Сила, с которой нужно считаться

Любопытство не порок, но его надо держать в узде. Альбус Дамблдор

– Ну, Грейнджер… – Совсем с катушек слетел! Драко поморщился и остановился у приоткрытой на дюйм двери кабинета напарницы. Есть ли на свете звук более раздражающий, чем голос этой мегеры? – Герми, – капризно затянул чей-то фальцет внутри. Хм… есть… У обладателя мерзкого фальцета начисто отсутствовало чувство самосохранения. – Герми?! – взвизгнула Грейнджер, а затем добавила совершенно другим голосом: – Руки убрал, Кормак. Быстро. Пока они у тебя растут не из задницы. От ее тона Малфоя пробрал озноб, хоть между ним и источником звука находилась дверь. Но рядом с Грейнджер очевидно пребывал экземпляр повышенной непробиваемости. – Что так, Герми? – насмешливо фыркнул Маклагген. – Нам было хорошо вместе. – Я была пьяна, тварь. Ты воспользовался… Клубок странных эмоций сформировался у Драко в горле и словно разогнавшийся бладжер ухнул в желудок. Малфой не пытался разбирать его на составляющие, но что-то вроде задетых чувств собственника уловил. Бред какой! Грейнджер – партнер по расследованию, никаких прав на нее у Драко нет и не будет, более того, они ему абсолютно не нужны. Похоже, умом тронулся от отшельничества. Сутки, проведенные с всезнайкой, были самым длительным непрерывным взаимодействием с другим человеком за последние три года. Но это не повод ревновать напарницу к ее хахалям. Хотя… она явно дала понять идиоту, что не заинтересована в нем, а ничего отвратительнее принуждения женщины и быть не может. Драко с ноги распахнул дверь и обнаружил презабавную картину: по дальней стенке кабинета был распластан Маклагген, а абсолютно спокойная Грейнджер направляла на него палочку. Абсолютно спокойная, это если ее не знать: глаза метали молнии, губы сжались в тонкую полоску, ноздри раздувались. От хлопка двери она на миг потеряла концентрацию, и Маклагген свалился на пол. – Дура фригидная! – гриф (в традиционном значении этого слова) вскочил на ноги и предпринял попытку броситься обратно к столу, но по дороге был перехвачен Малфоем. – Дама дала понять, что не рада тебе, – леденящим тоном, не уступающим тону Грейнджер, процедил он. Маклагген вырвал свою руку у Драко, бросил на него злобный взгляд и вылетел из кабинета. – Я могу сама за себя постоять, – не то чтобы Малфой рассчитывал на благодарность... Привычное раздражение от резкого голоса заворочалось в груди. – Не сомневаюсь, – хмыкнул он и вздернул бровь. – Трахаешься с Маклаггеном? Думал, тебе в моих глазах падать некуда. Пробиваешь дно. – С дракучей ивы рухнул? – вскинулась Гермиона. – За кого ты меня принимаешь? Не спала я с ним, он такой липкий… Бррр… – Странно, видимо, у него галлюцинации. Тактильные, – интонацией Малфой дал понять, что не верит ни единому ее слову. Почему-то от ее лжи раздражение утроилось. – Целовалась с ним после приема в прошлом году, потом усыпила, чтобы прекратил распускать руки. – Фу, перестань говорить об этом, а то я ненароком визуализирую. Ты и Маклагген. У меня же не будет детей, если… Фу. Гермиона проглотила обиду и прикусила язык. Хотелось сообщить заносчивому засранцу, что она с радостью приложит усилия к тому, чтобы такой, как он, не оставил потомства. – Представляешь себя на месте… – она замялась, – на моем месте? Всегда подозревала, что ты… – Странный вывод, – не дал себя спровоцировать Малфой. – Напрашивается… – Замяли. Хватит с нас разговоров на личные темы. Если тебя прошлая ночь, – он снова нацепил презрительную мину, и Гермионе захотелось врезать ему с душой – как на третьем курсе, как, собственно, прошлой ночью, – навела на мысль, что мы теперь вроде подружек, что ты можешь и дальше лить мне в уши всякую дрянь и каяться во всех неблаговидных поступках, то ты ошибаешься… – Малфой, стоп! Вчерашняя откровенность имела ровно одну причину. – Минимум две. Ты надеялась, что я сдам тебя Поттеру, он не поверит, и мы поссоримся, но спешу тебя разочаровать, дорогуша… – Оставь свои фантазии при себе, – осадила нахала Гермиона, не желая слушать… не то чтобы правду – часть ее. Неужели она была настолько очевидна? – Так вот о второй причине, – покладисто сменил тему напарник. – Мы с тобой отправимся в библиотеку послезавтра. Люциус с Панси устраивают прием, она прислала мне приглашение, будешь моей «плюс один». Гермиона сверхусилием сдержалась и не приложила летучемышиным сглазом белобрысого придурка, позволяющего себе приказывать ей. Важно было не упустить возможность добраться до нужной книги. Гнев удалось перенаправить. – Панси посмела прислать тебе приглашение на их с твоим отцом прием?! – Разве не это я только что сказал? Она всегда присылает. Я их игнорирую, но тут грех не воспользоваться случаем. Будет много народу, проще затеряться. Люциус, конечно, почувствует, что я в мэноре, но будет слишком занят облизыванием задниц высокопоставленных министерских чиновников, чтобы пытать меня разговорами о семейных ценностях. – Не хочешь пересекаться с отцом? – Сто баллов Гриффиндору. Ни с ним, ни с его подстилкой. Гермиона проглотила уточнение, что Панси Люциусу два года как жена. Паркинсон никогда не занимала высоких мест в грейнджеровском рейтинге хороших людей, но приглашение бывшему жениху, которого бросила ради его отца… Это было слишком. – И у нее совести хватает… – Кому-кому, а не тебе говорить о совести, – пресек обвинительную тираду Малфой. Снова поднялась обида. Как может он сравнивать! – В отличие… Панси честно со мной рассталась. Объяснила причины. – Что согласилась на тебя как на утешительный приз, поскольку твой отец был недоступен? А как только… «Прости» Гермионы затерялось в малфоевском рыке: – Грейнджер! С рыка он перешел на шипение (человек-зоопарк!): – Откуда тебе известно, что?.. – Несложно догадаться, – она вскинула подбородок, скрывая дрожь. – К тому же я наблюдала за вами всеми тогда, когда вы были с нами на Гриммо. Я не слепая, Малфой, я видела, как Панси смотрит на Нарциссу. – Правильная до тошноты гриффиндорка шпионила за нами. И почему я не удивлен? – Мерлин с тобой! Однажды заметила, решила присмотреться. Не то чтобы мне нужно перед тобой оправдываться... – Ну-ну… – Интриги внутри Ордена были недопустимы, приходилось контролировать всех и вся. А взгляды, которые кидала Панси… Так смотрят на соперницу, а не на мать жениха. Конечно, ваши отношения с Нарциссой… – не следовало выходить на эту узкую тропку, пытаясь сохранить мир, но было поздно, – казались очень близкими. Но всё же… – Ты же не пытаешься намекнуть… Грейнджер, это низко даже для тебя! – Ты слышишь, о чем я говорю? Панси не ревновала тебя к матери. Ей легко удавалось перетянуть твое внимание от Нарциссы на себя, следовательно, напрашивался вывод… – Впредь оставляй свои выводы при себе. Гермиона вскинула подбородок и прожгла Малфоя злым взглядом. – Разберусь, что мне делать, без твоих ценных советов. Несносная пигалица добилась своего. Игнорируя его сигналы, все-таки ткнула носом в прошлое, воспоминаний о котором Драко избегал всеми силами. Перманентное желание ужалить ее как можно больнее стало почти невыносимым. – Но, в отличие от того, как ты поступила с Уизли, мы с Паркинсон говорили, – выпалил он. – И она мне рассказала, что ей не нравится в наших отношениях. Может, если бы ты поведала своему рыжему, что он бревно в постели… – У меня не было нареканий на Рона в постели. Чего не скажешь о Паркинсон, которую не устраивало, что ты… – С чего ты взяла, что ее что-то не устраивало? Я щедрый любовник... – Не все ищут именно таких... – Прости, но придется поверить на слово. А можешь не верить. Мне насрать. Но сама понимаешь, что скорее нарлы полетят, чем мы окажемся в одной постели. – Только законченный неудачник может хвастаться тем, что невеста чистосердечно призналась, что много лет влюблена в его отца, и покаялась в своем желании этого отца утешить. Не то чтобы было сложно догадаться, в каком ключе прошел их разговор с Панси, но осведомленность Грейнджер… пугала. И бесила. Да, бесила. – Хватит, – закрыл тему Драко и перешел к делу: – Мы не будем тусоваться с гостями отца. Сразу после того как пересечем границу мэнора, аппарируем в библиотеку, где сможем пробыть не больше двух часов. Нет, вынести книгу не выйдет, нет, заклинания копирования текста на нее не действуют. Придется быстро переписывать. Гермиона надеялась, что ее молчание достаточно красноречиво. – Надень что-то отличающееся от твоего ежедневного кошмара, не стоит привлекать внимание нашим неподобающим видом, если нас кто-то заметит. Я знаю, что платья у тебя есть. – Подружкам своим будешь рассказывать, как одеваться, – оставаться на уровне обычного фырканья и не давать ярости прорваться было очень сложно. Малфой окинул ее уничижительным взглядом, но ничего не сказал, Гермиона видела, как желание уколоть в ответ буквально распирает его. – Что? – подначила она. – С этим всё. Теперь о планах на сегодня. Мы идем в Мунго, у меня есть разрешение Поттера показать тебе остальных… пострадавших. Гнев – верный спутник всего их взаимодействия – вспыхнул оттого, что он позволил себе распоряжаться ее временем и вести себя как начальник, но тут же был погашен волной интереса. Сдержать любопытство оказалось выше ее сил: – Кто они? Малфой взмахнул рукой и щелкнул пальцами, Гермиона почувствовала, как мышцы гортани непроизвольно дернулись. – Прости. Перестраховка, – пояснил он и, увидев, что Грейнджер набрала воздух для длинной тирады, а значит, собирается высказать все, что думает про заклинание связывания языка, добавил: – Не моя. Это условие Поттера. Ты в курсе, что он параноик. – Кто? – процедила она сквозь зубы, стараясь концентрироваться только на расследовании, решив, что потом отыграется на лучшем друге. Нет, на обоих. Но после того, как Малфой позволит ей снова увидеть книгу, с помощью которой можно будет спасти жизнь Джинни и… остальным, кем бы они ни были. – Монтегю и сестры Гринграсс.

***

Больница святого Мунго всегда ассоциировалась у Гермионы с чем-то неприятным. Годы войны научили ее без всякого отвращения реагировать на разного рода травмы и раны и отстраненно рассматривать обезображенные трупы, но первое неприятное впечатление о больнице засело глубоко в подкорке и не желало сдавать позиций. Впрочем, то, что наблюдала она сейчас, могло посоперничать с худшим из того, что ей доводилось видеть раньше. Палату поделили ширмами на три зоны, и прямо от дверей было видно каждого пациента. В крайнем левом отсеке бывшая однокурсница, стоя на одной ноге, методично дергала головой, поворачивая при этом шею под неестественным углом. В центральном – ее младшая сестра, с которой Гермиона почти не была знакома, боком двигалась от одной ширмы до другой и обратно, а глаза ее при этом дергались с совершенно нечеловеческой скоростью. Но это даже не приближалось к состоянию, в котором находился Монтегю. Пусть этот человек и числился в Гермионином списке чудовищных засранцев, но глядеть, как тот, лежа на спине, беспомощно открывает рот и тщетно пытается вдохнуть, было невыносимо. Поэтому Гермиона старалась смотреть не на Монтегю, а на Малфоя, стоящего рядом с нечитаемым выражением лица. Только плотно сжатая челюсть говорила о том, чего ему стоит невозмутимость. Отдыхать взглядом на нем – это даже звучало абсурдно, но именно так и выходило. Потому что, стоило опустить веки, как под ними тут же вспыхивала картинка из какого-либо отсека палаты, особенно в свете того, что страшные булькающие звуки, издаваемые… больными, настойчиво лезли в уши. Оставаться профессионалом и никак не проявлять собственный дискомфорт в этих условиях получалось плохо. – Его легкие раздувают заклинанием. Если отталкиваться от нашей рабочей версии с Годелотом… – добавил свой голос в какофонию Малфой. – Представить боюсь, с какой тварью его… обменяли сущностью, – поддержала она диалог. – Кто-то примитивный. Дышащий не с помощью легких. – Нет. Тогда он умер бы мгновенно. Помнишь? Мозг выключает ненужные ему функции. Больше похоже на то, что тварь просто умирает. – Мать Монтегю вывалила немалую часть семейного сейфа, чтоб его жизнь поддерживали, но если… – Если существо умрет, никто не сможет помочь. Монтегю захрипел, и Гермиона автоматически посмотрела на него. Ее передернуло. Выпученные глаза с полопавшимися сосудами, открытый рот, вокруг которого разливалась синева, высунутый распухший язык. Он походил на висельника, каким-то чудом продолжающего бороться с удушьем. Она сделала попытку переключить внимание на других пострадавших. – Дафна… похоже, связана с какой-то птицей. – А мне ее поведение напоминает топеройку… – Хм… – Версия имела смысл, но не соглашаться же с Малфоем. – Вторая… младшая... – Астория. – Астория. Чизпурфл или акромантул? – Или бундимун, или огненный краб… – он пожал плечами. Хорошо. Гермиона готова была признать, что не может точно определить животное по повадкам. Она и вправду не уделяла занятиям по уходу за волшебными существами такого внимания, как заклинаниям, арифмантике или древним рунам, но… – Мы можем пригласить Хагрида! – Зачем? – Малфой остановил на ней тяжелый взгляд. – Как это зачем? – взорвалась Гермиона. Он не понимает, что нужно найти существ, с которыми связаны Джинни, Гринграсс и Монтегю? – Грейнджер, мы не спасем их, даже если узнаем, кто именно на другой стороне ритуала. Просто смирись с этим! Она не собиралась. Совершенно точно не собиралась сидеть сложа руки, пока… – Все, что мы можем сделать, – тем временем продолжил бессердечный гад, – это убедиться, что правы, и найти виновного. Предупредить следующие… убийства. – Эксперименты, Малфой! Это – эксперименты! Не хорони жертв проклятия раньше времени! Они живы. Живы! Любое заклинание имеет… – Фините Инкантатем, – нарочито вальяжно взмахнул палочкой Драко. – Ан нет, видишь, не любое. – Сволочь, как ты можешь… – Очнись! Будь реалисткой. – Но… Губы Грейнджер задрожали, и Малфой с удивлением подумал, что не видел ее слез даже во время войны, даже когда из рейдов возвращались не все, даже когда гибли ее друзья. Нет, он знал, что она готова разбиться в лепешку и спасти каждого, но был уверен, что война и потери ожесточили ее так же, как и его, превратили в кремень. – Слушай, – Драко вообще позабыл, как говорят с людьми, а теперь перед ним стояла ни много ни мало плачущая женщина. Почему-то забылось, что вывести ее из себя всегда приятно и что цель оправдывает средства. С плачущими женщинами Драко не имел дела со времен… давно не имел. И не скучал по этому. Нет, люди и эмоции не его сфера. – Что ты? Ты же видела гораздо… – он осекся и постарался сделать свой голос мягким: – Идем отсюда. Вернемся в кабинет. Я даже позволю тебе издеваться над моим тонким обонянием твоим кофе. Невероятное по своей щедрости предложение не встретило энтузиазма. Грейнджер все еще выглядела расстроенной неотвратимостью судьбы жертв. Ну… так, по крайней мере, трактовал ее состояние Драко. – Ладно, я даже позволю тебе съесть при мне апельсин, – вынул он из кармана последний козырь.