Я хочу предложить один день

20 сентября, 1998 Солнце начинало прятаться за горизонтом, освещая верхушки башен замка, когда на подоконник в комнате девочек уселась знакомая сова. Птица приземлилась слишком неожиданно, от чего Гермиона вздрогнула, резко оборачиваясь в сторону исходящего звука. В клюве у совы покоился небрежно сложенный лист пергамента. Сердце гриффиндорки дрогнуло, когда до её сознания, наконец, дошло – Яксли ответил. Гермиона вскочила с кровати, на которой провела последние пару часов с пером в руке, вырисовывая тонкие линии на пергаменте, которые, соединяясь воедино, иллюстрировали, кажется, её саму. Девушка обошла кровать, роняя лист бумаги на пол, а в голове эхом разносилась мольба о хороших новостях. И когда она забрала письмо у совы, пульсация во всём теле резко прекратилась — Гермиона не дышала, она точно забыла, как дышать. Теребя в руках сложенное письмо и боясь его открыть, Грейнджер выводила круги по комнате, нервно заламывая пальцы свободной руки. Закрыв глаза и набравшись смелости, Гермиона уселась на край кровати, сминая красно-золотое покрывало своим весом, и раскрыла пергамент, сталкиваясь с написанным в явной спешке текстом лицом к лицу: «Дорогая мисс Грейнджер. Прошу прощения, что заставил Вас так долго ждать ответ. К сожалению, ваших близких сегодня попытались спасти, но, к моей радости, я успел перепрятать и их, и себя. Теперь Вы не сможете отправлять мне письма, и Министерство Магии не посмеет проследить за вашей совой в попытке схватить меня. Предлагаю переговорить завтра утром, точного времени я назвать не могу. Будьте готовы принимать посетителей в кабинете директора. С превеликим уважением, К. Яксли.» Дрожащие руки Гермионы, которые всё это время были приподняты перед лицом, сейчас казались невыносимо тяжёлыми, и они мёртвым грузом упали на колени гриффиндорки. Взгляд девушки устремился вперёд, но она точно ничего не видела: она смотрела словно сквозь предметы, находившиеся перед ней. В эту минуту Гермиона чувствовала себя потерянной, дезориентированной во времени и пространстве. К горлу подступала тошнота, сопровождаемая чувством паники и страха, в первую очередь за свою семью. Гарри и Рон должны знать. Гермиона решила для себя, что скрывать от своих друзей план Малфоя будет неблагодарно по отношению к ним. Эти два гриффиндорца, вспыльчивые и неосторожные, как выразился Драко — такая же семья, как и её родители. И чтобы не случилось, они всегда найдут решение. Они всегда окружат её теплотой и любовью, заставив Гермиону забыть о существовании слова «одиночество», хоть она сама и игнорирует этот факт. Они всегда рядом. Гермиона Грейнджер сжала руки в кулаки, удерживая письмо, от чего лист бумаги помялся по краям. Она опустила взгляд на пергамент, и, тяжело выдохнув, поднялась с кровати. Она точно решила, что поступит правильно, если расскажет своим друзьям о том, на что она согласилась. И ноги понесли Гермиону в гостиную Гриффиндор, туда, где сидят Гарри и Рон, бурно обсуждая, вероятнее всего, всевозможные пути решения образовавшейся проблемы. Парни сидели на красном диване спинами к винтовой лестнице, ведущей к спальням девочек. Рон облокотился на спинку софы, голова была повёрнута в сторону брюнета, а тот в свою очередь сильно жестикулировал, придавая окраску своей речи. Гермиона остановилась около ступенек, переводя дыхание. Паника, сидевшая внутри с того самого момента, как только девушка получила письмо, с каждым вздохом лишь усиливалась. И Гермиона знала, что будут последствия. Малфой будет очень зол. Плевать. Пара объятий не дают ему права командовать Гермионой. Гриффиндорка тяжело выдохнула, и этот выход был достаточно громким, чтобы привлечь к своей персоне внимание парней. Они резко повернулись, словно репетировали это движение целую неделю, и Гермиона поймала на себе одобрительный взгляд Гарри. — У нас появился план, — проговорил брюнет, расплываясь в радостной улыбке. В душе Гермиона почувствовала светлое волнение, похожее на то, которое она испытывала в детстве рождественским утром, когда, спускаясь в гостиную, находила подарки под ёлкой и аккуратно распаковывала их, гадая что внутри, — иди сюда, скорее же! Девушка рванула вниз по лестнице, вовсе не смотря под ноги. В её глазах появилась надежда, и она спешила к друзьям, сгорая от желания услышать хорошую весть. В камине потрескивали брёвна, и гриффиндорская гостиная заполнилась теплом огня. В помещении было так… спокойно. Умиротворяюще. И если спросить постороннего человека, который не знает всей печали этого момента, то он, несомненно, ответил бы, что сейчас происходит встреча давно не видевшихся лучших друзей. Гермиона подбежала к диванам, нервно усаживаясь на один из них, напротив ребят, которые расплывались в улыбке. — Так…и что же вы придумали? — поинтересовалась гриффиндорка. — Самый безопасный способ решения этой проблемы — это схватить Яксли до того, как он начнёт действовать, — начал брюнет, наклоняясь к Гермионе ближе и опираясь локтями на колени, соединяя ладони в замочек. — Мы подумали и решили, что хорошим вариантом будет отправить Яксли сову с письмом, а мы полетим за ней на мётлах под дезиллюминационными чарами. Так мы его найдём и схватим. Мир словно рухнул в один момент. Гермиона уже не слышала, что говорил Гарри после упоминания совы. Она лишь сильнее сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь сквозь бумагу. Улыбка сползла с лица, и теперь уголки губ были опущены, а глаза медленно наполнялись слезами. — Что? Что не так? — с волнением спросил Рон. Он выглядел не менее растерянным, нежели Гарри. Гермиона лишь протянула руку с пергаментом вперёд, и только сейчас парни заметили помятый лист в её крепкой хватке. — Что это? — Вы опоздали, — ответила на выдохе гриффиндорка и закрыла глаза, от чего из них полились две тонкие влажные полоски. Гарри напрягся, вытаскивая пергамент из руки Гермионы. И ему действительно пришлось приложить усилия, чтобы забрать лист из мёртвой хватки. Он развернул искомканное письмо, пробежался глазами по тексту и спросил: — Я не понимаю. Когда ты успела? Почему ты не посоветовалась с нами, — Гарри яростно потряс пергаментом перед лицом Гермионы, — до того, как отправлять письмо Яксли? Гарри был зол. Он был рассержен, потому что Гермиона мало того, что не рассказала о своей задумке, так и не набралась смелости рассказать об этом сразу после того, как отправила письмо. Он беспокоился за неё. Но больше всего ему было обидно от того, что, как ему казалось, Гермиона не увидела в них поддержку. — Я… я хотела вам рассказать, но… — Гермиона смяла юбку и жалостливо посмотрела на друзей. — Что — но? — процедил сквозь зубы Рон. — Это была идея… Малфоя, и я… — не успела договорить гриффиндорка, как её рыжий друг вскочил с места, нависнув над Гермионой, от чего она вжалась в спинку дивана, лишь бы сохранить дистанцию. — Малфоя? С каких это ты пор придерживаешься идей грёбаного Малфоя? — Рон поднял голос, от чего его слова эхом разлетелись по пустой гостиной. Его ноздри раздулись, как у быка, а лицо его раскраснелось, что предавало ему крайне недружелюбный вид. — Рон, я… они хотят реабилитироваться, поэтому… — тихо прошептала Гермиона. Внутри неё сидело ощущение полного опустошения, словно она их подвела, разочаровала, и от этого хотелось разрыдаться, спрятаться на дне Тихого океана, или залезть на самую верхушку Эльбруса, лишь бы она больше никого и никогда не смогла разочаровать. — Так, тихо! — приказным тоном проговорил брюнет. Его брови нахмурились, а взгляд устремился на красно-золотой ковёр, лежащий под ногами студентов. — Гермиона, ты ведь могла нам рассказать сразу. Мы же можем помочь, ты это сама прекрасно понимаешь. — Да, я знаю, просто…я не хотела вас впутывать. После всего, что произошло с нами и нашими семьями… — Гермиона сделала паузу, вспоминая о смерти Фреда и Сириуса, — по приезде в Хогвартс вы были счастливы, и я не хотела отбирать это чувство. Соврала. Гермионе безумно сильно не хотелось говорить друзьям, что именно Малфой настоял не посвящать гриффиндорцев в план. И ей было стыдно это признать. Мерзкий, заносчивый, слизеринский подлец и просто их враг — именно этого человека она решила послушаться. Гермионе хотелось заклеить себе рот, нет, зашить самыми крепкими нитями, чтобы она больше не могла врать своим друзьям. Но, на самом деле она действительно не хотела впутывать Гарри и Рона во весь этот кошмар. И если Яксли задумал игру, то Гермиона собиралась обыграть его одна, по своим правилам. Рон рухнул на диван рядом с девушкой, освобождая ей обзор на Гарри. — Я каждый раз удивляюсь! Как ты вообще можешь такое говорить? Мы — семья. А в семье все друг за друга стоят горой, — сказал брюнет, протягивая руки к Гермионе. Он улыбнулся, искренне и без презрения. Гриффиндорка провела рукавом своей рубашки по щекам, вытирая доказательства её слабости, после чего положила ладони в руку Гарри. Они понимают. Они помогут. Гарри и Рон — её семья. — А теперь расскажи подробнее, что задумал Малфой, — пробубнил Рон, повернув голову в сторону Гермионы. Сейчас на его лице читалось сожаление, перетекающее в понимание. Девушка глубоко вдохнула, переводя взгляд с Гарри на Рона и обратно. — Я проснулась в Больничном крыле… *** 21 сентября, 1998 Она смотрела в собственное отражение в зеркале порядка пятнадцати минут, выискивая подтверждения своего беспокойства. Сегодня она выпрямила волосы, нанесла лёгкий макияж и просмотрела каждый миллиметр своей школьной формы на наличие помятостей. Гермиона настраивала себя на равнодушие, ей не хотелось, чтобы Яксли заметил хотя бы одну мурашку страха и паники. Гермиона не сообщила Малфою о том, что сегодня утром у неё состоится беседа с Пожирателем Смерти, который неизвестно как сбежал из Азкабана. Но времени не оставалось, поэтому, взглянув в зеркало последний раз, Гермиона развернулась и покинула уборную. В комнате она столкнулась с Джинни, которая только открыла глаза и смотрела на подругу сквозь прикрытые очи. Гермиона рассказала подруге про план прошлым вечером, как только та вернулась в комнату девочек. За окном было уже давным-давно темно, гриффиндорка сидела на подоконнике и разглядывала виды, которые открывались с высоты птичьего полёта. Лёгкий ветерок покачивал деревья в унисон. И это завораживало. Тонкая линия света, появившаяся в отражении стекла, заставила Гермиону повернуть голову на дверь. В дверном проёме показалась знакомая рыжая голова. Джинни тихо прошла внутрь, стараясь не разбудить спящих девочек, и уселась на свою кровать. Она точно сразу заметила беспокойство своей кудрявой подруги, поэтому без лишних прелюдий сразу шёпотом проговорила: «рассказывай». А сейчас, явно сонная рыжая девушка подняла тяжёлую голову, всматриваясь в силуэт Гермионы. — Уже уходишь? — спросила Джинни. — Я не знаю, когда именно он объявится, поэтому лучше приду раньше, — ответила Гермиона, поправляя свою юбку. Джинни резко поднялась с кровати, прикрывая глаза. Из-за быстрого подъёма голова закружилась, и это заставило рыжую гриффиндорку пошатнуться. Однако, спустя пару секунд, девушка подошла к Гермионе, обхватывая ту за шею. — Гермиона, я переживаю за тебя, — Джинни обхватила лицо подруги, — Пообещай мне, что когда ты захочешь обсудить свои чувства, то ты сразу придёшь ко мне, — прошептала она. Тёплые слова разлились в душе Гермионы тёплым мёдом — это были именно те необходимые слова, которые хотела услышать девушка. Единственное, о чем ещё думала Грейнджер в тот момент в объятиях подруги, так это о том, как мало времени у них было на продолжение этого разговора; и о том, как, чёрт возьми, она ненавидела Яксли. — Обещаю, — сказала Гермиона, целуя подругу в щёку. Девушки простояли в таком положении ещё минуту, после чего Джинни отстранилась, тепло улыбаясь Гермионе. Её глаза были наполнены решительностью и пониманием. И, сделав последний тяжёлый выдох, она проговорила: — Удачи, милая. — Да, она мне будет нужна, — гриффиндорка посмотрела на подругу, которая поспешила отправить ей воздушный поцелуй. Гермиона натянула улыбку, стараясь не показывать свою тревогу, и покинула комнату. Весь свой путь до кабинета МакГонагалл Гермиона пыталась придумать, что она скажет Яксли. В её голове возникало огромное множество мыслей, но она не могла соединить их воедино. Волновалась, очень сильно волновалась. Гермиона проговорила пароль, после чего зашла в кабинет под звук закрывающейся двери. И в этот момент она была рада, что директор доверила Золотому Трио пароль от своего кабинета, потому что без знания этого волшебного слова девушка не смогла бы пробраться сюда незамеченной. Сейчас лишние глаза ни к чему. Гриффиндорка прошла внутрь, осматривая помещение. Стены были всё так же увешаны множеством портретов, разве что напротив стола, над аркой, ведущей к рабочему месту, теперь красовался портрет Дамблдора, отстранённо смотрящего по сторонам. И ничего не поменялось в кабинете, лишь стол теперь заставлен личными вещами Минервы. Девушка уселась на ступеньки, ведущие к рабочей зоне, и стала следить за стрелкой, бегающей по циферблату часов, висящих над дверью. Это развлечение отвлекло гриффиндорку минут на десять, после чего Гермиона услышала звук трескавшегося огня, и это привлекло её внимание — в камине начало вырисовываться уже знакомое лицо. Невозмутимая физиономия рассматривала помещение в поисках Гермионы, и когда она поднялась со ступенек, девушку разозлил радостный смех Пожирателя. — Доброе утро, мисс Грейнджер. Как Вам спалось? — с улыбкой на лице спросил Яксли. Гермиона приблизилась к исходящему звуку, и теперь она видит выражение лица Пожирателя во всех красках: несколько месяцев заключения в Азкабане отразились синяками под глазами и нависшими морщинами на лбу. Он улыбался, словно они давние друзья, которым пришлось долго не видеться. — Чего ты хочешь? — грозно проговорила Гермиона, стараясь сдерживать внутри себя бурю эмоций, появившихся в мгновение. — Какая же Вы недружелюбная, мисс Грейнджер! — Яксли изобразил обиженную мордочку, выпучив нижнюю губу вперёд. Его брови нахмурились, а взгляд казался по-детски щенячьим. Но через секунду на его лице не осталось ни единой эмоции, а его взгляд прожигал Гермиону насквозь. — Вам, должно быть, интересно, зачем Вы так срочно мне понадобились, — продолжил Пожиратель, запнувшись на мгновение, после чего продолжил, — на самом деле всё проще, чем кажется — Вы, мисс Грейнджер, совершили великое дело, когда попытались уничтожить чашу Пенелопы Хаффлпафф. Понимаете, милая, часть души Тёмного Лорда, которая была заключена в этой чаше, не была уничтожена! — К чему ты клонишь? — Гермиона не могла уловить связь между ней и Тёмным Лордом. Не ей было суждено его убить. — Всё очень просто, мисс Грейнджер! ! Ваша попытка уничтожить крестраж обернулась против Вас, одарив Вас силой, спрятанной в чаше. И, как Вы, вероятнее всего, уже поняли, без Вас я не смогу вернуть моего Лорда к жизни! Мир рухнул. Всё, что осталось от него — руины, засыпанные песком и пеплом. В глазах потемнело, от чего Гермионе пришлось ухватиться за рядом стоящее кресло, чтобы не упасть. Чёртов Пожиратель Смерти сообщает ей об этом по чёртовой каминной связи так, как будто вещает новости из Ежедневного Пророка! Абсурд. Абсурд. Но, мгновение спустя, выстраивая причинно-следственную связь, Грейнджер осознает, что такая беспечность Яксли говорит лишь об одном — он уверен, что она сдастся ему добровольно. Выходит, что-то тёмное сидит внутри неё, и это должно вырваться наружу, чтобы вернуть Тёмного Лорда к жизни. Он уверен, что она готова отдать свою жизнь, чтобы спасти родителей. Оживить Волдеморта. Он уверен, что она отдаст жизнь, чтобы воскресить того, из-за кого погибли Тонкс и Римус. Дамблдор. Родители Гарри. Добби. Она не стала ничего отвечать Яксли, лишь кинула горсть песка в камин, от чего лицо Пожирателя моментально исчезло. Гриффиндорка упала на колени и застыла, вглядываясь в тлеющие поленья. Девушку как будто парализовало от осознания того, что она снова может потерять семью. Или потерять жизнь. Гриффиндорка, конечно. Она ведь чёртова гриффиндорка. Сейчас в её голове не возникал вопрос о спасении родителей или самой себя. Гермиона Грейнджер, сидя на каменном полу в кабинете директора думала о спасении всего Магического Мира, который ещё не успел в полной мере оправиться после войны. Тёмный Лорд не вернётся. Злость и отчаяние подняло Гермиону с колен, и, последний раз взглянув на портрет Дамблдора, — тот смотрел на девушку исподлобья и качал головой, – выбежала в коридор. Её быстрые шаги постепенно переходили в бег, когда она была около общей уборной, откуда однажды выходил Драко Малфой, вовлекая её в свои игры. В какой-то мере это было забавно — преследовать своего соперника. Девушка вспомнила, как сравнивала себя с львицей на охоте. Она сделает это там. И сейчас она прижимается спиной к плотно закрытой двери, собирая все свои мысли воедино, анализируя и стараясь предугадать последствия. Нет. Она точно решила. Это ради всех. И, делая шаг вперёд, ближе к раковинам, Гермиона достаёт свою волшебную палочку из подола мантии. Собственное отражение в зеркале привлекает внимание — потрёпанные волосы, которые она выпрямила впервые в своей жизни и опухшие огромные карие глаза, которыми Гермиона моргала слишком часто, стараясь стряхнуть наворачивающиеся слёзы. И губы, искусанные до крови. Жалкая и поверженная львица. Никто больше не пострадает. Гермиона направила трясущимися руками волшебную палочку на себя, издавая истошный всхлип, сопровождаемый новым потоком горьких слёз. Что первым она увидит после смерти? Гарри рассказывал, что оказался на вокзале Кингс-Кросс, где его встретил профессор Дамблдор. Интересно, умирать — это больно? И произнесла заклятие, упираясь палочкой себе в грудь: — Сектумсемпра. Её тело куклой рухнуло на кафельный пол.