, отправившая девушку в нокаут, неотрывно пялилась в стену. — А с ним-то что? — с неприязнью спросила Эйприл. — О, не смотри в его сторону. И не говори с ним! Он наказан. — За что это? — Додумался курить в комнате травку. Голоса, голоса, голоса! Так много слов, так много смысла! Образы, идеи, конструкции! Люди! Как он скучал по людям! — Фу, — О’Нил брезгливо наморщила носик. Ей не нравились ни наркотики, ни те, кто их употребляет, — Вы ему что, рекламу Криса Бредфорда не показывали? — Ой, только не надо об этом… — отмахнулся Донателло, усаживаясь рядом с гостьей и аккуратно закидывая руку на спинку дивана, — Так… Что там за проблема? — На самом деле хорошо, что Майки здесь, — кивнула собеседница в сторону бедолаги, — Я хочу, что бы это услышали все. — Может мы и вдвоем справимся… — с надеждой предложил Донателло. — Ни в коем случае! Я попрошу тебя позвать всех твоих братьев. Сникший Донни убрал руку и поплелся за Леонардо и Рафаэлем. Вскоре все ниндзя были в сборе. Эйприл заприметила незнакомца, который, судя по всему, должен был быть Рафом. В отличии от своих братьев он носил повязку лишь на одном глазу — его лицо пересекал красный кусок ткани. Микеланджело не упомянул об этом в прошлую их встречу. Она коротко кивнула Рафаэлю и тот ответил ей тем же. — Ну что, теперь, когда все на месте, ты, наконец, расскажешь в чем дело? — Моего отца похитили инопланетяне. В комнате воцарилась долгая пауза. Микеланджело ликовал, внутренне разрываясь от крика. Пришельцы, ну конечно же! Вот кто завывал в старых туннелях! И Эйприл тоже их слышала! — Ты… точно уверена? — уточнил Леонардо, — Может это были люди, просто… — Уж я-то смогу отличить человека от пришельца, спасибо большое, — в ответ огрызнулась пострадавшая, — Я видела все собственными глазами. Леонардо и Рафаэль неловко переглянулись. — Ты можешь их описать? — попросил Донателло. — Конечно. У них острые зубы, они розовые и склизкие, похожи на мозги. — На мозги? — переспросил Раф. — Да, или на кишки. Они, наверное, зомбируют людей, потому что парочку торчало из брюха! — …Слушай, Эйприл… Давай подумаем логически и… — Да не хочу я думать логически! — перебила Леонардо девушка. — Оно и видно, — прошептал Раф. — Они там были, клянусь вам! И мне нужна ваша помощь! — Лео, — обратился к брату Донни, — Я не хочу этого говорить, но похоже, что нам нужно наружу… — Да ты издеваешься?! Ты только этим утром сказал, что… — Нет-нет-нет, вам никуда не надо идти! — воскликнула Эйприл, вскакивая. — Но… Почему? Нам же нужно осмотреть место преступления и… — Место преступления? Зачем это вам? То есть, там все равно уже темнеет, да и все произошло так быстро, я клянусь вам, они ничего не оставили… — затараторила О’Нил. — Эйприл, — остановил девушку Донателло, — Я хочу тебе верить, но если вся эта история правда, то что ты хочешь, что бы мы сделали? — Если ты все равно не хочешь, что бы мы занимались поисками сейчас, то я могу предложить тебе такой вариант: мы тут с братьями все обсудим и продумаем план, а ты пока пойдешь домой и придешь в себя, — предложил Леонардо, — Тебе же есть куда идти? — Да, я могу остаться у тети… — тихо ответила она, — Это и правда неплохая идея… Тогда… Встретимся утром, парни? — Договорились. Тебя проводить? — предложил Донни. — Не нужно. Я запомнила дорогу, — ответила Эйприл, подхватывая сумку. Когда девушка ушла, Раф сказал: — Видать сильно ты ей вмазал, Майки. — Нда уж, — вторил ему Леонардо, — Бредовая какая-то история. — Да ладно вам, ребята, — нехотя сказал Донателло, — Может это и не были инопланетяне, но не можем же мы её бросить… — И как ты предлагаешь подать это Сплинтеру? Даже если мы согласимся… — Знаешь, у меня, возможно, есть одна идея… Мне показалось, что Эйприл почему-то небезразлична сэнсею. Может она завтра и попробует нас отпросить? — Ну хорошо. Если это сработает, то, так уж и быть, я сделаю вылазку на улицу. Но только я один. А то опять получится… Как всегда, — закончил разговор Леонардо. На том и договорились. Микеладнжело вновь остался один. В гостиной потушили свет и настоящая, непроглядная тьма заполнила его разум. В первобытной бездне таились чудовища: перед глазами поплыли узоры, шум труб нарастал в его черепной коробке, превращаясь в непрерывный шум эстакады. Голод, жажда, позывы в туалет и боль в ногах и коленях уплывали куда-то далеко, на другой пласт реальности, тот пласт, где люди говорят, смеются, трогают друг друга. Пласт, где есть пицца, субботние мультики, запах пота в додзе и шутки Рафа. Пласт, который больше не существовал. Инопланетные щупальца полезли к нему со всех сторон, мозгоподобные уроды заполнили его разум, хохоча и насылая визуальные галлюцинации. Хотя это не должно было быть возможным: перед ним все так же была стена. Черная, молчаливая, злоебучая, блядская стена. — Не спать! — из кошмара его вырвал строгий властный голос. Голос, владеющий миром. Голос, что и есть мир. — Я не сплю! — воскликнул Майки, поднимая голову с груди. — Еще двадцать минут. На, держи. В его руки скользнуло что-то твердое и прохладное. Стакан. Микеланджело жадно набросился на него, справляясь в три глотка. Стакан исчез из его рук, как исчез и всепроникающий вездесущий Сплинтер. Исчез из комнаты, не из его воспаленного разума. Прошел час. А может и нет. Может прошло тысячу лет. Майки плыл в темноте, ведомый бездной. Он был бездной. — Не спать! — Что?.. Я не сплю, сенсей! — воскликнул Майки, просыпаясь. — Я говорю «иди спать», Майки. Время вышло… Что? Невозможно. Но если это правда, то это значит… Прошло двадцать четыре часа с того момента, как он впервые притронулся к дури. А следовательно… — Крис Бредфорд, иди нахуй! — воскликнул Микеланджело, вскакивая на ноги, — Я не умер, я никогда не умру! Наркотики не убивают людей. Марихуанна не страшнее листов ромашки. Он выжил, и он ошибся, думая, что наркота убивает. Она дарует жизнь.