Новостная лента 94-ого

      Если я не вернусь к утру, Значит, нет мне прощенья. Значит, муза не по нутру, Значит, ждут меня гоненья.

      — Лёх, — Соня аккуратно дотронулась до плеча спящего, — ты скоро вставать-то будешь?       —Сонь, отвали.       Девушка скорчила недовольную моську, но попыток разбудить Лёшу не бросала. Подойдя торопливо к окну, с отвратительным лязгом отворила она шторы, после чего вновь вернулась к своему благоверному.       —Ты вчера сам мне сказал, —начала недовольно бормотать Боголюбова, —что тебя разбудить надо пораньше, что тебе там с Михой надо поговорить по поводу и без. Только ты меня уже раза три послал и, смею заметить, провалялся лишних три часа в постели. Если встречу ты все равно пропустил, —продолжила она воодушевлённо, — то, быть может, тебе захотелось бы испечь со мной что-нибудь? Ну, за вчерашний испорченный ужин… —Нет, не захотелось бы, — Лёша с раздражением откинул с себя мягкое одеяло и уселся на кровать, — ты не обижайся только, —добавил он, стоило промелькнуть в недавно сияющем лице напротив теням недоумения и всеобъемлющей обиды, — вечером приготовим. Обещаю.       После этих слов Ягода спешно начал собираться, но куда именно — так и не уточнил. Может всё же к Мише?       Только и успевая отходить в сторону от мечущегося по квартире парня, Соня робко прижимала к груди скрещённые руки с зажатым в них полотенцем.       —Ты что-то потерял? Может…помочь? Лёх? — наконец неуверенно пробормотала брюнетка, созерцая, как в безуспешной попытке что-то отыскать закипает её ненаглядный, —Я ведь утром убраться успела, могла переложить чего…       —Д-да, рубашка. Притащи, Бога ради, блядскую рубашку.       —Чёрную? — девушка округлила свои зелёные глаза, в голосе звучали панические нотки, —я её закинула в стирку…       —Ну, другую значит. Хоть что-нибудь.       Поджав губы, София ретировалась в гостиную, где находился трельяж с одеждой и прочей красотой: хрустальными лебедями, сервизом, подаренным кем-то из друзей и книжками самыми разношёрстными.       Ягода, который прошлым вечером, как показалось Соне по её же наивности в делах любовных, был снисходителен до всех её вечерних выходок, сегодня, с момента пробуждения, был вспыльчив, раздражителен и даже слегка груб.       Загадочное изменение в настроении человека, всегда находящегося в состоянии умиротворенном, немного напрягало девушку. Однако с сегодняшнего дня Боголюбова встала по собственному, разумеется, решению на тропу исправления: никакого алкоголя «от печали», никаких «только попробую» и сигарет, никаких избеганий брата, —к Васе она сегодня же заедет, — и никаких домыслов и скандалов на пустом месте. Руководствуясь самыми благими помыслами по отношению не только к себе а, в первую очередь, к близким, девушка всё же решилась признать свою вину и искупить последнюю в полной мере.       Быстренько выбрав из гардероба наименее мятую кофту, захлопнув коленкой дверцу шкафчика, девушка поспешила вручить одежду недовольно расхаживающему по комнате Лёше.       —Отлично, спасибо, — как то язвительно произнёс парень и метнулся в прихожую.       Хлопнула звонко дверь и в квартире воцарилась полная тишина.       И вот она одна, стоит в конце коридора и с глупой застывшей улыбкой на губах смотрит на эту треклятую дверь. Втянув шумно воздух маленьким чуть покрасневшим носиком, Соня в неведомом для себя состоянии, походящем более всего на разочарование, осела прямо там, где стояла — у стены.       Было ей нестерпимо обидно, хоть и не сделал Лёша ничего объективно страшного, хоть и сама она множество раз делала хуже, причиняя ему боль.       Подтянув колени к резко вздымающейся груди, запустив тонкие трясущиеся пальцы в волосы, Боголюбова, скорчившись, заплакала. То были неконтролируемые слёзы, слёзы, за наличие которых стыдно, ведь быть их не должно. Что-то волнительно и болезненно щёлкало внутри, какие-то неведомое осознание чего-то неизбежного. Боголюбова сейчас яро отрицала даже малейший шанс завершения их с Лёшей истории, сейчас, когда она всё-всё осознала, сейчас, когда она безмерно желает лишь одного — разомкнуть порочный круг, все эти круги, и наконец быть просто счастливой, счастливой с Ягодой, с Васей.       «Какая же я сука. Дрянь тупая, — проносилось в гудящей голове, — эгоистка. Неужто ожидала, что после всего он…что все резко вернётся на круги своя?»       Вдоволь осыпав себя всеми лестными словами, до которых смогла додуматься, Соня, перекатившими сначала на бок, а потом ползком добравшись до дверного косяка, поднялась на слегка дрожащие ноги.       Было решено, что утром лучше всего навестить Васю, а потом ехать за продуктами и ещё в парочку мест.       Неустанно потирая все еще всхлипывающий носик, девушка расхаживала по пустым комнатам, собирая все необходимые вещи: сумку, подарок брату, книги и прочие мелочи.       Квартира почему-то казалась Соне словно нежилой, пустующей вечно и неуютной, словно само понятие «уют» испарилось в неведомые дали и никогда не вернётся на это пространство, в котором они с Лёшей коротают свою молодость.       Стараясь более не задумываться о том, куда всё же отправился её ненаглядный, девушка наконец собралась и, всё ещё пребывая в состоянии подавленном, покинула квартирку. Поездка до отчего дома оказалась весьма мимолётной; вот Соня только спустилась в метро, устроилась поудобнее в вагоне и, закрыв на секундочку глаза, внезапно услышала название своей конечной станции. Сейчас же девушка торопливо и с замиранием сердца топала по направлению к родной квартире, где её уже давненько не видели и, что вполне вероятно, не все встретят радушно.              Тяжело хлопнула массивная дверь парадной, каблучки застучали по избитой сотнями ног лестнице. В душе невольно что-то взбунтовалось, нахлынули воспоминания о том дне, когда она, Соня, в панике бежала из дому, когда она обнаружила свою маму мёртвой. Перед глазами всплыл безразличный образ отца, который, узнав о случившемся, просто прошёл мимо. Дыхание сперло, но, лишь чуть сильнее сжав вспотевшей ладонью перила, Боголюбова продолжила свой путь.       Наконец в поле зрения внимательных глаз показалась родная затёртая дверь. В тишине раздались звучные постукивания, за которыми последовал щелчок железного замка.       —Соня? — из-за двери появилась аккуратно выстриженная мальчишеская голова. Голос звучал настороженно и слегка обиженно, — тебе чего?       —Вась, я к тебе пришла…а отец дома?       Мальчик отрицательно помотал головой и снял со стены цепочку, соединяющую её с одним из замков на двери.       —Проходи, но он вернуться может скоро. А что, вы поссорились снова? — вопрос этот прозвучал слишком наивно, что не могло вызвать лёгкую, пусть болезненную, но всё же улыбку на лице старшей сестры.       —Мы и не мирились, — не снимая одежды и обуви, что насторожило Васю, Соня полезла в прихваченную с собой сумку внушительных размеров, — я всё равно задержаться не смогу, ну…ты понимаешь, да? Прости, правда, если хочешь… Чёрт, — вытащив небольшой пакет из своей котомки, брюнетка нервно взмахнула руками, — мне правда стыдно! Ну чего ты так смотришь? Вася, Васенька, если отец меня увидит, то снова начнётся весь этот цирк, я не могу…       Столь пламенные объяснения были прерваны тяжелым стуком в недавно закрывшуюся за спиной Боголюбовой дверь. Вздрогнув, девушка обернулась и прошептала: «К-кто?»       Вопросы были излишни— и Вася, и Соня понимали, что вернулся домой отец.       Миша удивленно повёл бровями, смотря на насупившуюся Соню сверху вниз.       —И чего это приключилось? — он старался говорить мягко, даже какая то жалость слышалась в его бархатистом голосе, — хмурая, как Питерское небо, ну е-мае.       —Фигня. Ну, — Соня обхватила себя руками и откинулась на спинку старенькой скамейки, — почти фигня. Ладно, не суть…ты извини за вчерашнее, я сама не своя становлюсь. Надеюсь, что смогу что-то исправить… Вот знаешь, — на девушку словно внезапно накатило сильнейшее желание выговориться в эти внимательные карие глаза, довериться целиком и полностью этой учтивой улыбке напротив, — Я вчера сильно с Лёшкой повздорила…как дура себя повела, но мы помирились вроде вечером, а утром, —послышался глубокий вдох, — я предложила ему что-нибудь приготовить вместе! Он ведь любит готовить…а он отказался, будто обижен был… Вот, к тебе умчался и ничегошеньки не сказал, а я…       Миша несколько секунд с некоторым сомнением изучал печальное девичье личико, продолжая вполуха слушать откровения, лившиеся из аккуратненьких губ, после чего с несвойственной ему нерешительностью склонился чуть вперёд, словно в доверительном жесте.       —Соф, Лёха ко мне не приходил сёдня.       Было видно, что озвучивать эту информацию он решительно не хотел, поскольку это было некоторым предательством Лёши и крайне неприятным фактом для Боголюбовой, но, с другой стороны, будучи человеком честным и прямолинейным, Горшок не имел никакого желания «юлить» и скрывать что-то. Особенно что-то плохое, если Ягода действительно соврал, что бы что-то сокрыть.       —Как не к тебе? — сердце Сони пропустило удар, а в горле неприятно запершило, — может репетиция была или что-то…он же, — девушка растеряно всматривалась в черты Миши, будто стараясь найти там ответы на все интересующие её вопросы, — я наверное зря волнуюсь? Мало ли у него дел, да? Вечером он прийдет и мы поговорим.       «Вечером он прийдет…»       Соня устало пялилась на синюю рябь, мелькающую в экране телевизора, покачивая при этом зажатый в двух пальцах пульт.       «И мы поговорим.»       На часах было далеко за полночь, но никто так и не пришёл. Никто.       Не имея ни возможности, ни малейшего желания отправиться в царство Морфея, девушка отвела взор от ящика и уставилась в потолок. Время тянулось мучительно долго, бесконечно долго. Самым неприятным был факт того, что Лёша ранее так никогда не поступал, хоть и частенько ночевал вне дома из-за работы или поздних репетиций.       Просидев в неудобной позе невообразимое количество времени, — как самой Соне показалось, — девушка наконец встала. Ожидание нужно было хоть как-то скоротать, желательно с пользой. Первой мыслью было всё же разобрать продукты и приготовить заветный ужин, который был необходим не только её измученному всякой дрянью желудку, но и Лёше, если тот всё же вернётся.