Любовник смерти

Я проснулся в Мракс-хаусе, рядом с Томом. Как я тут оказался, я не помнил вообще. Я что уснул, когда Том читал сказку? Ну я и позорник! Я повозился, ощущая какую-то непривычность. Огляделся. О, Наги уже и в постель к нам пробралась. С одного бока огромной грелкой лежал Том. С другого — упругим бревном — Нагайна. Я выполз из этих тесных объятий. Том перевернулся, закинул руку на Нагайну и затих. Я хихикнул и прокрался в ванную. Я лежал в ванной, которую наполнил мне Добби, и думал. Сегодня можно попробовать встретиться с Гриндевальдом. Чувствую я себя хорошо, даже больше. Отлично. Отложенных дел много, те же крестражи, но затевать сейчас их сбор и объединение души моего Тёмного? Можно. Я даже откопал в одной книжке, что нашёл в Выручай-комнате, интересную теорию. Что достаточно наличия в поле видимости предмета, в который заключён крестраж, и искреннего раскаяния его создателя в отношении той жертвы, с помощью которой он был создан. Я вспомнил туалет на третьем этаже и волну магии, что прошлась по помещению, когда Том произнёс слова раскаяния. Надо бы осмотреть дневник. Является ли он крестражем до сих пор. Что-то мне подсказывает, что нет. А если нет, то теория о необходимости крестража в поле видимости трещит по швам. И достаточно лишь искреннего раскаяния. Я нырнул в ванну с головой, немного полежал под водой и вынырнул. Да, возможно я прав. Медальон и тиара тут. Нам нужны чаша, дневник и кольцо. Вот с кольцом ситуация меня напрягала. Почему Том не забрал его до сих пор? Если дневник и чаша хорошо спрятаны, то кольцо лежит в полуразвалившемся доме Мраксов. Причём неподалёку отсюда. Я передёрнул плечами. Я не хотел, чтобы осколок души Тома попал не в те руки. Я вообще не хотел, чтобы он в чьи-то руки попадал. Кроме наших. И удивился себе. Как меняется жизнь. Я год гонялся за крестражами, ненавидя их и мечтая уничтожить. А теперь я за них боюсь, как за величайшую драгоценность. После ванны, зала с тренировкой и медитации, я сидел в столовой и пил чай, ожидая Тома. Он вошёл, походя нежно провёл ладонью по моему лицу и уткнулся в газету. Когда с кофе и газетой было покончено, и он приступил к завтраку, я спросил про кольцо. — На нём стоят крайне хитрые чары. Я надеюсь на него выманить Дамблдора. У меня должна сработать сигналка, если туда кто-нибудь проникнет. Скорее всего он. Он загнан в угол и может сейчас начать поиск крестражей. — Дневник у Люциуса? — Да. — Мог бы ты его забрать? У меня есть одна теория, хочу её проверить. — Хорошо. Когда в следующий раз буду собирать внутренний круг, заберу. Что мы делаем сегодня? У меня относительно свободный день. Не считая книг в библиотеке, — на этом глаза Тома предвкушающе полыхнули. — Попробуем встретиться с Гриндевальдом? — Давай. Ты как? — Хорошо. — Тогда иди сюда и становись на колени. Я соскучился. Я подошёл к Тому, посмотрел на него сверху вниз. Он был в халате и пижаме. Той самой. Я склонился, целуя его влажно, глубоко, жадно. Потом, опираясь на его колени, опустился на пол. Слегка раздвинул его ноги и дёрнул пояс халата. Добравшись до самой сути, я увидел восхитительную эрекцию. Его член буквально прижимался к животу, сочась смазкой. Я поднял лицо. — Так меня хочешь, Тёмный? — Да, Харррон. — О боги всех конфессий! Я почувствовал, как кровь отливает вниз, и у меня в голове просто помутилось. Я взял этот великолепный член в рот и делал с ним всё, что хотел, удерживая бёдра Тома от фрикций. Пока не довёл его до исступлённого рычания. Том схватил меня за голову, вбил член в глотку и бурно кончил. Заставив своей страстью кончить и меня. Когда он выпустил меня, я жадно вздохнул, осев на пол и прислоняясь к его ногам. Тяжело дыша и содрогаясь от пережитого удовольствия. Мерлин и его пушистые панталоны. Я опять в мокрых штанах. Как школьник. Том направил Руквуду запрос на встречу с Гриндевальдом. Ответ пришёл в течение получаса. Хорошо его команда работает. Крайне оперативно. Мы оделись. Официально, но безлико. Просто чёрные брюки, белые рубашки, жилеты. Подбитые мехом мантии. Винного цвета на Томе и глубокого зелёного на мне. В Нурменгарде холодно. Это всё же Австрийские Альпы, а сейчас зима. С письмом от Руквуда пришёл портал. Просто металлическая пластина. Том скрыл все украшения на мне и на себе. Осмотрел меня ещё раз. Проверил свою и мою палочку в ножнах. — Мы можем что-нибудь для него взять? — Для кого? — Для Гриндевальда. Том глубоко задумался. Потом ушёл в библиотеку и вернулся с книгой. Ещё вызвал Дорри, дал инструкции, и тот передал ему свёрток через некоторое время. Мы взялись за пластину, и портал сработал. Место, где мы оказались, очевидно было площадкой для аппараций. Холодная, продуваемая всеми ветрами башня. В полу открылся люк, мы спустились на площадку ниже. Там нас встретил тучный и одышливый человек с мощными рыжеватыми усами и бакенбардами, багровым от усилий лицом (он очевидно спешил вверх по лестнице, когда сработала сигналка прибытия) и водянистыми голубыми глазами. Он представился Йоргеном Шассе, протянул каждому из нас вялую холодную руку, и мы начали спуск вниз. Мы минут десять петляли гулкими холодными коридорами, в которых гулял сквозняк. Я благодарил бабушку Тома за то, что она напялила на меня, помимо плаща, шарф и перчатки. Наконец мы оказались перед массивной деревянной дверью, запертой на навесные замки и заложенной ещё и брусом поперёк. Герр Шассе зазвенел ключами, поднял брус, и мы вошли в покои, что были темницей для Гриндевальда. Круглая большая комната. Стол с огарком свечи, колченогий стул, топчан с утлым матрасом и дверь. Очевидно в туалет. У стола стоял высокий подтянутый человек. Волосы его были когда-то золотистыми. Сейчас они были с ощутимой проседью и спускались до плеч. Высокий лоб, прямой нос, упрямые выразительные губы, твёрдый, чуть выдающийся подбородок. Никакой немощи или ветхости. Прямая спина, развёрнутые плечи, по-аристократически узкие запястья и щиколотки. Человеку на вид было лет пятьдесят, хотя я точно знал, что ему около ста. И цепкий, жёсткий взгляд разных глаз. Я вздрогнул. Один глаз был чёрным, как дуло пистолета, второй голубым. Некоторое время мы стояли в молчании и рассматривали друг друга. Потом Геллерт звучным голосом с лёгким акцентом пригласил нас присесть. Мы сели на топчан, он на стул около стола, развернув его к нам. — Чем обязан, господа, вашему визиту? — Герр Гриндевальд, вы поставили условие госпоже Рите Скиттер, что брала у вас интервью, о встрече с её нанимателями. И вот мы здесь. — О, загадочные господа. Да, Рита многое бы отдала, чтобы точно знать своих нанимателей в лицо. — Чем мы можем служить вам? — Информацией. У меня тут, — он обвёл помещение руками, — не очень много развлечений. А вам удалось меня заинтересовать. Особенно интересом к определённой персоне. Чем лично вам насолил этот великий светлый? — «Великий Светлый» было выражено непередаваемой интонацией. Там была и ирония, и горечь. — Мистер Дамблдор считает меня Тёмным Лордом и несколько раз предпринимал попытки моего уничтожения. При том, что я никогда не предпринимал ответных. Но в последний раз он чуть не убил моего партнёра, и я решил, что настало время мести. — Понимаю вас. Вы хотели подвинуть Альбуса с пьедестала путём публикаций в прессе и убирая его с постов. Адекватный и бескровный план. Он же заинтересован не в вашем адекватном поведении, а наоборот — в силовом решении конфликта, чтобы максимально дискредитировать вас. Отсюда провокации, покушения. Он всегда бьёт в самое больное место. В доверие, любовь, привязанность, верность. Самое страшное, что его дьявол зиждется на уверенности в собственной правоте. А Альбус считает себя вправе проделывать всё это с людьми ради «всеобщего блага». Правда всеобщее благо так и не наступает. — О да, Дамблдор был первым человеком, введшим меня в мир магии. Про всеобщее благо я наслышан с одиннадцати лет. Но так и не понял, что это такое. — Не удивлюсь, что Альбус, осознав ваш потенциал, целенаправленно растил из вас Тёмного Лорда. Ведь для борьбы всегда нужен истинный враг, а не эфемерный. Вы вполне подходящая для противостояния делу света фигура. Я вижу вашу харизму, интеллект. И магический потенциал. Тоже вижу. А ещё я вижу потенциал вашего партнёра. И не удивлён, почему было совершено покушение. И, поверьте, оно не было последним. Вашего союза он никак не сможет допустить. По крайнем мере, попытается. Я очень надеюсь, что именно на вас он сломает зубы. —Я приложу для этого максимум усилий. — Вы же понимаете, что разрыв отношений обезопасит вас. — Об этом не может идти речи. — Том бессознательно взял мою руку в свою. Я слегка пожал её в утешающем жесте. Гриндевальд внимательно рассматривал нас своими невозможными разными глазами. Такими проникающими. — Вы напоминаете нас с Альбусом. Тоже два сильнейших. Сила притягивает и возбуждает. Только в нашей паре любил один, а в вашей — вы оба. Тебе повезло, Тёмный. — Он посмотрел на Тома и на наши сплетённые пальцы. Я дёрнулся от сочувствия, желая поддержать его. Но это было неуместно по отношению к этому гордому и величественному человеку. Он мой жест заметил и горько улыбнулся, а потом сказал: — Я вижу на вас след Бледной Госпожи. — Он обратился непосредственно ко мне. Я подумал и сморгнул медузу. Ни мускул не двинулся на лице Гриндевальда. А потом он расхохотался. Успокоившись, произнёс: — Альбус, наконец-то, попался в собственную ловушку. Он так привык к тому, что он всегда на шаг впереди, что не понимает, что его уже окружили. Я ему не завидую. И прошу вас, когда вы его уничтожите, пришлите мне весточку. Я хочу дожить до этого момента и буду просить Бледную Госпожу, чтобы он наступил быстрее. Удачи тебе, Возлюбленный Смерти! И один совет напоследок: иногда люди отбрасывают такие тени, что смотришь на неё и думаешь, вот это человечище. А потом понимаешь, что это лишь игра света и тени, а сам человек так, бледная тень своей тени. Не смотри на тень, смотри на того, кто её отбрасывает. А после он сказал, что разговор окончен. Том оставил книгу и свёрток на столе, мы поклонились друг другу, я вернул медузе цвет, и мы ушли. Мне было жаль этого умного, талантливого мага. Если бы ему на пути попался не Альбус, а какой-нибудь Гарри, он был бы счастлив и принёс миру немало открытий. Не все убивают любимых, подумал я и посмотрел на античный профиль Тома. Меня окатило волной любви и желания. Не все.