Любовник смерти

За завтраком я рассказал Тому свою идею про Хвоста и ритуал. Он даже поаплодировал мне. Утром у него было запланировано несколько встреч, и я с удовольствием сбежал в дуэльный зал, помахать мечами и палочкой. Компанию мне составили неубиваемые манекены. Надо дать им имена. Мы последнее время слишком тесно сотрудничаем. Час я протанцевал с мечами, потом жадно попил, кое-как залечил раны и ещё час практиковал палочковую и беспалочковую магию. Палочка фокусирует магию, как лупа солнечные лучи. Беспалочковая магия у обычного мага получается неприцельной и очень энергозатратной, но я мог себе позволить траты. Тем более истощение резерва «раскачивает» его. Проще говоря, чем больше тратишь, тем больше потом потребляешь. А фокусировка — то, что можно и нужно оттачивать. Я начал тренироваться ещё с Северусом. Сейчас же просто нарабатывал опыт и отрабатывал практику. И да, кольцо рода Певерелл действительно работало как палочка. Так что при её утере особой разницы я не почувствую, просто нужно привыкнуть. Я читал, что русские маги пользуются в основном кольцами. А при отсутствии колец жестами. Так что творение волшбы* подобно языку жестов у немых. Мне эта идея очень импонировала, так как палочку можно было потерять, украсть, сломать. И сколько магов погибло из-за потери своего костыля. Не говоря о тотальном контроле, который накладывался на сами палочки. Даже кольцо можно потерять, а пальцы всегда с тобой. В общем, меня даже посетила идея найти наставника по этому виду беспалочковой магии, и я отложил её в дальний ящик «Мечты на ближайшие 200 лет». От вербального применения заклинаний я избавился ещё в войну. При моей вредной привычке орать их в плену эмоций. Все эти крики просто предупреждают твоего противника и несут в себе непоправимый вред. Я испытывал удовлетворение и приятную усталость, сидя на ступеньках дуэльного зала и тяжело дыша. Опустошённый резерв ощущался тянущей пустотой в районе солнечного сплетения, вялостью и легкой дрожью в руках. Я вызвал Добби и, чтобы не светиться, попросил перенести меня снова в ванную. Я весь взмок, и душ мне был остро необходим. Расплетя косу и собрав сильно отросшие волосы в высокий пучок, я встал под душ и с наслаждением вымылся. Потом натянул любимые джинсы, свитер и высокие ботинки, которые Добби привёл в порядок, выстирав и вычистив. Я попросил его перенести меня в библиотеку и предупредить, когда Том освободится. Я долго ходил по рядам книг, трогая корешки и выбирая себе пищу для ума. В итоге взял трактат «О родовых камнях, алтарях, жертвенниках» неизвестного мне Боррида Ясного. Трактат был написан витиеватым тяжёлым языком, и я несколько заблудился, продираясь через эти словесные завитки. Но тему автор поднимал крайне интересную. Я, к примеру, вообще понятия не имел, какие камни подходят для закладки родового алтаря и какие ритуалы необходимы для выбора, обработки и установки. С тихим хлопком возник Добби и сказал, что Тёмный Лорд ожидает меня в столовой. И я пошёл к их величеству. Есть не хотелось. Ритуал был сложным, а встреча с отцом тяготила чувством вины. Том сказал, что поесть надо, ритуал может взять много сил, и я через силу запихнул в себя жаркое и бокал красного вина. Тем более я так непредусмотрительно выложился в дуэльном зале.

***

В меноре нас встретили домовики. Сад постепенно преображался, холл сиял в своём великолепии, люстра сверкала тысячей начищенных граней, медные поручни лестницы блестели. Оценив работу, поблагодарив и отказавшись от еды, мы спустились к ритуальному залу. Я напоил кровью родовой камень, пробуждая, прося благословения на ритуал. Потом очертил мелом три круга. Один для Тома, второй для себя, третий для духа Джеймса. Круг Тома я ещё очертил и собственной кровью, даря ему защиту рода. В круг отца капнул каплю в центр, она будет маяком для души. И начал читать со свитка катрены призыва на латыни. Том подпитывал меня магией. Мне не столько требовалась подпитка, на удивление мой резерв быстро восполнился, скорее страховка. У моей удачи было специфическое чувство юмора. Я просто себе не доверял. Ad spiritus exigentibus iustus est произнёс я аккордную фразу, и в третьем круге затеплился свет, соткавшийся в призрачную фигуру Джеймса. Его прозрачное лицо был спокойным. Всё те же растрёпанные волосы, те же очки. — Гарри? — Отец. Я… Он перебил меня. — Прости меня, сынок! У меня затряслись руки. — Стоять! — услышал я окрик Тома и понял, что я чуть не вышел из круга. Этого делать было нельзя! Некоторые духи хитростью, жалостью выманивали сердобольных родственников из круга, вселяясь в их тело. — Не подходи ко мне, Гарри, не выходи из круга. Это опасно для тебя. Грань сейчас тонка. — Я хочу попросить у тебя прощения. — Я прощаю. Это я, я так виноват перед тобой и твоей мамой! Я был слеп! Я был глуп! Я был жесток. Но благодаря твоему ритуалу у меня есть шанс на прощение. Слова отца рвали по живому. Энергия уходила, как в сухую землю. Я собрался. — Я призвал тебя для мести. — Кто? — Питер Петтигрю. Твой дух будет отпущен, когда ты посчитаешь, что месть совершена. Да будет так! — Я выбрал самую мягкую форму. Ту, которая позволяет духу самому определять меру наказания и точку исполнения. — Одна просьба. — Всё… — Замолчи! Следуй ритуалу! — вновь окрик Тома. О, Мерлин, я бы сейчас ляпнул «всё что угодно». — Одно желание, что не коснётся жизни никого из ныне живущих, кроме Питера Петтигрю, и не принесёт им вреда, — я сверился с текстом из свитка. Исключением всегда становится имя жертвы, того, на кого направлена месть. — Попроси от моего имени прощения у Лили. Я кивнул. И магией разорвал круг, в котором материализовался дух Джеймса. Тот посмотрел на меня ещё раз, кивнул в ответ и растаял. — Завершающее слово, Харон! — вывел меня из ступора Том. — Supplicium. Я выдохнул, посмотрел на Тома. Тот махнул рукой и вышел из круга. Я придурок. Ни на что не годный, идущий на поводу у эмоций. Истеричка и бездарь. — Ругаешь себя? — я кивнул. — Опыта в ритуалистике у тебя пшик, поэтому один ритуалы ты больше не проводишь. И запомни одно правило: у ритуалиста всегда есть право на ошибку. Но эта ошибка одна и последняя.