Любовник смерти

Мы сидели в каминной и пили кофе. На ковре валялись пузырьки от антипохмельного, на небольшом столике — остатки сендвичей, сахар, печенье в корзинке и молочник, которые вместе с кофе подал домовик. Том развалился в кресле напротив меня и что-то обдумывал. Я же ёрзал. Хоть он и сдерживался вначале, даже потратил немного времени на то, чтобы меня подготовить, но задница саднила. Нет, секс был очень хорош. Том брал меня по-животному жёстко, это было то, что мне нужно сейчас. Его напор заводил меня, заставлял стонать и просить сильнее, глубже, быстрее. Нежности между нами не место — она для Северуса. Заметив моё состояние, Том огладил меня собственническим взглядом и призвал домовика. Через минуту в моей руке было обезболивающее зелье. — Слушай, я не хрустальный! — шикнул я — Ха, ты в зеркало на себя утром смотрел? — взгляд стал липким. О нет, я сейчас точно не готов. И, возможно, вообще не готов. Да, логику слов Тома я признал. Но на эмоциональном уровне чувствовал себя предателем. Я встал и ушёл в ванную. Душ утром я принял совершенно автоматически, отбиваясь от лапающего меня Тома, который так и норовил прижать меня то к одной стене, то к другой. Из-под душа я вылетел пулей, поймав хлёсткий удар по заднице. Я уставился на себя в зеркало. М-да, было на что посмотреть. Истерзанные поцелуями губы, нижняя прокушена. Небольшие синяки на щеках: четыре в ряд с одной стороны и один с другой. Это от затыкающей меня ладони. Вся шея в засосах, на месте перехода шеи в плечо яркий явный укус с отпечатками зубов. Я оттянул белую футболку, которую позаимствовал у Тома. На плече чёткий синяк от пятерни, следы мелких укусов и засосов спускались вниз. Задрал футболку и приспустил пижамные штаны. На бёдрах тоже синяки от хватавших меня рук, слева неровными полосами багровеющие царапины, уходящие с паха на спину. Такое впечатление, что я с утра не сексом занимался, а попал под поезд. Я подтянул сползающие штаны и опустил футболку. Мне не хватает только ненавистных очков-велосипедов. Встрёпанные волосы, затянутые обычной резинкой в низкий хвост. Несколько загнанный вид. Одежда на два размера больше. Хоть я отлично вытянулся к своим двадцати, а занятия квиддичем и, впоследствии, дуэлинг и фехтование с Севом отлично развили мою мускулатуру, но до фигуры Тома мне было далеко. Он был выше, плечи были шире, мощный торс и руки заставляли чувствовать себя сопляком. И ЭТО его возбуждает. Ну-ну. Что-то я про него не знаю. Хотя, может, это грёбаное пророчество так довлеет над нами. Нужно будет заняться им в ближайшее время, как только я смогу легализовать себя этом мире. — Чувствую себя жертвой педофила, — с порога заявил я, — убери это. — Я провёл ладонью вдоль тела. — Нет. Ах, нет… Ну держись, извращенец! Я подошёл к нему, сел между расставленных ног на пятки, положил ладони на колени и робко заглянул в глаза. — Ну пожалуйста. И закусил прокушенную губу. Том накрыл лицо рукой. — Ты ещё скажи «папочка», — зашипел он. — Начинаю чувствовать себя старым растлителем малолетних. А я Тёмный, блядь, Лорд, мне вообще не свойственно раскаяние. Не пытайся манипулировать мной. Потом махнул на меня рукой. По телу прошла приятная волна. — Хрен с тобой, но только то, что видно. И нет, укус я не уберу. Я извращенец! — выплюнул Том. И уткнулся в газету, которую читал, отгородившись от меня. Я вздохнул, сел в кресло и махнул пузырёк с заживляющим. Бр-р. Почему у зелий такой отвратительный вкус?! — Потому что вкус тоже участвует в лечении. Психологически. Тем более для улучшения вкуса или нейтрализации надо вводить в зелье дополнительные компоненты, которые могут повлиять на его действие. Ослабить или исказить. — Хватит шарить у меня в голове! — вскинулся я. — Следи за своим лицом! Не могу я шарить у тебя в голове, — заорал Том. — Это почему? — я сразу остыл и сел на кресло, с которого, оказывается, вскочил. — Я не знаю. Насильно — не могу. Я не очень-то и пытался, честно говоря, но даже поверхностные эмоции не слышу. — Том тоже сел и начал расправлять смятую в порыве газету. — Возможно, это тебе подарок от Госпожи. Учитывая нашего общего врага, тебе стоит поблагодарить за него отдельно. Дамблдор любитель поковыряться в чужих мыслях или добавить в чай Веритассерум. Знаешь, я иногда начинаю понимать Снейпа в начале ваших отношений. Когда я смотрел думосбор, то не понимал, как ты выводил из себя этого истукана. А сейчас я чувствую себя быком на верёвочке, которого ты водишь с непринуждённостью по самой грани. Я дёрнулся. Том примиряющие поднял руки. — Знаю, что он не истукан, а очень эмоциональный. И да, его выдержка при том просто великолепна. Быть тройным шпионом у двух сильнейших легилиментов — это трудно переоценить. Я впечатлён и очарован его игрой. Не собираюсь оскорблять твоего Северуса. Хотя уже ненавижу. — Том! Он ещё даже не начал шпионить. И не будет, нет причин. Мама жива! Не надо его трогать! И почему тройной? — Потому что он никогда не был предан ни мне, ни Дамблдору. Он всегда выбирал тебя. Ты был его третьей стороной. Хоть и не догадывался. Даже сейчас не знаешь, как оказалось. Я задумался. Да. Я, как всегда, невыносимо слеп в отношениях. — А за что ты тогда его ненавидишь? Ты же мне сам утром говорил, что я ЕЩЁ не с ним в ЭТОЙ жизни. Но ведь и тебя он ЕЩЁ не предал! — Он украл тебя у меня, — просто сказал Том, бросил газету на столик и вышел.