Сила, с которой нужно считаться

Меня всегда забавляло то, какими странными путями порой следуют человеческие мысли. Альбус Дамблдор.

– Какого черта, Малфой?! – Можешь сдать меня своему Поттеру, с меня чистосердечное признание. – Признание в чем? Ты не работник Отдела правопорядка, конфликта интересов нет... – Не корчи из себя дуру! Выбираясь из палатки, где проснулась от холода, Гермиона ожидала, что сученыш поджал хвост и сбежал. Оставил ее одну в гребаном дремучем лесу. Другого не предполагалось. Поэтому обнаружить голого Малфоя, сжавшегося возле погасшего кострища, было дико. От роденовского мыслителя его отличала расцарапанная спина и синяки на плечах и ребрах, кажущиеся в предрассветном сумраке игрой теней. – А-а-а, драма, – глумливо покивала она. – Драма?! Ты в своем уме, Грейнджер?! Не знаю, чего ты пытаешься добиться… – Да ничего не пытаюсь! – коммуницировать с таким Драко она не умела. – Противно наблюдать, как ты наматываешь сопли… – Я позволил себе… – И я себе позволила! – сорвалась она. – Сбросили напряжение. Оба довольны. Забыли. – Сбросили напряжение? Довольны?! Забыли?! – в голосе Драко появились истерические нотки. – Дело, как обычно, в крови? – зашла Гермиона с хоженой стороны. – Прекрати надумывать! При чем здесь кровь?! Что ты, как псих, зациклилась на ней? Мы почти десять лет назад выяснили этот вопрос… Называй вещи своими именами, я тебя… – Малфой, все хорошо. Нам обоим это было нужно. – Ты что, вообще не жалеешь? – Ну… это, быть может… – она скривилась и пожала плечами, – чуть жестче, чем я привыкла, но в целом… Подняв глаза на Малфоя, Гермиона поняла, что эту фразу стоило сказать хотя бы затем, чтобы увидеть на его лице такое выражение. Кажется, она наконец лишила дара речи того, кто никогда не лез за словом в карман. – Жестче? – ан нет, не лишила. – Просто… вот так?! Драко ожидал обвинений, был готов к ним, даже ждал с предвкушением, но низведение его поступка до «сбросили напряжение»… Сумасшедшая! «Жестче, чем я привыкла»… Что-то неопределенное заворочалось внутри при мысли о том, с кем у нее было… не так жестко. Драко осадил себя – не его чертово дело. Но к чему эти грейнджеровские попытки сделать вид, что всё нормально? Да она должна глаза ему выколоть и подвесить за член на ближайшем дереве. Это было бы справедливо. Из сплина выдернул ощутимый тычок в спину. – Прекрати киснуть, мы взрослые люди. – Я воспользовался тем, что сильнее… Я хотел причинить тебе боль! Ты не в своем уме! Гермиона удержала в себе рвущуюся с языка колкость о том, что он сделал с ее умом, и процедила сквозь зубы: – Пожалуй. С тех пор как согласилась с тобой работать. Вот это было ожидаемо. – Можешь рассказать Поттеру… – Что мы трахались? Да он подаст Министру прошение сделать этот день национальным праздником! – Трахались?! Ты взрослая девочка и прекрасно знаешь, что это определение не… – Себя видел? – зашипела Гермиона обозленной гадюкой. – Почему-то я не посыпаю голову пеплом! Если тебе так мерзко от мысли, что переспал со мной, обратишься к обливиаторам по возвращении. Или как ты это делаешь. – Не изображай тупую, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Гермиона понимала. Да. Но начинала скучать по засранцу Драко Малфою. Если его каждодневная версия приводила в бешенство, то эта – в адское замешательство. В страшном сне ей не приснилось бы, что она станет оправдывать Малфоя в его собственных глазах за… то, на что спровоцировала. Провокация! Вот что у них получалось лучше всего. – А… Поняла! – нараспев произнесла она и подалась к нему. – Драко Малфой нарушил еще один из заветов матушки… – Не смей... Стоп. Я не поддамся. Гермиона хмыкнула и похлопала его по плечу. Плечо оказалось ледяным, но Малфой вроде как не замечал, что замерз, хотя ее невинное движение заставило вздрогнуть. – Очнись! Эй! У меня нет претензий. Замяли. – Черт побери, ты не должна так просто отпускать ситуацию, – прорычал он злобно, а затем совершенно убитым голосом признал: – Даже спорить не стану, что мать, наверное, отказалась бы от меня, если бы узнала. Маленькая теплая рука сжала его бицепс, и вниз к предплечью побежали мурашки. Только сейчас Драко осознал, что продрог до костей. – Не тебе указывать мне, что и кому я должна. Она молча придвинулась вплотную, заставив Драко разогнуться, и закинула руки с зажатыми в них кончиками одеяла ему на плечи, накрыв спальником их обоих. Дрожь Малфоя постепенно сошла на нет. Стараясь делать вид, что это в порядке вещей, Гермиона свернулась калачиком у него на коленях. Она редко действовала по наитию, но ее попытки разрулить ситуацию разумом не возымели успеха. Придется идти иным путем. Гриффиндорка она или кто? – Не надумывай себе вину. Позволь мне… – она втянула носом воздух возле его шеи и легко мазнула по ней губами, с удовлетворением ощущая, как под ее бедром дернулся член. – Отодвинься. Что ты делаешь? Я не хочу… – запаниковал Малфой, но Гермиона не отступила от задуманного и повела носом по его шее вверх. – Врешь, – храбро заявила она и поерзала, – знаешь… он, по сути своей, как нос Пиноккио. – Нос Пиноккио? Это оскорбление? – Напротив, – хмыкнула она, еще раз качнулась и с решимостью пловца, входящего в студеную воду, потянулась к малфоевским губам. Он ответил сразу же, грубо и больно впившись в искусанные и распухшие губы своими растрескавшимися и все еще холодными. Если Драко рассчитывал на ее бегство, то не с той связался. Гермиона выпуталась из рубашки и прижалась голой грудью к его согревшемуся торсу, не прекращая дразнить покачиваниями, попутно освобождаясь от ошметков того, что вчера было ее бельем. – Чертова ведьма, – всхлипнул Малфой. – Зачем?.. Это «Зачем?» должно было стать началом длинного вопроса, но вот какого? С формулированием связных фраз возникла проблема. – Нужно. Захочешь, вытащишь и это воспоминание из головы, когда выйдем из нейтральной зоны. Когда Грейнджер стала двигаться, мерно потираясь промежностью по всей длине вставшего колом от нескольких прикосновений члена, проблема распространилась и на осмысливание услышанного. Он решил позволить ей взять всё, что ей нужно. Поначалу Драко казалось, что в этом он найдет искупление, хотя бы толику, но должно ли искупление быть таким сладким? Ощущать себя жертвой не получалось категорически. Гибкое женское тело сводило с ума, а горько-сладкая пытка длилась и длилась. Сложно было определиться, чего хотелось больше: достичь пика или растянуть прелюдию во времени навсегда. Не думать, не анализировать, просто чувствовать. Когда разумное еще вспыхивало в голове, Драко старался убедить себя, что все настолько ярко из-за длительного воздержания. Удовольствие нарастало, растекалось раскаленной лавой, концентрируясь в точке соприкосновения тел. То мягкие, то резкие касания влажных половых губ открывали новые значения понятия «возбуждение», раздвигали пределы испытанного. Когда казалось, что кровь сейчас попросту свернется в сосудах, Грейнджер замирала, всхлипывая. От модуляции этих всхлипов член сводило, и ее следующего движения Драко ждал как покупки палочки, как чертова письма из Хогвартса, а может, больше. А потом Грейнджер приподнялась выше и, вместо того чтоб огладить член, насадилась до основания. Влажное упругое тепло окутало со всех сторон, Малфой хрипло выкрикнул что-то нецензурное и рефлекторно дернулся вверх, погружаясь еще глубже, вжимаясь еще сильнее. Оргазм прошил тело, выводя наслаждение на новый уровень. Почти сразу же к нему прибавились разочарование и стыд, пока Драко не осознал, что ведьма в его руках, выгнувшись дугой и крупно дрожа, бьется в таком же диком экстазе. Ведьма в его руках. И он с ней единое целое. Как и должно быть. Последняя мысль вышвырнула его из посткоитального дурмана. Это Грейнджер. И он. Какого хрена?.. – Ты меня ненавидишь, – выпалил сиплым сбившимся голосом первое, что пришло в голову, не пытаясь, впрочем, отстраниться. – Ты меня тоже, – Гермиона постаралась сказать это без эмоций, но в голос проникла горечь. – Как видишь, ненависть – отличное топливо для страсти. – Я не ненавижу тебя, я… вообще не знаю. – Жалеешь? – тихо спросила она, соскользнув с него и отодвигаясь в сторону. Зверь, которого Драко с ужасом обнаружил внутри, был категорически против лишнего дюйма между ними. Он, не задумываясь, привлек женское тело к себе. Жалел ли он? О подобном невозможно жалеть. Но недоумевал определенно. Как они до такого докатились? Почему Грейнджер позволила – нет, инициировала это – после того, что он сделал с ней ночью? Чем вызвано настолько всепоглощающее взаимное желание? – Дай человеку минутку – собраться с мыслями, – буркнул грубо, чтобы не отвечать. Она передернула плечами, но осталась смирно сидеть рядом. Малфой прокашлялся и заговорил: – Если бы мы не находились в нейтральной зоне, я грешил бы на магию похоти. Гермионе показалось, что ее приложили головой о стену. – Как ты только мог подумать, что я… – Тпрр… Я не обвиняю тебя. Мы оба пострадавшие. Но это ненормально. Ты терпеть меня не можешь. – Не смей переносить свои эмоции на других. И свой комплекс жертвы тоже! – Тебе напомнить… – Не я ищу случившемуся объяснение из области фантастики! Я способна признать… – То есть тебя вообще не интересует, какого дракла ты набросилась на меня сегодня… – Я хотела перебить послевкусие того, что случилось ночью. Тебя это мучило! – …и я набросился на тебя вчера? – А-а-а, ищешь самооправдание. Ладно. Давно у тебя кто-то был? – Гермиона снова попробовала отвоевать личное пространство, но, несмотря на слова, которые лились на голову холодным душем, Малфой не позволил ей отодвинуться ни на йоту, вцепившись в плечо и талию. – Какая разница! Я не животное и должен контролировать подобные порывы, сколько бы времени ни оставался один. – Сколько? – Много. С тех пор как расстался с Панси. – Что?! Малфой! – У меня не было никого после нее. Просто… эта сфера жизни меня перестала интересовать. – Ты действительно… Но почему? – Желаешь заделаться моим мозгоправом? Я не страдал от воздержания. Мне было комфортно. – И ты еще удивляешься, что у тебя встал на первую попавшуюся! – Грейнджер, не пори чепухи. При чем здесь первая попавшаяся? Я не хотел трахаться. Вообще. И ты… не вызывала никаких желаний, кроме перманентного – заставить тебя заткнуться. Без сексуального подтекста... чаще всего, – решил быть предельно честным Драко, но почувствовал, как она сжалась, и, нервно стиснув ее в объятиях, пояснил: – Не потому, что это ты, я никого не хотел, а сейчас, черт, руки от тебя оторвать не могу, едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься снова… Грейнджер рвано выдохнула и шепнула: – Вот и дай выход накопившемуся. Возможно, с тобой станет проще работать. – И с тобой? – усмехнулся он кривовато в потуге разрядить снова накаляющийся воздух. – И со мной, – тело рядом маняще выгнулось. Несносная прощупывает пределы его самоконтроля? – Ты такая… – Драко стиснул челюсти, чтобы не сорваться. Тепло и нежность кожи под ладонями, смесь запахов телесных жидкостей и свежего возбуждения будоражили органы чувств. – Отпусти себя, ну же, – уха коснулось дыхание. Кто эта женщина с затуманенными страстью глазами и куда она дела ершистую, вечно злую напарницу? Малфой впился в приоткрытые губы, мазнул языком по зубам и десне, поймал губами стон. Вибрацию следующего стона ощутил ртом, когда изучал кожу шеи на горле. Положиться на инстинкты было… освобождающе. Словно развернулась внутренняя пружина, наличия которой не замечал. Нос улавливал запахи кофе, цитруса, мускуса и моря, к ним примешивалось что-то неопознаваемое, заставляющее раз за разом вдыхать букет полной грудью. А потом было полное погружение в ощущения: солоноватая кожа под губами, упругие мышцы под пальцами, твердость соска на языке, влажное тепло на головке члена, вокруг него; возвратно-поступательные движения без всякого ритма и биение сердца в унисон с другим; чувственный взрыв, несколько смазанный из-за избытка сенсорной информации и не такой мощный, как прошлый, но все равно яркий. Зажмурившаяся Гермиона цеплялась за его плечи, пытаясь восстановить дыхание. Едкая похоть сменилась нежностью, сбивающей с толку чуть ли не больше вскипятившей кровь страсти. Драко смотрел на грейнджеровское лицо, не в силах отвести взгляда, заново изучая знакомые черты: вздернутый нос, верхняя губа, открывающая кончики верхних зубов, пухлая нижняя, острый подбородок, темные круги под глазами, кажущиеся еще темнее из-за теней, отбрасываемых ресницами, россыпь веснушек почти в тон коже. Идеальную кривую левой скулы нарушала царапина, на нижней челюсти чернел синяк, несколько таких же темнели на шее. Еще недавно пугающие и обвиняющие его в страшном ночные отметины сейчас будили чувство собственничества, то, что он совершенно точно не мог себе позволить в этих обстоятельствах и с этой женщиной. Драко, пожалуй, никогда не испытывал такого раздвоения личности и не пребывал в конфликте между разумом и… эмоциями. Он много лет не проигрывал эмоциям. А со вчерашнего вечера сделал это уже трижды. – Я и забыла, какой короткий у тебя рефрактерный период. Драко не заметил, что Грейнджер открыла глаза. Встретившись с ее взглядом, он дернулся, словно его поймали на месте преступления. Произнесенные ею слова обрели смысл, пусть с некоторым опозданием. Каждое прозвучавшее слово. Забыла... – Откуда ты… Мы с тобой никогда… Тень страха и смятения, исказившая ее черты, стала единственно нужным ответом. Вывод напрашивался сам. – Между нами что-то было раньше и ты наложила на меня Обливиэйт? – проревел Малфой. Пощечина получилась номинальной. Гермиона стряхнула с себя остатки неги и прорычала в ответ раненым зверем: – Я никогда, слышишь, никогда не накладывала чары Забвения после… войны! Это мое табу. И я… мы говорили об этом. Интуиция подсказывала, что сейчас Грейнджер не врет. Но что тогда все это значит? – Почему я не помню? – Ты спрашиваешь меня? Серьезно? Может, ты применил к себе Обливиэйт. – Изображаешь идиотку? Если бы я швырнул в себя Обливиэйтом, то находился бы сейчас не тут, а в Мунго. В палате Януса Тики. Да и с чего бы... – Мало ли, вдруг ты умеешь творить невозможное. Малфой проигнорировал попытку свести все к шутке. – Ты никогда не говорила мне, – обвинил он. – Представь себе, у меня тоже есть гордость. Если ты решил игнорировать это… – Что «это»? Что между нами было? – сейчас Малфой старался сдерживать то, что клокотало внутри, но Мерлин знает, как это было сложно. Услышать ответ хотелось ровно настолько же, насколько он пугал. Драко не чувствовал в себе сил обдумывать и анализировать гипотетические близкие отношения с Грейнджер, которых он не помнил. Вообще. – Пьяный трах, – деланно беззаботно пожала плечами Гермиона, перевернулась на спину, вытягиваясь рядом, и уточнила: – Одна ночь. По сравнению со всем тем, что придумалось, информация оказалась нестрашной. Но несколько разочаровывающей. – Когда? – Когда тебя бросила Паркинсон. – И мы… – И мы… Ты хотел забыться. Я была не против. – Но почему? – Мое дело. – Ни черта не помню. – Ты и не хотел. Очередное «почему» удалось удержать в себе. Драко старался даже мысленно не возвращаться в тот темный период своей жизни, от этого до сих пор подкатывала тошнота. Такой безысходности не было даже после смерти Нарциссы. Когда ушла мать, душу терзала острая боль и разочарование в своих силах, а когда Панс расставила все точки над «i», призналась в своих давних чувствах к Люциусу, сообщила Драко, что использовала его как доступный эрзац, накатило другое. Всепоглощающая фрустрация. Он окончательно разуверился в окружавших его людях и решил, что лучше не чувствовать ничего, чем чувствовать такую мерзость. Чтобы собрать себя по кусочкам, понадобились многие месяцы. Никому не дано по волшебству отключить то, что причиняет боль. То же касается и памяти, если не пользоваться небезызвестным заклинанием. – Мы уже выяснили, что Обливиэйт ко мне не применяли. Других способов забыть волшебники не придумали. – Почему? Я лично по твоей просьбе, – Гермиона слегка замялась, – извлекла воспоминание. Драко старался не показывать своего замешательства. Мог ли он просить о таком? Зачем? Ответа знать не хотелось. Неприятие ситуации вылилось в раздраженное: – И что? Извлеченное воспоминание делает память об эпизоде более размытой, а я вообще не помню такого. Так не бывает… – Малфой, давай просто закроем тему. Мне неприятно, – Грейнджер резко встала, и Драко впервые попробовал посмотреть на ситуацию ее глазами. Стало гадко. А потом копнул глубже. Если все эти годы она считала, что он помнит и игнорирует подобный эпизод… – Дракл, ты поэтому всегда была со мной такой сукой? – огласил он сделанный вывод. – Прости, я… – Все нормально, оставь прошлое в прошлом, – затараторила она, нервно теребя волосы, глубоко вдохнула и продолжила уже своим обычным менторским тоном: – Нам пора сворачиваться, хотелось бы закончить то, что мы начали, сегодня, а рассчитывать на олимпийские рекорды после… такой ночи самонадеянно. Пожалуй, правильно было бы выдохнуть с облегчением. Грейнджер готовилась и это… приключение отнести к разряду чего-то, что просто случилось. Драко не был согласен с таким раскладом, но и понять свои желания прямо сейчас не мог. Слишком много всего. Слишком непонятно. Слишком внезапно. С неправильным человеком. Все смешалось: прошлое и настоящее, мысли, чувства, желания и эмоции. Прежде чем обсуждать что-либо, следовало разобраться в себе. – Я… Это было… – выдавил он. – Не нужно, – Гермиона раздвинула губы в вымученной улыбке. – Я знаю. Драко неожиданно даже для самого себя сделал два шага к Грейнджер, сгреб ее в охапку и прошептал на ухо: – Спасибо. Ощущать себя смущенной школьницей после секса, пусть чертовски горячего, было глупо, но Гермиона старалась не смотреть на напарника, ни пока они собирались, ни пока завтракали в неловком молчании. И точно так же старалась не обращать на него внимания, когда тронулись в путь. И без того было непривычно чувствовать столько всего одновременно. Под легкой анестезией физической удовлетворенности прятались обида, тупая тоска, желание, робкая надежда и злость за нее и еще что-то, что Грейнджер не была готова вытаскивать на свет. Нет. Не сейчас. Они на задании. Но из головы не шел малфоевский провал в памяти. В самом деле, не обращаются же к обливиаторам с просьбой удалить из памяти пьяный трах с гр… с бывшей однокурсницей? Они не были настолько пьяны, чтобы ночь выпала из памяти напрочь, извлечение воспоминания не приводит к его полному уничтожению, логично было предположить… Не то чтобы у нее раньше не мелькало мысли, что он совсем не помнит, просто гораздо правдоподобнее выглядела версия про нежелание поднимать тот эпизод. Стоп! Прошлое – прошлому. «Прошлое – прошлому», – стала повторять она в такт шагам. Как бы Драко ни отворачивался, он очень остро чувствовал присутствие Грейнджер. Что-то ныло внутри, прося сократить расстояние между ними, тогда как здравый смысл, напротив, рекомендовал удвоить его. Глупый мальчишка, как оказалось, до сих пор живущий в обросшей броней душе, желал забрать у нее рюкзак и подставить локоть, хоть воображение живо рисовало, что ему устроит сумасшедшая феминистка, попробуй он повести себя таким образом. Голова полнилась картинками порнографического характера, чего с ним не было дракл знает сколько времени: Грейнджер, опираясь предплечьями на его разведенные бедра, тянется к его члену губами; он раздвигает руками ее ягодицы, открывая себе вид на блестящие от смазки половые губы; кожа внутренней стороны ее бедер ласкает его скулы, ноздри щекочет запах ее возбуждения, а рот наполняется слюной в предвкушении. Что за?.. Ему ведь даже не нравилось ласкать Панси ртом. Драко рвано выдохнул, пытаясь унять нахлынувшее возбуждение. Откуда это все взялось? Он помнил только об одной женщине в своей жизни, а оказывается… Так не бывает. Он не влюблен в Грейнджер, она даже ему не нравится, тогда почему у него сводит челюсти от желания вернуть ее в свои объятия, уткнуться носом в кожу за ухом, оттянуть волосы и… Стоп! Это какое-то наваждение. Дьявольски пугающее и бесящее наваждение. Не будь он уверен в отсутствии магии вокруг, не ощущай физически невозможность ее применения, ставил бы на внешнее воздействие. Не может Грейнджер будить в нем такое. Или может? Ведь между ними уже случалось... Могут ли фантазии, которые его мучают, быть воспоминаниями? Предположение сработало как ведро холодной воды. Что, если… все это уже было? Взял себя в руки Малфой вовремя, буквально через десять шагов кожу защекотали магические потоки, а в нос ударил яркий запах озона. – Впереди огромная поляна с каменным кругом, судя по тому, что я чувствую здесь, это оно, – сообщил он Грейнджер, не оборачиваясь. От малфоевского тона Гермиона поморщилась. Ей нужен был привычный мерзкий манерный мерзавец вместо этого осторожничающего типа. Отодвинув его плечом, Грейнджер двинулась в сторону поляны. – Стоп! – ее предплечье оказалось в железной хватке. – Я пойду первым, если там что-то не так… Гермиона стряхнула руку, обернулась, посмотрела на напарника долгим пронзительным взглядом, хмыкнула и двинулась вперед. – Грейнджер! – прорычали сзади. – Кажется, мы выяснили, у кого из нас есть яйца, и это не ты! Гермиона даже не повела головой. – Ты их втягиваешь? – продолжил наседать Драко. – Решил обсудить отличия женской и мужской анатомии? – снизошла до ответа она, не прекращая быстро идти. – Я подозревала, что родители… Слова застряли в горле, Гермиона наконец разглядела то, что казалось грудой старого тряпья на фоне камней.