Вправить сломанное

***

Ну что, его опять накрыло! Мир в очередной раз опрокинулся и исчез за золотой завесой, рассудок задергался между двумя реальностями, а тело рухнуло куда-то вниз. Упав на обочину шоссе, Майк чувствовал мир и безмерно близким, и далеким одновременно. Перед внутренним зрением ползли изогнутые панорамы. Небо и поля смешались жёлтыми и голубыми разводами, между которыми ползало какое-то движение. Что-то проехало рядом — и словно гигантские муравьи утащили его сумку, обувь… Да и ладно, всё равно он не может пошевелиться. Земля под ним колыхалась, словно песочно-травяное море. Что же, пусть бы унесло это море его отяжелевшее тело куда-то вглубь. Стебли оплетут Майку руки, волосы, земля засыплет ноги, терпкая трава накроет рот. Потом он станет с ними единым целым… Насколько это будет хороший день? Хм, может, даже не совсем плохой?! Слиться с этими древними синими скалами, полями до горизонта… Смотреть изнутри их неподвижности на дорогу, провожая взглядом неуемных путников… Рывок. «Что за?!» Пошевелиться он так и не может! «Пусти, мне уже тут хорошо!» Но его выдергивают из травянисто-песчаного моря и, сквозь золотую пелену, куда-то тащат. Рёв двигателя… Что-то знакомое… «Где кончается сон?»

***

Прошла неделя… …Постучавшись, Скотт осторожно зашёл в библиотеку. Майк сидел за большим столом и что-то читал. Шторы он задернул, зато разжёг камин и включил светильник над столом. И сидел, будто в оранжевой пещере, будто в убежище. Отсветы пламени плясали на его лице. Глаза тоже заблестели, когда он медленно поднял голову. И лишь двинул бровями, увидев Скотта. Прошло семь дней, как Скотт привёз Майка в особняк. Привез — и сразу отдал на попечение Кармиллы и горничной, а сам сбежал в дела, откладывая встречу. Они даже друг друга не видели. Но больше бегать было невозможно. Скотт, напуская спокойствие, подошёл к столу. Майк смотрел на него с любопытством, но это было любопытство зверя, который изучал, погладят его или сдерут шкуру. Очень важный навык для уличных. — Мне сказали, что ты прямо поселился в библиотеке, — улыбнуться Скотт не смог, но продолжил как бы лёгким тоном, — горничная тебя даже «принцем из башни» называет. — Ага, — Майк перелистнул страницу старой книги. — Я боялся, что уже разучился читать, но ничего, пошлО. — Что читаешь? — спросил Скотт, но Майк его проигнорировал. Он выглядел хорошо: волосы и кожа посвежели, старые желтая футболка и джинсы были отстираны и отглажены. Но взгляд… От этого взгляда хотелось завыть: Майк смотрел то сквозь него, то мгновенно фокусировался на нем, пуская иглы. А Майк потом начал колоть его ещё и словами: — Настоящий принц у нас — ты! Только влез на престол — и уже отдал приказ снести старые угодья. Наш отель тоже. Ни хрена ни дом, но хоть логово! В горле Скотта заклокотало от того же отвращения, с каким он смотрел на снос отеля. И, не удержавшись от грубого тона, он отчеканил Майку: — Там наконец-то социальный квартал будет, вместо наркоманской клоаки! — Да чихал ты на это! — Майк аж зашипел, весь напрягшись и скрипнув пальцами по столешнице. — Просто довычистил из своей жизни всякую грязь, включая дружка по панели! Мы еле успели Боба похоронить… От одного упоминания Боба Скотта в последние недели начинало трясти. И сейчас он отшатнулся, как от удара, даже больше, чем от упрёка в предательстве. Дергая уголком рта в дурной усмешке, Скотт ответил: — Меньше надо было дешёвого кокса и дешёвого вискаря глушить. Кишки-то и не выдержали! Я, блин, вообще не хочу про него говорить! Он сдох! На них резко обрушилось молчание. Майк смотрел куда-то за спину Скотта, и тот догадывался, что он там видит. Галерею дряни, которую можно рассмотреть только издалека. И не ошибся, потому что вскоре Майк сказал: — И я понимаю, почему. — его голос дрогнул. — Но остальные… Ты мог бы помочь нам! — Не мог бы! — Скотт заскрипел зубами. — Как ты себе это представляешь?! Я каждый день снимаю деньги со счета, и мы идем кутить?! Год, два — и я бы превратился в нового Боба, который бы жрал вещества и вербовал хорошеньких нищих парней по вокзалам! Майку как апперкот прилетел, так резко он дернулся всем телом. Морщась, он потёр грудь, часто моргая, но резко отмахнулся от попытки Скотта до него дотронуться: — Отстань. Сейчас пройдет. У твоего дока хорошие колёса. «Что, всё?!» Пытаясь что-то исправить, Скотт судорожно вспомнил и сказал: — Между прочим, я видел позавчера Гэри. Он устроился в кафе у центрального парка. Выглядит хорошо. Майк угрюмо кивнул, а затем, сдвинув брови, процедил: — Через окно твоей роскошной тачки?! А ты прав, знаешь?! Про Боба и прочее, - он, было, запнулся, но продолжил. - Но ты всё равно скотина! Зачем ты меня сюда притащил? — А надо было оставить тебя на трассе? — Скотт оскалился и шагнул вперёд. — До первого маньяка? Который бы украсил твоей расчлененной тушкой газетные полосы? И валялся ты там абсолютно один! — Сядь! — Майк сказал это таким тоном, что Скотт вдруг рухнул на стул, как подрубленный. — Думаешь, я не знаю, что СПИД, передоз или маньяк — наш гребаный финал? Но шкуру с меня содрал — ты! Плечи Майка затряслись. Скотту дико захотелось обнять его, но при попытке он гарантировано получил бы по роже. О, он понимал, почему Майка трясет: от падения внутреннего щита человека, живущего на дне. От рухнувших «правил игры», по которым можно «играть» и думать, что да нормально ты живёшь, частенько даже веселишься. Скотт через это уже прошёл, рыдая глубоко ночью в закрытой спальне в коленки Кармилле. Когда их взгляды всё же встретились, Майк медленно, судорожно кивнул. «Ты же понял меня, да?!» Дернув подбородком, Майк сказал: — Ты содрал с меня шкуру своей грёбаной заботой! Охрана, Кармилла… Ты её не заслуживаешь, кстати... Дверь в комнату, которую я могу закрыть и, — его голос дрогнул от боли. — спать в кровати один, послав всех! И никто не лезет в… — он начал каменеть от ярости. — Как я после этого вернусь обратно? Я же сдохну… И Скотт сорвался. Вскочив, перед судорожно застывшим Майком, и отбросив ногой стул, он почти закричал, размахивая руками: — Да и на хрен тебе обратно?! Ты по кому уже соскучился?! По склизлым упырям, которым нужно твоё мясо?! И Майк сразу как обмяк на месте, откинулся от него назад, на спинку своего стула, уткнулся взглядом в пол. Срыв тут же отпустил Скотта. На виске Майка, между волосами, пульсировала жилка, но признаков приступа, к счастью, опять не было. Камин трещал. Молчание Майка истязало Скотта. Когда Майк резко снова повернулся к нему, его голос был спокойным, тихим, чётким, а каждое слово — ощутимым кожей. — Я понял, Скотти, — Майк снова расправил плечи и даже привстал со стула, опираясь ладонями на стол и подняв брови. — Ты теперь у нас — Славный Папаша! Твой отец умер, от Боба ты избавился, и сейчас будешь делать из себя Правильного Отца, да? Заботливого, богатого, любящего… Правильного. Пальцы Майка слегка дрожали на столе, а Скотт себя чувствовал так, будто Майк сдавил ему сердце рукой и повернул в груди, потому что его слова попали в точку. — Да! А почему нет?! — признания хлынули из него потоком, он снова вцепился в стол, уже чтобы не шататься. — Я делаю, что могу, Майки, но мне порой сдохнуть хочется! Компания, мэрия, эти упыри, что шушукаются по углам. Я сломаюсь, Майки, без вашей… Твоей поддержки! — в голове помутилось, зазвенело, комната стала совсем красной. — Мне на колени перед тобой упасть?! Неизвестно, упал бы он, хотя ноги — подгибались, но от последней фразы Майк резко выставил вперед в ладонь, страшно сведя брови и сверкая глазами: — Заткнись! Чтобы не слышал от тебя больше ТАКОГО! И его светлая ладонь оказалась как прохладным светом, от которого Скотт пришел в себя. Он выпрямился и растер лицо ладонями. Чёлка лезла в глаза. Моргнув, он увидел, что Майк сидит и смотрит на него с сочувствием. Он, всё еще уличный парень, на него, типа большого босса. Сочувствие и мудрость каторжника на эшафоте. У Майка не осталось почти ничего, но умолял из последних сил сейчас — Скотт: — Майки… Вот он, вот твой дом, — он обвёл трясущимися руками библиотеку. — Ты же искал… Твоя комната, врач, библиотека, сад. Это всё твоё. В этих огромных светлых глазах что-то блеснуло, между ресницами. Майк обхватил себя руками и тихо, отчаянно, но не бессильно спросил: — Ну а я-то тут кто? Твоя собака? Твой… золотистый ретривер? Казалось, что Майк слегка светится в свете камина, как призрак. На нём будто бы, действительно, не осталось кожи. Ступая словами по лезвию ножа, Скотт выдохнул и так же, на выдохах, сказал: — Я же в тот день тащил тебя без сознания через парадный вход. На нас все пялились! И я сказал, что ты мой троюродный брат из Айдахо. И, поверь, они все обязаны будут в это поверить… УЖЕ поверили. И ноги подвели. Без сил, Скотт опустился на колени на ковёр, уронив лицо на столешницу. Он слышал, как стучит кровь в виске и трещат дрова в камине. Кожа на лице горела огнём. И какой мягкой прохладой опустились на его волосы пальцы Майка! Скотт замер. Почёсывая, как коту, его макушку, Майк бережно сказал: — Принц-дурак…