Stay

      Ал-Ан был в недоумении. Крайнем непонимании поступка подруги. Она просто взяла и… прикоснулась к нему без предупреждения? Пока он находился в неактивном состоянии? Звучало нелогично и что-то за гранью его понимания. Но до сих пор его тело хранило остаток поделенного тепла Робин Айю — ещё одной насущней проблемы выжившего Предтеча, кроме как возвращения обратно на родину.       Когда он пробудился от оффлайна, уже рядом с ним не оказалось мягкого корпуса человека-дайвера. Он чувствовал необъяснимый жар на верхней части шлема, а его кибернетический организм взбунтовался после запроса о состоянии новосозданного носителя данных, который откровенно млел ещё некоторое время, нехотя слушая его требовательных команд на движение. Даже сознание само прониклось ощущениями, не замечая, как тело мелко дрожит, будто на ветру, и гудит от мимолетного, испытанного удовольствия. И все равно, что он не может замерзнуть под крепким каркасом брони и плотным шаром ткани, как и при активном источнике энергии, качающим силу по световым энергоузлам.       Алан мог бы поверить, что заразился каким-то неизвестным видом бактерии, воздействующий не только на физические носители, но и на его сверхразум — он уже проходил данное испытание на своём веку — в отравление каким-либо опасным веществом или компьютерным вирусом, вызвавший помутнения рассудка, однако не в то что в этих последствиях виновата одна бойкая, человеческая особь женского пола. Никак нет, ведь это невозможно.       Спроектировав на терминале последние часы воспоминаний одного из своих приближенных, собранных и пойманных роботов-жуков, он увидел её.       Робин.       Темноволосая, смуглая, острая на язык и все же приятная в общении женщина тепло прощалась с ним, напоследок подарив короткий поцелуй в лоб. Это происходило наяву. Это не иллюзия, а правда, в которую он не хочет верить всеми своими биокомпонентами. Зрительные сенсоры неисправны?       В ответ ему прилетело, что ошибок не выявлено, а повышение эффективности систем и температуры носителя вызвано близостью человека. Алан выдвинул предположение, что она стимулирует его работать в разы быстрее, чем его автономный режим. Неужели… Она — его катализатор? Его стимул для активной и успешной деятельности? В таком случае ему стоит быть всегда при Робин?       Он замер и впал в раздумья, не шевелясь, а затем заторможено перевел мысли в просмотр моментов, случившихся недавно. Как в наяву, Алан ощущал её колебания, неуверенность и неловкость через голографическую проекцию, будто это происходило не через экран терминала, а младшая Айю была совершенно рядом и такая… Близкая по духу. Кажется, это называется интимным моментом у некоторых разумных, видовых существ, если он правильно распознал данный процесс, происходивший между ними.       Нет, здесь не происходило ничего критического и запретного с этично-моральной стороны, как в человеческом понимании, так и альманаховском, но архитектор ощущал что-то необъяснимое, священное и сокровенное для себя, глядя в грустные, тоскливые карие глаза Робин Айю.       Как в настоящем времени, когда её теплые губы коснулись его прочной, тёмной брони, он не переставал сомневаться в правдивости момента, хотя в глубине сознания он знал, что дайвер на самом деле поступила с ним так.       Это было несправедливо по отношению к нему. Он этого не желал, а ксенобиолог заставила его думать о ней ещё больше, чем когда-либо до этого. До сих пор держать этот диковинный момент в своих мыслях, несмотря на часы, проведённый порознь друг от друга. Алан разочарованно клацнул молоточками на верхней паре механических манипуляторов и машинально отпустил ремонтного дрона, отдав распоряжения насчёт дальнейшей работы — а сам он занялся обдумыванием ситуации, в которую он попал.       А он крупно попал. По самое не хочу.       Архитектор принялся распаковывать внутренние, автоматически заархивированные данные, полученные в ходе автономной спячки. Пусть он находился в состоянии, близко схожее на процесс сна, но отдыхало его тело — не разум, что не имел понятия отдыха в своём очевидном облике. Пакеты информации расшифровывались слишком медленно. Настолько Ал-Ан морально извёлся от ожидания, что едва уловил чувствительными осязательными сенсорами внезапный переход во времени…       Что-то щелкнуло в голове как предохранитель или простая догадка, и в сознание немилосердно хлынула волна воспоминаний, включившие в себя и моменты недавнего прошлого — такого близкого, но все же недосягаемого для нынешнего Алана, что ощутив присутствие женщины рядом с собой, инстинктивно потянулся рукой к ней, такой беззащитной в этот момент и по теплоте душевной, родной Робин Айю — от эдакого поразительного осознания его средоточие энергии внезапно слишком тоскливо сжалось и запульсировало, разнеся по световым каналам обжигающий поток чистой, безудержной энергии.       Пошевелиться не получилось, хотя даже не так: его полупрозрачная клешня прошла сквозь хрупкое тельце — оно стало расплывчатым, рассыпалось на частицы живого кода и также бесследно исчезло, вернув идеальное отражение иллюзии, как только он убрал свою конечность. Он мог видеть по-другому, но все также её. Прошедшее жило в его воспоминаниях, а он был миражом из настоящего, немым наблюдателем, которого никто не услышит. Его физическое вместилище из прошлого осталось глухо к прерывистым командам головного мозга, будучи по-прежнему безнадёжно неподвижным, все ещё находясь в глубокой стадии перезарядки. Он мог лишь наблюдать на себя со стороны, так близко, настолько это было возможно; Или быть самим собой, заключённым в безмолвном теле словно в клетке, но переживая все «прелести» минувших эмоций так ярко, что мутится сознание, а схемы логического анализа окисляются со скорость метеора прямо в мозгу — однако без зрительных сенсоров, полагаясь только на осязательные и слуховые «рецепторы», что выступали единым органом чувств. Он решил рискнуть, выбрав последний, при этом лишившись частичного понимания мира в пространстве — но он и так понимал, где находится. И чья легкая ладонь, обтянутая в ткань из синтетического каучука, небольшим грузом лежала на его плече, создавая при соприкосновении небольшие, внутренние вспышки энергии — статистические разряды, что мчались по его узлам под высоким напряжением. «Память сети», — с горечью, припорошенную пеплом огрубелой вины, подумал архитектор, смятенно переливаясь всевозможными цветами палитры, загруженной в его базу данных. Возможно, если бы он был ещё тем угрюмым пришельцем, когда только познакомился с этим человеком, то без сомнения просто отмёл бы эти воспоминания в архив, чтобы они не занимали его мысли ровно столько же, сколько и его первостепенная миссия, но сейчас Алан просто не мог — не мог отмахнуться от того, что мог предложить его внушительный набор способностей, что даже выходили за пределы человеческих возможностей или, возможно, даже их воображения. Сама того не желая, Робин изменила его — а он поддался искушению к вселенскому познанию. Или женщина стала его утешением и лекарством в безрадостном настоящем и туманном будущем?..       Чужая ладонь отвлекла его от внутренних страданий и притязаний, не мешкая, переместившись ближе к его шеи, где неистово трепетал живой светоузел, перегоняя ионную энергию по физическому носителю. Алан застыл скульптурным изваянием, наблюдая за напарницей через вычислительные рецепторы.       Тонкий шар укреплённого костюма, гибкость многослойного эпидермиса, эластичность дермы, теплота гиподермы: архитектор ощущал сквозь шары, раскладывал на компоненты и части, анализировал и рассчитывал, оценивал и заключал выводы.       Укреплённый костюм искусственно гладкий, тёмный, обволакивал человеческую ткань как вторая кожа; под ним кожица сморщилась от долгого нахождения в воде, но, как показывают скорые анализы, всё должно возвратиться в оптимальное состояние со временем — однако чуть беспокойные мысли Алана не могли приметить, что такую кожу легче всего поранить, пока она бела как кофе, разбавленное молоком. Нервные окончания пальцев в дерме странным образом находили отклик в его энергоузлах — они оба подрагивали слегка возбуждённо от невидимых разрядов, витающих между ними; подкожно-жировая клетчатка взбудоражено-активная, была заметно теплее, чем следовало бы — в этом были виновны другие процессы, происходившие в теле, но Ал-Ан не успел зайти дальше в изучении организма человека, ведь заметил, что глаза Робин устилает солёная вода, разрабатываемая специфической железой. Архитектор озадачено, низко прогудел, недовольный слабостью подруги. «Зачем… Она плачет? Нелогично, неправильно, раздражающе», — подумал предтеча, желая встряхнуть дайвера, чтобы она немедленно прекратила, но в то же время хотя бы обнять и немного… совсем чуть-чуть успокоить её.       Тем временем, женщина взволнованно закусила губу: пухлая, нижняя губа податливо прогнулась под рядом белых зубов, на каких уже появился лёгкий слой налёта от пищи. Со сиюминутной решимостью она наклонилась к нему — при этом его обдало флёром хлоридом натрия с оттенком сульфата, магния и других солей, резкого духа йода северной воды, душистого запаха пота человеческого тела и слабый тон естественного аромата женщины, у которой он был с примесями кисловато-сладких лесных ягод из Земли.       Обветренные, сухие губы призрачно коснулись его чела, а хвост шоколадных волос этой невыносимой женщины мазнул по его грациозной спине, даря невиданные ощущения — и это возымело странный эффект: подняли бурю чувств, о существовании которых он не подозревал до сегодняшних дней. Через силу заставив себя повернуть голову в сторону женщины, он ощутил привкус огорчения — она никак не отреагировала на его действия: дайвер ведь, всего лишь его воспоминание, как и его тело из прошлого. Настоящее живёт только в его не истаивающем, невидимом призраке.       А архитектор так возжелал посмотреть на младшую Айю в это кроткое мгновение, но — увы и ах — доступ к визуальным восприятиям был закрыт ему. Но он во всю воспользовался тем преимуществом, что у него есть — запомнил до малейших крупиц Робин такой, какой он видит её сейчас — такой чужой в своих алогичных поступках и в то же время родной в своей искренности по отношению к нему. Не по вычислительным расчётам, а своим средоточием энергии.       Алан ощущал что-то сродни разочарованию и глупой, беспочвенной обиде, когда женщина так же легко отстранилась и, как ни в чём не бывало, молча ушла прочь. Он инстинктивно хотел сжать её в очень крепких объятиях, не желая, чтобы она уходила, ведь невесомое прикосновение было приятным ощущением, не смотря на грубые нарушения правил этикета, установленные их народом. Он бы позволил прикасаться к себе столько, сколько она была бы готова принять. Они бы понимали друг друга по мимолетному взгляду, а не в разговорах за обыкновенными словесными перепалками. Алан точно позволил бы остаться рядом навсегда, если бы того пожелала Робин. Но она молчала — и шла своей дорогой. От этого понимания становилось всё тяжелее держать себя в узде.       А также этот поступок не был понятым инопланетянином до конца и полностью. Его терзал вопрос: было ли это чем-то большим или это лишь банальная благодарность?       Ал-Ан и не заметил, как приложил свою двупалую ладонь ко лбу так, что это могло сойти за мучение от головных болей, в следствии перегрева процессора. Воспоминание оборвалось с уходом напарницы, и Ал-Ан вновь оказался в своём теле в текущем ходе времени. На экране терминала по-прежнему шёл фрагмент отснятого материала, который он на автомате поставил на повтор. Сейчас он витал в сумбурном вихре собственных мыслей, подмечая всё новые детали события недавнего прошлого. Скорее, это выходило машинально, из-за его исследовательских соображений, а не эмоциональной части, которая играла здесь, пусть и немаловажную, но последнюю роль. Он был отрешённым от мира сего и растерянным в конец, будучи не точно уверенным в своих взаимоотношениях с Робин Айю.       Впервые великий и высокомерный предтеча был обескуражен. Его логических цепей не хватало для полного анализа ситуации, что приводило к подавленному настроению и новым вопросам, на ответ которых мог дать только одно существо на этой проклятой планете. Поэтому он собирался разобраться в этой ситуации отнюдь не в одиночку. — Нужно провериться в центре, когда вернусь на планету, — кивнул архитектор, нехотя выключая терминал. — Видимо, я заразился вирусом, что поражает мои процессорные схемы… — пробормотал он и помотал шлемом, отмахиваясь от назойливых мыслей о Робин, что не хотела покидать его разум.       Предшественник сверкнул лиловыми полосами на тёмно-зеленом носителе и сделал резкий, фрагментированный скачок в пространстве, скрывшись в коридоре базы, чтобы отправиться наружу и вскоре немного раньше оказаться в преддверии комплекса фазовых врат архитекторов, опередив Робин…       Робин. Там будет Робин. В последний раз.       Комплекс изготовления размеренно загудел системами, переключаясь на автономный и энергосберегающий режим после ухода единственного выжившего представителя Предтечей.