Юность

      Едкий дым обжигал горло. Римус знал, что попадись он кому-то из профессоров или других старост, вышедших на дежурство, то серьезных проблем ему было бы не избежать. И, тем не менее, вероятность того, что кто-то из них проникнул бы в запертую ванную старост среди ночи, была крайне мала. Выкурив последнюю сигарету из пачки почти до фильтра и избавившись от окурка простым заклинанием, Римус прислонился спиной к холодной кафельной стене с мыслью о том, как сильно ему не хотелось возвращаться в общежитие.       Он так и не заговорил с Сириусом. Не то чтобы у того вечером была уйма свободного времени. Да и, к тому же, Римус совсем не знал, что сказал бы ему. Как и Джеймсу и Питеру, которые наверняка уже попытались устроить еще один допрос Сириусу и так же наверняка остались ни с чем.       Римус посмотрелся в зеркало — то самое, перед которым всего один день тому назад разыгралась глупая сцена между ним и Сириусом, заставившая каждый последующий час казаться новой мучительной и беспросветно мрачной вечностью. Видок у него был, мягко говоря, нездоровый: бледность кожи и темные круги вокруг глаз выдавали его взволнованность, а также отвратительное питание и сон, а копна растрепавшихся к ночи волнистых волос, вившихся у ушей и обрамивших покрытое потемневшими веснушками лицо, лишь подчеркивала его нездоровую худобу. Вздохнув, Римус отвернулся от несчастного зеркала и, посмотрев на наручные часы, показывавшие первый час ночи, подумал о том, что, возможно, ему бы повезло и, вернувшись в комнату, он обнаружил бы всех друзей уже спящими. В конце концов, Джеймс и Питер редко засиживались до поздней ночи, а Сириуса наверняка должно было утомить увлекательнейшее времяпрепровождение с Крисом. По крайней мере, Римуса такая компания точно бы утомила.       Вопреки его ожиданиям, надежда его погасла еще на входе в гостиную. Нет, он вовсе не увидел Сириуса в объятиях Криса или их поцелуй; но едва ощутимый запах сигаретного дыма и силуэт, сидевший на диване перед камином, намекали на то, что, придя сюда несколькими минутами ранее, он вполне мог бы стать свидетелем подобной картины. Заметив Римуса, Крис приветливо улыбнулся. — Сириуса ищешь? — предположил он. — Он почти только что в вашу комнату отправился. Ну, минут десять-пятнадцать назад. — Да не искал я его, — резковато выплюнул Римус, но тут же остепенился. — Прости — экзамены, эм… нервы ни к черту.       Крис понимающе кивнул. — Странно — Сириус, вроде, говорил, что вы весь день поймать друг друга не можете, — заметил он. — Да мы… не то чтобы ловили друг друга… — не солгал Римус. — Просто… планы сегодня разные были. — У Сириуса никаких планов вообще не было, — прищурился Крис. — Вы, ребята… типа поссорились?       Римус поднял взгляд к потолку, пытаясь понять, когда все стали такими догадливыми или когда он стал настолько очевиден. — Типа да, мелочь — такое бывает у друзей, — коротко ответил он. — И не только друзей, — добавил он, прекрасно осознавая, что Крис, покрасневший от неловкости за воспоминания об их первом знакомстве, понял бы эту фразу иначе, нежели он сам. — Пойду, эм… мириться, пожалуй, — неловко сказал он, кивком головы указывая на лестницу общежития. — Да, эм… Удачи?.. Доброй ночи, Люпин, — неловко пробормотал Крис и отвел стыдливый взгляд. — Доброй… Коулмэн, — с трудом вспомнив его фамилию, натянуто улыбнулся Римус.       В комнате мародеров было тихо; керосиновая лампа на столе была единственным источником света в ней. Едва пересекши порог, Римус заметил, как сидевший за этим столом Сириус, одетый в легкий халат, бросил что-то в его верхний ящик, который тут же резковато захлопнул.       Оставляя мантию на крючке у двери, Римус чувствовал на себе внимательный взгляд серых глаз. Обернувшись через плечо, он неуверенно посмотрел на Сириуса в ответ. Не выдержав долгого зрительного контакта, он снова отвел взгляд. Он знал, что все те же серые глаза почти безотрывно следили за ним, пока он, подойдя к шкафу, доставал из него пижаму и полотенце, а затем — направлялся в ванную.       Теплый, даже горячий душ помог Римусу немного расслабиться и успокоиться. Но все же недостаточно для того, чтобы собственные напряженные руки вновь стали поддаваться ему и сумели справиться со всеми пуговицами пижамной рубашки — несколько верхних он, не выдержав, решил оставить расстегнутыми. — Мне, кстати, теперь отворачиваться, когда ты переодеваешься? — уточнил Сириус, все еще сидевший за столом, едва он вернулся в комнату.       Римус пожал плечами, не посмотрев на него и как можно более быстро и уверенно проходя к приоткрытому шкафу. — Одеться не думал?.. — предложил он, развешивая белоснежную рубашку. — Мало ли — возбужусь еще, — с сухим смешком тихо продолжил Сириус, заставляя тепло смущения мурашками пробежаться по всему его телу. — Да мне и так хорошо. Или ты тоже боишься, что твое тело сочтет мой внешний вид… провокационным? — Потише, пожалуйста… — скрещивая руки на груди, попросил Римус и стиснул зубы, но понял, что не сделал ситуацию ни капли лучше, услышав, как тихие размеренные шаги приблизились к нему со спины. — Не настолько, — предупредил он, почувствовав, что Сириус уже едва ли не дышал ему в затылок. — И вообще — я шепот могу через всю комнату слышать, — заметил он.       Хриплое мычание под самым ухом заставило его лишь вздохнуть и прикусить губу. — Слушай, прибереги это для Криса… пожалуйста, — попросил он, оборачиваясь на месте.       Лицо Сириуса, совершенно красивое и особенно чарующее в приглушенном освещении, было слишком близко к его собственному. Сделав шаг назад, Римус почувствовал, как прислонился спиной к некрепко закрытому шкафу. — Ревнуешь, — с безжалостно-издевательской интонацией заметил Сириус. Ухмылка на его губах заставила Римуса нервно сглотнуть. — Какая досада, что предрассудки некоторых заставляют тебя и самому со мной не встречаться, и другим не давать, — фыркнул он, поправляя воротник его рубашки.       Римус приоткрыл рот, но не сумел найти слов для ответа. — Ты… пьян? — вполголоса предположил он, чувствуя, как кровь приливала к его щекам с каждой секундой, что Сириус скользил взглядом по его лицу, шее и чуть приобнаженной груди. Хотя он и сам время от времени невольно чуть опускал взгляд на его не очень плотно запахнутый халат. — Неужели твой нюх не чувствует, что нет? — сухо усмехнулся Сириус, инициируя короткий зрительный контакт. Он, как и всегда, едва ощутимо пах уже почти выветрившимся одеколоном и сигаретным дымом, впитавшимся в его кожу и волосы. И совсем немного — каким-то фруктовым шампунем или гелем для душа. Серебристые глаза были совершенно ясны, но столь же и похотливы. — Тогда просто… сумасшедший, — сердце Римуса бешено билось, и он, нахмурившись, отступил чуть в сторону. — Мы же в комнате с двумя совсем не глухими, хотя и спящими, лучшими друзьями, так что, Мерлина ради… — А если бы мы были не с ними, то что? — Сириус снова встал перед ним и наклонил голову чуть набок.       Прикосновение его холодных пальцев к его теплой ладони заставило Римуса потупиться в пол. — Что бы ты мне… нам позволил, если бы в этом мире были только мы с тобой? — спросил Сириус и поджал губу. — Да все, что угодно! — пожалуй, слишком громко отчаянно прошептал Римус. — Сам же знаешь, что я… — Римус вздохнул, — любил… — почти не слышно продолжил он.       Скрип соседней кровати, на которой спал Джеймс, насторожил обоих. Но, когда ночную тишину прервало тихое сопение, оба с облегчением выдохнули и снова переглянулись. — Быстро же чувства выветриваются, — только и хмыкнул Сириус, отступая. Одернув полог собственной кровати, он присел на мягкую постель. — По тебе это тоже заметно, — шикнул Римус, невольно следуя за ним и остановившись перед самой кроватью. — Крис, вон, счастливый в гостиной сидит. — Мы с ним друзья, — пожал плечами Сириус, чуть запрокидывая голову и снова встречаясь с ним взглядом. — Ему так, очевидно, не кажется, — буркнул Римус. — Играть с чувствами людей — нехорошо. Особенно — если такие чувства могут им и тебе аукнуться. — Уж тебе ли об этом говорить, — глухо рассмеялся Сириус. — Знаешь, когда любят, то не ищут предлога расстаться при первой же возможности. — Какая, к черту, возможность, Бродяга? Нас могли исключить! — громковато прошептал Римус и, вслушиваясь в гул в ушах и бешеный стук собственного сердца, присел рядом с ним. — Ты стал бы отбросом общества! Когда любят… то не тянут человека вместе с собой на дно, — выдохнул он. — Когда дружат, то не доносят на друзей так, чтобы они на этом самом дне оказались, — переводя стрелки на Лили, недобро усмехнулся Сириус. — Она… и не донесет, — вполголоса прошептал Римус. — Слушай… на твоей кровати есть заглушающие чары?       Сириус приподнял бровь, но, заметив, как устало и встревоженно он на него смотрел, кивнул головой. — Полог задерни только, — сказал он, беря в руки волшебную палочку и тихим «люмосом» зажигая ее кончик, пока Римус следовал инструкции.       Когда они вдвоем укрылись на этой кровати от целого мира, Римус почувствовал, как легкое спокойствие сошло на него. Хотя, глядя на то, как внимательно на него теперь смотрел Сириус, он все же почувствовал, как трудно вдруг стало дышать. — Просто… лишние слушатели нам… не нужны. Прости — наверное, это паранойя, но… страховка лишней не бывает, — выдохнул он, теребя пуговицу своей рубашки. — Что же такого ты хотел мне сказать, чтобы даже Сохатый и Хвост, услышав это, усомнились в нашей нормальности? — поинтересовался Сириус, чертя палочкой незамысловатые узоры в воздухе. — Я… я говорил с Лили… Просил ее, чтобы она свалила вину только на меня, но… она, кажется, остыла, и… она все еще не в восторге от нас с тобой, но… никому о нас не скажет, — пробормотал Римус. — И ты в этом уверен? — Ну, она давно подозревала, что я… не совсем человек, но… я же все еще здесь, и меня все еще никто не постарался отравить аконитом, — невесело усмехнулся Римус и поник головой. — Полагаю, можно… постараться довериться ей. — Так… я совсем запутался… ты клонишь к тому, что мы… можем… снова быть?.. Или что?.. — предположил Сириус.       Римус покачал головой. — Я… сам не знаю, честно, — прошептал он, зарываясь пальцами в волосы. — Честно, Бродяга, если не она, то может ведь быть кто-то другой, кто узнает о нас и не будет способен смириться с этим! Я люблю, правда, люблю тебя, и именно поэтому не хочу, чтобы тебя засмеяли, тебе плевались вслед; чтобы ты… прослыл каким-то… ненормальным. Просто… пойми это и пойми меня, пожалуйста.       В долгом молчании он попытался перевести сбившееся дыхание. Легкое и совсем неожиданное прикосновение суховатых губ к его шее заставило его окаменеть. — Какая жалость, что для того, чтобы сделать свою жизнь нормальной, я должен избавиться от всех удовольствий в ней, — теплое дыхание обжигало кожу Римуса, заставляя ее покрыться волной мурашек. — И это мило, что ты такой заботливый, но, может, кто-то, не просящий защиты, не нуждается в ней? — задумчиво промычал он, заставляя Римуса нервно сглотнуть. — Бродяга… — с придыханием прошептал тот, но не нашел, что сказать. Мысли в его голове мешались в абсолютную кашу.       Согласиться никогда не пытаться защитить его, даже без просьбы, означало бы солгать. Но и просить его остановиться тоже, вероятно, было бы глупо: как бы его не гложило чувство вины, ему, как и Сириусу, нравилось то, что теперь стало происходить за плотным пологом кровати и чему он был не в силах противиться.       Римусу нравилось чувствовать, как тонкие и длинные пальцы Сириуса, совсем уже не слушавшего его и сидевшего за его спиной, обхватили его запястья. Нравилось слышать его тяжелое, чуть сиплое дыхание у себя под ухом. Нравилось чувствовать, как расслабленные губы примыкали к его шее, заставляя волну тепла растечься по всему его телу, а его самого — лишь блаженно прикрывать глаза, почти не гадая в тот момент, насколько правильно все это было. Ведь все это ощущалось совершенно правильным и верным.       Как и то, как, повернувшись на месте, Римус повалил Сириуса на постель и навис над ним, заставляя того удивленно распахнуть глаза, но уже в следующий же момент довольно ухмыльнуться — рассмотреть красивые черты совершенного лица и чарующую мимику можно было даже при плохом свете палочки, оставшейся лежать где-то в изножье кровати. — Так… ты обещаешь не стараться слепить из меня «нормального»? — хрипло уточнил Сириус, уставившись на его губы.       Непроизвольно облизнув их, Римус так и не ответил ему, но сынициированного им крепкого, как никогда жадного поцелуя, казалось, было вполне достаточно, чтобы удовлетворить Сириуса. — Слушай, может, мне чаще давать тебе поводы для ревности, а? — рассмеялся тот, когда оба чуть отпрянули друг от друга, жадно глотая воздух. — Если бы не Крис, ты бы так и не поцеловал меня так, будто хочешь заглотить меня всего и сделать только своим, не так ли? — выдохнул он, немного расслабляясь и прикрывая глаза.       Римус только закатил глаза и одной рукой быстро поправил челку, прилипшую к вспотевшему лбу. — Жарко? — ухмыльнулся Сириус, вновь глядя на него.       Не дождавшись ответа, он принялся за немногие застегнутые пуговицы рубашки Римуса — тот не успел и глазом моргнуть. Затаив дыхание и опустив взгляд, он наблюдал за тем, как красивые пальцы ловко расстегивали блестящие пуговицы, с которыми его собственные, дрожащие руки совсем не могли справиться этим вечером. Когда же, покончив с ними, Сириус чуть приподнялся корпусом и оставил поцелуй на исполосованной шрамами груди, под выпирающей ключицей, Римус тяжело выдохнул через приоткрытый рот, чувствуя, как теперь жар, охвативший его, стал лишь сильнее.       Сердце отбивало бешеный ритм. Римус, неуверенно потянувший поясок халата, но в ответ на это получивший лишь одобрительное мычание, был уверен, что никогда прежде не испытывал подобных чувств. Никогда прежде ему так сильно не хотелось каждое мгновение каждой секунды прикасаться к Сириусу, скользя пальцами по мягкой и нежной белоснежной коже; впиваясь в костлявые плечи; оставляя на них красные следы. Никогда прежде ему так сильно не хотелось примыкать губами к беспорядочно целуемому лицу, тонкой и покрытой мелкими родинками шее и чуть впалой, тяжело вздымающейся груди…       И никогда прежде ему так сильно не хотелось, чтобы Сириус, болезненно вцепившийся в его плечи и с легким применением силы поваливший его на бок, заставляя их перевернуться, поменяться местами, так же много прикасался к нему. Нависнув над Римусом, он хитро ухмыльнулся и, не встретив никакого сопротивления или даже возмущения, зарылся пальцами в его волосы, наклоняясь ближе для нового пылкого поцелуя. Римус на ощупь нашел его вторую, свободную руку, которую тут же накрыл своей и крепко сжал, переплетая их пальцы.       Поцелуи Сириуса, спускавшегося ниже по изуродованным шрамами шее и торсу, были страстны — даже более страстны, чем его собственные, — и умопомрачительны. Каждый из них ощущался словно новый заряд и удар током, накалявший температуру и возбуждавший Римуса больше прежнего.       Наконец, Сириус, сидевший на коленях между его разведенных ног, выпрямился и отодвинулся ближе к изножью кровати. Палочка, лежавшая у самого ее края, с тихим стуком скатилась с него и упала на пол: освещение стало тусклым и приглушенным, создавая даже более интимную атмосферу. Сглотнув накопившуюся во рту слюну и жадно вдыхая воздух, неспособный наполнить его легкие, Римус почувствовал, как напряглось и покрылось мурашками все его тело, когда все те же ловкие пальцы красивых рук вцепились в пояс его полосатых штанов и медленно потянули их вниз, едва ощутимо, почти неуловимо порой касаясь приобнажаемых бедер. Римус чувствовал, как закипела кровь в его жилах. — Луни… я… хочу… — хрипло и отрывисто выдохнул Сириус, проводя пальцем по резинке нижнего белья и задерживая внимание на выпирающем члене. Сглотнув, он прикусил губу и все же поднял вопрошающий, будто бы даже неуверенный взгляд на Римуса. Тот, позабыв обо всем на свете, полностью отдаваясь переполнявшим его чувствам и томясь, казалось бы, бесконечным ожиданием, сумел лишь резко и хрипло промычать в знак абсолютного согласия, который Сириус, к его удаче, сумел с легкостью уловить.