Любовник смерти

Первый раз Том взял меня прямо там, у стены. В коридоре менора. Он владел мной жёстко, даже жестоко. Кусал, рычал, царапал, сдавливал, яростно вбивался в моё податливое, открытое, отданное ему тело. Я наслаждался его яростью. Пил как горящую самбуку. Быстрым рисковым глотком. Горячая алкогольная сладость прокатилась по мне горьковатым комком. Том разобрал меня на части, разорвал, сломал, смял. После сокрушительного, даже болезненного оргазма, я обмяк в его руках и, кажется, даже отключился. Я пришёл в себя уже в постели, когда моих губ коснулись влажные пальцы. Я жадно припал к ним. А потом попил из стакана, что Том поднёс к моим губами, и обессиленно откинулся на подушки. Но Том не остановился. Теперь он ласкал меня нежно, болезненно нежно, легко касаясь подушечками пальцев синяков, укусов, царапин. Прикосновение к ним приносило странное ощущение, как иногда хочется чесать и чесать зудящий укус. Разодрать его в кровь, испытывая болезненное наслаждение. Он ласкал меня до тех пор, пока я снова не возбудился и не начал умолять сделать со мной что-нибудь. Я скулил, вертелся, подкидывал бёдра, изнывал и хныкал. И когда его рот взял мой член во влажный сосущий плен, взорвался сильнейшим оргазмом, опустошившим меня не хуже алтаря Певерелл-кастла. Том снова брал моё расслабленное и опустошённое тело, скользя в смеси смазки и семени, что стекала по моим бёдрам. Он зарычал, кончая, и упал на меня, укусив за сосок, заставляя выгнуться в судороге боли и удовольствия. Дракон любил меня всю ночь, и уснули мы только к утру. Проснувшись, сладко потянулся и вскрикнул. Меня прострелило болью до самого затылка. Том не был вчера сдержан. А я ни разу не сказал стоп-слова. В комнату заглянул Том с Гарри на руках, увидел меня, хмыкнул и вышел. Я медленно ещё раз потянулся, протяжно и тихо застонал. Я был весь в синяках, укусах и засосах. В теле болела каждая мышца, тело ломило в истоме сладкой боли. Задница горела огнём. Я встал, охая и стеная, и поплёлся в ванну. Всё тело было липким от спермы и пота. Волосы сбились в колтун. Я понял, что сам не справлюсь и вызвал Добби. Тот кинул на меня лишь один взгляд и кинулся наливать ванну, добавляя туда какие-то зелья. Сесть в горячую ванну оказалось подвигом. Когда вода коснулась отметин, было ощущение, что меня макнули в кипяток. Я опустился, шипя и ругаясь на парселтанге. Но через пять минут боль отступила, а через полчаса отступила и ломота. Осталась лишь истома. Я вяло лежал в воде и наслаждался аккуратными руками Добби в моих волосах. Он расчесал меня, вымыл голову, а теперь массирующими движениями втирал в кожу головы какой-то бальзам. Кинув Темпус я вздрогнул. Было почти два часа. Значит Том уже укладывал Гарри спать. Хреновый я папаша. Протрахался всю ночь и проспал пол дня. Том пришёл, когда Добби заплетал мне французскую затейливую и тугую косу. Сел рядом, потом опустил руку в воду. Я не был уверен, что готов к прикосновениям. Но Том лишь провёл нежно по бедру, и боль окончательно отступила. Он поцеловал меня в висок и спросил: — Как ты? — Терпимо. Спасибо, что занялся Гарри. — Он замечательный. Ты был потрясающим в детстве. Я покормил его завтраком, потом учил алфавиту на кубиках, потом обед, сейчас он спит. Это странно, держать его в руках и воочию видеть, каким ты был в детстве. — Поверь, я ощущал себя ещё более странно держа самого себя на руках. Поэтому просто отделил свои ощущения от Гарри. Он — это он сам, отдельный человек. Просто пока маленький. — Да. Я вчера не перестарался? — Не знаю, возможно, но мне было хорошо. — Иногда мне кажется, что тебе всегда мало. И что стоп-слово не будет произнесено никогда. — Ты так хочешь его услышать? — Нет. Но меня иногда пугает, что не слышал его ни разу. Я рассмотрел тебя утром. Мне было страшно. — Ты меня рассматривал? Ну и как? — Возбуждающе. Хотел трахнуть твоё безвольное тело. — Что тебя остановило? — Так неинтересно. — То есть не совесть, а отсутствие интереса стали причиной? — Да. — Ты псих! — Не больше, чем ты. — Да. В этом и смысл, я думаю. Мой браслет завибрировал. Лили сказала, что они вернутся к ужину. Я встал из ванной и, увидев себя в зеркале, сел обратно. Было ощущение, что меня переехала конка. — Убери следы. — Нет. — Хотя бы те, что на шее! Мама мне не доверит больше ребёнка, если увидит таким! — Хорошо, — тёплая волна магии коснулась моей шеи, предплечий. Стараясь не смотреть на себя в зеркало, я выбрался из ванной, и Том, не спрашивая, завернул меня в полотенце. Я мягко отстранился от его настойчивых объятий. Оделся и пошёл в детскую. Гарри вставать скоро, я хотел ещё раз покатать его на метле. Цер сидел в изголовье кровати и чистил перья. Интересно, он понимает, что Гарри — это я в детстве? Я почесал Цера под шеей, и он прикрыл глаза от удовольствия. Гарри сладко спал, прижав к себе медвежонка. Пушистые ресницы кидали тени на его румяные щёчки. Надеюсь, малыш, в твоей жизни не будет событий, которые заставят тебя полюбить хлыст, розги или стек. Том стоял рядом и смотрел на меня. — Я собираюсь нарушить твой запрет. Я хочу покатать Гарри на метле. — Хорошо. Но я подстрахую. — Договорились. Когда малыш проснулся и узнал, что сейчас будем летать, восторгу не было предела. Мы все тепло оделись и пошли на улицу. Погода опять нам благоволила. Мы летали с Гарри, рядом парил Том, над нами Цер. Гарри был поражён, что человек может летать сам по себе, как птица, только крыльями не машет. Том обещал, что когда Гарри вырастет, он научит. К ужину вернулись Лили и Тони. Лили выглядела умиротворённо. Тони же немного опешил, когда из детской вышел его сюзерен с Гарри на руках, но потом ничего, втянулся. Правда когда он в сердцах хлопнул меня по плечу, то неудачно попал на сильный укус, и я непроизвольно скривился. Том так посмотрел на Долохова, что Тони просто отошёл от меня подальше и решился лишь пожать мне руку, когда мы уходили камином. Лили отдала мне браслет, горячо поблагодарила и сказала, что не считая рождения Гарри, это были лучшие моменты её жизни. Она обняла меня (бережно), Тома (крепко), что-то шепнула ему на ухо и мы, забрав Цербера, ушли.