
Пэйринг и персонажи
ОМП,
Метки
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Повествование от первого лица
Отклонения от канона
Рейтинг за секс
Минет
ООС
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Изнасилование
PWP
ОМП
Dirty talk
Открытый финал
Философия
Потеря девственности
Секс-игрушки
Под одной крышей
Ксенофилия
Эротические наказания
Описание
С появлением нового человека в организации жизнь одного существа начинает необратимо менятся.
Примечания
Я решила поменять тип работы с "перевод" на "авторский", так как содержание отличается от оригинала более, чем на половину (можете сравнить по ссылке https://www.wattpad.com/user/MonsterDrama), главная мысль здесь — сохранить смысл оригинала и главные сожетные события. Философия и прочее — личное дополнение.
Предупредить
11 апреля 2021, 10:25
Я снова здесь, снова вдыхаю запах металла, снова вижу этот печальный силуэт, что захлебывается слезами. Повеяло холодом. На самом деле, мне не хотелось видеть его таким. Таким по моей вине. Да, я обошелся с ним довольно грубо в порыве ярости, а что мне оставалось делать? Надо было показать, кто здесь хозяин, а идея о физическом насилии зародилась у меня в голове слишком быстро. Но после всего этого, немного остыв, успокоившись, задумался: почему я, желая сохранить мою фарфоровую куколку, тут же причиняю ей боль? Это противоречие бушевало в моем разуме подобно цунами, не давая мне покоя. Как я мог так поступить? Да как вообще можно поднять руку на это невинное создание с солнечным личиком? Такую драгоценность нужно оберегать всеми силами, а не бездумно и беспощадно втаптывать в грязь, ведь в этом мире, испорченном пороками и низшими желаниями людей, больше не осталось такого редчайшего цветка, что я сейчас держу в своих руках, пытаясь успокоить. Тяжесть в груди давила: я чувствовал вину, неподдельную вину за то, что сделал. Я не хочу этого: не хочу страданий ни своих, на парня. Может, если мы поговорим, расставим точки над «и», он поймет меня? Простит ли?
— Расскажи, что случилось, — мягко начал я, надеясь не навредить и так уже побитому жизнью мальчику.
—О-он уг-грожал мне н-ножом… Он х-хотел с-со мной… А п-потом… — слезы стекали на дрожащие опухшие губы, не давая вдохнуть воздуха, — П-пожалуйста… Н-не надо, н-не б-бейте… Ч-что я м-мог с-сделать?
В порыве слез он нервно оттягивал ворот рубашки. И в один из таких моментов я заметил широкую красную полосу, что рассекала его шею почти под линией нижней челюсти. Аккуратно разместив ладони на его лице и приблизив к себе, я увидел четкую картину: эта полоска была лишь небольшим покраснением по сравнению с тем, что предстало моему взору: глубокий порез рассекал его нежную кожу, почти доставая до артерии; она еще не срослась, нижняя ее часть просто свисала, показывая внутренние ткани. Прикоснувшись к ране, тот лишь болезненно сжался, отстраняясь от моих пальцев.
Все встало на свои места: этот ученый захотел присвоить его себе, словно трофей, угрожая ему. А тот ничего не мог поделать, он слишком слаб, чтобы хоть что-то сделать. И вместо того, чтобы защитить его, я лишь избил до полусмерти, пока он захлебывался на холодном полу. Как я мог так поступить: бездумно поддаться своему гневу!Неужели признал себя настолько совершенным, подумав о том, что могу сдержать свои эмоции? Мне стало отвратительно , хотелось себя самого так же искалечить до крови и швырнуть ,как псину, страдать в одиночку.
— Пошли, — взяв его за правую руку, я повел его в лабораторию. Нужно исправить мою ошибку.
—Флег, сделай с ним что-нибудь, — я надеялся, что он ему поможет.
— Да, я сейчас! — мои руки медленно отпускали его, не желая расставаться с ним.
Я уселся рядом, наблюдая за движениями доктора: влажный гипс был наложен на всю его руку, даже выходил на спину, для поддержки за здоровую конечность; из рук выскальзывало полотно бинта, окутывая руку парня. Еще виток, второй с прокруткой в форме восьмёрки, переход на спину, витки на здоровое плечо… Через некоторое время рука была зафиксирована. В области поясницы была так же тугая повязка, теперь осталась необработанная рана на шее. По словам доктора, порез не критичный, поэтому он лишь обработал его антисептиком и закрыл рану широким лейкопластырем. Грей прошептал что-то, вроде как просьбу принести воды. Флег поставил граненый стакан и графин. Мальчик почти мигом осушил половину того, что было.
—Бедняга, засох, как цветочек, пьет без остановки. Конечно, так много крови потерял..., — Я постыдно отвел глаза вниз. Парня наконец-то подлатали, и он остался сидеть на кушетке, по-детски скрестив свои тонкие ножки.
—Сэр, можно вас на пару слов? — шепотом проговорил Флег. Я понял, к чему он клонит. — Только вот… — он указал глазами на парня, намекая на то, чтобы переговорить наедине.
— Хорошо… — отойдя от парня, он начал говорить.
—Сэр, то что я наблюдал вчера… Это то, о чем…
—Да, это так, — пакет в области губ шелохнулся; не очень приятно ему было об этом узнавать. Я лишь опустил взгляд вниз, вспоминая об этой сцене. — Думаешь, мне нужно…
— Конечно! Нельзя это так оставлять, — шикнул он. — Если для вас он важен, сделайте это…
Послышался металлический скрип. Резко обернувшись, мы увидели, что парень поджал под себя ноги, обвивая их свободной рукой.Он выглядел таким беспомощным, хрупким (хотя, он такой и на самом деле), подобно осмию. Эти длинные костлявые пальцы, узкие щиколотки, худощавая спинка… Снова это чувство: теплая волна разбегается по телу, легкая вибрация отдает в ладони. Как мне захотелось прижать его к себе, но не грубо, а аккуратно, слово пушистое утреннее облачко, щекочущее носик моего ангелочка. Хочется прикрыть, защитить от всех, даже от себя самого, если это потребуется. Частицы моей прогнившей души не позволят вот так просто оставить его на растерзание всем тем, кто подчинен лишь своим желаниям и страстям.
И я решился: ответить этой сволочи за то, что он заставил меня так поступить, за то, что он опорочил собой блеск моего небесного сапфира.
***
— Уж не ожидал тебя здесь увидеть, — он резко повернулся на своем кресле, развалившись на нем, похабно разложив руки на подлокотники. Его глаза смотрели на меня снизу-вверх, будто показывая полное безразличие и бесстыдство по отношению ко мне. — Неужели не забыл то, что вчера произошло вечером? Как удивительно, хотя я бы тоже не смог бы такое забыть: твоя игрушка очень уж о-очень приятна на вкус. — он жадно облизнул губы, играя кончиком языка.
— Как бы тебе не вырвали твой гадкий язык за такие слова, — мое терпение было на исходе.
— Что, боишься узнать всю правду о своем развратном мальчишке? Или же стыдишься, что об этом знает кто-то еще? Признай: он для тебя не пустое место, и ты это знаешь. Но мне так понравилось, что я не хочу отказывать себе в удовольствии поиграть с кем-либо, в частности с этим телом. Пройдет время, и мне удастся его заполучить, а если он мне вдруг надоест, то превращу его в куклу для своих плотских утех, что никогда мне не откажет…
Я слушал весь этот бубнеж, пытаясь сдержаться, чтобы не вцепиться когтями в его глотку и вырвать ее с корнем. Мне далеко не это нужно: перебить не один десяток мне неугодных я и так способен тогда, когда захочу. А сейчас мне нужно было лишь одно: заставить этого выродка боятся до конца своих дней, чтобы до дрожи в коленях пробирало лишь произношение моего имени. Это будет превосходно.
— Доктор…Неужели ты кое-чего не просчитал? — я медленно приближался к нему. — Думаешь, что можешь так просто забрать то, что принадлежит мне? Мне тебя очень жаль на этот счет, — я опустил ладони на его плечи, не позволяя ему встать. — Меня не остановит какой-то жалкий смертный, а уж тем более тот, кто глупо верит своим желаниям, — через ткань его халата прорезались мои зверьи коготки, задевая кожу. — А если ты забылся, то я с диким удовольствием покажу, где твое место, — так сладко для себя я протянул эти слова, что не заметил, как когти вцепились в плоть, что человек сжался на кресле, пытаясь уйти от болевых ощущений.
—Л-ладно…Твоя взяла, — прошипел доктор.
— Вот и славно…