Любовник смерти

Мы вернулись домой. Причём я ушёл порталом с Цером, а Том вернулся порталом-жемчужиной. Мы решили его проверить. Портал кинул Тома прямо в мои объятия. Жемчужины буквально притягивали нас друг к другу. Фоукс решил остаться на несколько дней. В этот раз с ним разговаривал Том, и он тоже почувствовал от него отклик. Очевидно наша связь развивается. Жаль, что феникс был не разговаривающим фамильяром. С той же Наги можно было всё решить. А от Цера вообще иногда некуда деваться. Хотя он мне иногда напоминал Коровьева из «Мастера и Маргариты». Этакий грустный рыцарь, что когда-то неудачно пошутил не с тем человеком и вынужден вековать в теле птицы. Мы разошлись с Томом по разным ванным, и вызов от Лили поймал меня, как раз когда я нежился в горячей воде. Лили согласилась на пару дней доверить мне ребёнка и провести время наедине с Тони на острове. Я обещался быть через час. Вызвал Добби и попросил его убрать бунгало и подготовить его, а также с кухни заказал еды, вина. Добби обещал вложить в корзину свечи. За завтраком я рассказал Тому, что несколько дней проведу в Поттер-меноре с Гарри. Он кивнул, уточнив, когда меня там ждут. А после завтрака поставил меня на колени. Приготовился скучать, видимо. Том трахнул меня в рот нетерпеливо и жадно. Потом усадил себе на колени и в несколько движений довёл до оргазма. Он долго целовал мои истерзанные губы, слегка прикусывая их, и нежил в объятиях, всё не выпуская. — Готовишься скучать по мне? — спросил я слегка задыхающимся голосом. Удовольствие от пережитого ещё бродило в крови, проходя сквозь тело лёгкими судорогами. — Да. Вечером я приду камином. Может раньше. Как получится. Сегодня собрание внутреннего круга. — Я дёрнулся и Том понял мой жест. — Я буду с Нагайной. Харон. — М-м-м? — Твой пёс… — Я не люблю когда ты его так называешь. — Твой пёс, — принципиально продолжил Том, — не имеет к тебе больше притязаний? — Нет. Но даже если бы и имел. Неужели ты не понимаешь, что это зависит не от того, кто рядом со мной, а от меня самого? Твоё недоверие оскорбительно. — Мы опять ссоримся перед твоим уходом. Не делай этого. — Мы не ссоримся! Я не выкатываю тебе претензий по поводу поклонения тебе твоих вассалов. Потому что доверяю тебе. И ты не скажешь мне, что это потому, что мне всё равно! — я попытался соскочить с его коленей, но Том лишь сильнее обнял меня. — Не скажу. — Сколько раз я должен сказать тебе, что люблю и кроме тебя мне никто не нужен? — Всю жизнь. Я хочу слышать это от тебя всю нашу жизнь. Я дрогнул. Мы два раненых идиота. Никому не нужные в детстве. Отвергаемые. Недолюбленные. Сломанные. Но не сломленные. — Ты ревнивый параноик, и я люблю тебя. — Ты благородный дурак, и я люблю тебя.

***

Том заставил меня надеть зимнее пальто, шарф и перчатки и только после этого выпустил. В холле менора меня ждали Лили и Тони. Я обнял Лили, пожал руку Тони, и мы поднялись в детскую. Гарри играл кубиками Тома, что тот подарил на Рождество. С буквами алфавита парселтанга. Они с Шессой учились читать. Я не стал трогать эту увлечённую парочку. Лили выдала мне длинный свиток с расписанием дня, ещё раз горячо поцеловала, и они с Тони ушли порталом. Оставив Гарри на Тинки и Шессу, я спустился в родовой зал, накормить алтарь силой и кровью. Хранитель рода встретил меня как давно утерянного друга. Я накормил родовой камень, приласкал призрачную рысь и вернулся в детскую. По расписанию у нас через полчаса прогулка, а через два часа обед и сон. Я подумал и вызвал Сири по зеркалу. Сири был свободен. Подозреваю потому, что его Рабастан ушёл к Лорду. Через пять минут он уже вышел из камина менора и поднялся к нам, в детскую. Мы в четыре руки втряхнули Гарри в одёжки и пошли в сад. Вначале катали нового снеговика. Старого я разрушил после Рождества случайно, а потом Гарри захотел котика. И котик пришёл. Мы играли в любимую игру Гарри: они с Сириусом бомбардировали меня снежками, а я уворачивался. Мы вернулись домой раскрасневшиеся, насмеявшиеся, мокрые и голодные. Я вообще после оборота в пантеру есть хотел как дикий зверь. После обеда Гарри только положил голову на подушку, так сразу уснул. Я накинул на него сигнальные чары, приставил Тинки и Шессу, и мы с Сириусом свалили полетать на мётлах. Погода была для этого отличная. Солнечно и сухо. Небольшой морозец. Я активировал все снитчи и мы затеяли догонялки. Выигрывал тот, кто поймает больше всех мячей. Выиграл я, но с трудом. Сириус был очень ловок на метле. Мы сорвали голос, заиндевели, но были неимоверно счастливы. Мой дракон сыто урчал, получив столько неба, сколько ему хотелось. Приняв душ, я вернулся к Гарри. Заглянул в расписание. Пора было его будить. Он так сладко спал в своей кроватке, что мне не хотелось этого делать. Сзади тихо подошёл Сириус и тоже уставился на крестника с умилением. — Пора его будить, но он так сладко спит, — тихо сказал я. — Он будет похож на Джеймса. И на тебя. На тебя даже больше. Как так вышло? — Мои родители были похожи на родителей Гарри. Мама тоже зеленоглазая. А папа похож на своего брата. Типичный Поттер, — я врал и не краснел. Сири вряд ли готов к правде обо мне. — Почему ты Певерелл тогда? — После проверки крови в банке. Так я был Хароном Поттером. — Джеймс никогда не упоминал ни про тебя, ни про твоего отца. А мы были очень близки. Особенно последние курсы школы. — Я так понимаю его отец и мой отец были в ссоре. Я тоже до письма из банка знал только родственников мамы. Как мой отец оказался в Новой Зеландии я не знаю. Но очевидно он покинул Британию из-за конфликта внутри семьи. — Он был тёмным? — Почему ты решил? — Ну а какой конфликт может быть в светлой семье? — Сири, ты иногда наивен, как маргаритка. Поттеры вышли из Певереллов. Они наследственные некроманты и носители парселтанга. — Вот и Раби мне это говорит, — Сириус задумчиво почесал голову. — Про наивность. Я не знал. — Быть тёмным, не значит есть на завтрак младенцев. А светлым — нюхать цветы. Вспомни, кто у нас икона Света? Тот, кто пытался убить Тома и чуть не убил меня. Тот, кто врал тебе, Джеймсу, Лили про пророчество. — Его ещё не нашли? — Нет. Гарри зашевелился, потянулся и открыл свои невозможные зелёные глаза. И улыбнулся. «Тот, кому он достанется, счастливчик», — мимолётно подумал я и протянул к нему руки. Его тело было горячим и тяжёлым со сна. — Хочу пить. Я напоил его, потом сводил в туалет, и наши родительские бдения продолжились. По расписанию были на выбор или игра в комнате, или прогулка. Мы засели строить из всего конструктора, что был у Гарри, замок. А потом играли в защиту замка от злобного дракона. В роли злобного дракона была Шесса. Перед ужином Сириус ушёл, Раби прислал ему Патронуса. Пса. Я хмыкнул и ткнул Сири кулаком в бок. А про себя скрестил пальцы. Сири покраснел, а потом признался, что влюбился и это взаимно. Рабастан был его и физически, и морально старше. Как раз то, что нужно этому шалопаю. Вечером пришёл вызов от Лили. Я отчитался о нашем дне, показал Гарри, посмотрел на её счастливое раскрасневшееся лицо и отключился. Том пришёл, когда мы ужинали с Гарри. Гарри вначале не хотел есть своё пюре из брокколи и паровые тефтельки, но когда узнал, что я буду есть то же самое, и что это зелёное пюре на самом деле секретное оружие всех смелых змей, а Шесса подтвердила, то смёл всё подчистую. Том тоже не отказался от пюре, и Гарри, который его очень уважал, смотрел широкими глазами, как Великий Тёмный с удовольствием поглощает эту весёленькую зелёную жижу. После был чай, и когда Гарри ел шоколадный мусс, Том с усмешкой смотрел на меня. Мол понятно, откуда эта моя любовь к сладкому. Гарри был весь перемазан в муссе и перемазал меня. Мусс, кстати, был вкусный. Искупали мы его вдвоём. Он крутился и несколько раз я его чуть не упустил: мокрый и в пене этот непоседа был скользким, как лягушка. Хорошо, что Том подстраховал меня. Когда Гарри, вымытый, расчёсанный и в пижамке в золотых снитчах сидел в кроватке и внимательно слушал Тома, читающего сказку про Белоснежку, я уже был никаким. Как Лили одна справляется? Гарри умудрился умотать трёх взрослых мужиков. Проснулся я посреди ночи и не понял, где нахожусь. Мягко светил ночник. Я огляделся. Детская Гарри. Том наколдовал большой диван. Я лежал между ним и спинкой. Проснулся я от того, что он так основательно придавил меня, что я не мог пошевелиться, и всё тело затекло. Я заёрзал, и Том прижался ещё сильнее. Я еле выпростал руки из-под пледа и упёрся в спинку дивана, пытаясь отвоевать себе место. — Ты чего? — услышал я хриплый со сна шёпот Тома. — Ты меня задавил, отодвинься. — Я тебя хочу, — мне на талию скользнула горячая рука и сжала. — Ну не здесь же! Том бросил быстрый взгляд на Гарри, а потом поднялся и, завернув меня в плед, вытащил в коридор. И взял прямо там на полу. Нет, ну а что? Если так хочется, что сил нет, зачем идти до гостевых комнат, где есть кровать? Это же мой позвоночник страдает, а не его. Хорошо, что Том не забыл наложить на детскую полог тишины. Мои стоны разносились в ночном меноре гулким эхом. Потом мы лежали на диване в детской и шептались. — А почему мы не пошли в гостевую комнату? — Ты так сладко уснул. На первой же странице. — Я устал. Сидеть с ребёнком — это… тяжело. Здорово, но тяжело, — я толкнул Тома в бок. — Так разбудил бы меня. — Ты был очень милым во сне, — я вспомнил себя сегодня днём, стоящим над Гарри. И не желающим его будить. — Я жалею, что редко вижу, как ты просыпаешься. Когда ты открываешь глаза, ощущение, что в доме включили свет. И всё становится таким живым, весёлым. — Ну, я жаворонок. — Ты придурок. Мы не ходим на работу. Можно просто полежать в постели. Но твоё шило в заднице гонит тебя на тренировки. Зачем они тебе нужны? — Я в детстве был тощим задротом в очках. Я больше не хочу быть таким. — Если бы ты сейчас был тощим задротом в очках, мне было бы проще. — Почему? — Меньше чужих липких взглядов на тебе. — Том, у тебя нет восточных корней? — Нет, а что? — А то, что идеал для тебя, это гарем и паранджа на всех его обитателях. — Гарем не бывает из одного человека. Хотя идея с паранджой мне нравится. Я закатил глаза. И прикусил язык. С него станется накидывать на меня какой-нибудь антигламур. Чтоб никто не пялился. — Ты сыт? — В каком смысле? — Могу я доверить тебе свою честь? Ты опять надо мной не надругаешься? — Я голоден, но потерплю. — Тогда давай спать, — и я опять оказался зажат между диваном и Томом. Да твою же мать!