Любовник смерти

И вот, я в своей привычной позе, на привычном ковре. Молюсь над своей свечечкой. Том в кресле, запрокинув голову и судорожно вцепившись в мои волосы, пользует мой рот. Он действительно знает отличный способ его применения. Я наслаждаюсь эмоциями на его лице. Шоколадные глаза прикрыты, скульптурный рот приоткрыт, лицо горит от румянца и страсти. Он толкается в горячий влажный плен моего рта. Его темп нарастает, становится рваным, и по лицу проходит судорога. Я обхватываю плотным кольцом пальцев основание его члена. Сглатываю. Протяжный стон и выгнутая в пароксизме оргазма спина. Он прекрасен. Не выпускаю обмякший член, ловя последние капли. Том тянет меня наверх, целует, пробуя свой вкус. Тихонько и хрипло смеётся. Ужинаем мы тут же. Сил перебраться в столовую нет. Игнорируя овощи и рыбу, я нахожу десерт и рассматриваю его восхищённо. Это воздушная Павлова, украшенная клубникой. — У тебя такое же лицо, как когда ты стоишь передо мной на коленях. Задумчивое и восхищённое. Сейчас ты засунешь ложку в рот с тихим стоном. Смотреть на это невыносимо. Я запрещу подавать десерты к столу. Видел бы ты лицо Малфоя. — Я видел. Это его проблемы. — Нет. Это твои проблемы, которые ты делаешь моими. При гостях десертов точно больше не будет. — Ты меня ещё в угол поставь и метлу отними. Кстати, у тебя есть метла? — Зачем тебе метла? — Летать, Том! — говорю я и погружаю десертную ложку в Павлову. Отправляю воздушное совершенство в рот и закатываю глаза. Павлова тает на языке сладостью и лёгкой клубничной кислинкой. Кажется, я застонал. — Ты доигрался, — слышу я рык, и Том сдёргивает меня с кресла на пол. Я никогда нормально не поем в этом доме. Отбиваюсь и выворачиваюсь, но Том ловит меня за лодыжку, роняя лицом в кресло. Хватает за волосы, вдавливая голову в бархатную обивку, наваливается сзади. — Отпусти! — рычу уже я. Том опускает руку мне на пах. Утыкается в каменную эрекцию. Мда. Моё тело живёт отдельной жизнью. Синдром Гриффиндора — Слизерина. Неизлечимая форма. Одежда на мне испаряется, я чувствую холодок очищающего и заклинание смазки. В меня резко вторгается один палец. Я цепляюсь за подлокотники кресла. Том покрывает мою спину быстрыми поцелуями. Отпускает волосы, и я слышу звук расстёгивающейся молнии его штанов. В меня входит второй палец. Он находит простату, и я теряю человеческий облик. Реддл трахает меня уже тремя, я поскуливаю и подмахиваю. — Том, что ты тянешь? — Проси. Я хочу, чтобы ты просил. — Пожалуйста. — Пожалуйста, что? — Пожалуйста, трахни меня, — выстанываю я. Пальцы пропадают, оставляя за собой тянущую пустоту. Я чувствую, как к припухшему колечку ануса прижимается шелковистая головка, резкий рывок, и Том входит в меня на всю длину. Хватает меня за бёдра и сходу берёт жёсткий темп. Одежда всеми пуговками и швами трётся по чувствительной коже спины. Он наваливается сверху, хватает за плечи, чтобы входить глубже и резче, угол проникновения меняется, и меня выгибает судорога удовольствия. Том звереет, вколачивает меня в кресло, кусает плечо. Я пытаюсь дотянуться до члена, но он возвращает руку на подлокотник. Горячечное дыхание у моей шеи, влажные шлепки, грубая ткань жилета, внутри меня всё стягивает в жаркий узел, я задерживаю дыхание на вдохе, и меня выворачивает в сокрушительном оргазме. Том догоняет меня почти сразу, когда кольцо мышц начинает пульсировать вокруг его члена. Несколько жёстких толчков, и я слышу над собой приглушённый сдавленный стон. Не выходя из меня, Том заваливается на бок, утягивая за собой на ковёр. Меня колотит в ознобе от избытка чувств. Это было… — Что это было? — Это оргазм, детка. — Блядь, Том! Ты нападаешь на меня как дикий зверь. Каждый раз. У тебя по-другому не встаёт? — У тебя слишком грязный рот, Харон. Я не люблю, когда ты ругаешься. Я начинаю злиться, и после этого ты протираешь мой ковёр. Более того, ты постоянно провоцируешь меня. — Поедая пирожные? — С твоей стороны это не еда, а отношения! Нормальные люди не стонут, когда шоколад попадает им в рот, не закатывают глаза от пудинга и не краснеют от Павловой! О, чёрт! Я с ужасом понимаю, что член Тома, находящийся всё ещё внутри меня, начинает толчками наливаться кровью. — Нет, нет, нет, нет, — я не готов ко второму раунду. Я начинаю отползать от Тома, выпутываться из оплетших меня рук и ног. Он отпускает меня и хохочет. — Беги, Харон, беги. И, ради Мерлина, не ешь сладкое на ночь.