Юность

      Сириус выполнил свое обещание, и все прошло как по маслу: тонкая незримая грань вновь отгородила Римуса от Пандоры, возвращая ей прежний светлый, невинный и ничего не ведающий образ в его глазах. Правда, видимо, такое сложное заклинание, сотворенное Сириусом, не могло не оставить следа на ее сознании: Пандора казалась более замкнутой и молчаливой, что не могло не напрягать Римуса, так же не отличавшегося разговорчивостью. Но те редкие моменты, когда им удавалось уединиться и найти темы для бесед все же были неплохи.       Порой вечерами они прогуливались по берегу Черного озера, любуясь закатным солнцем и беседуя о каких-то совсем неважных, но безусловно интересных мелочах, о которых они практически не вспоминали позднее. — Знаешь… мне кажется, у меня и вправду завелись мозгошмыги, — однажды призналась Пандора, наблюдая за легкой рябью на поверхности кристально-чистой воды и позволяя легкому прохладному ветерку зарыться в свои длинные волосы. — Что заставляет тебя думать так? — спросил Римус, не выказав скептического отношения к ее заявлению и лишь сфокусировав свое внимание на паре птиц, пролетавших над самым центром глубокого озера. — Как иначе объяснить ощущение тумана каждый раз, как я пытаюсь подумать о тебе? Словно кто-то ворует хронику моей жизни, — недоуменно хмурясь, Пандора наклонилась к красивому цветку, что вырос у самого берега озера, и сорвала его. — Мозгошмыги — они… ну, плавят наш мозг. И питаются им.       Римус застыл на месте, сдерживая тяжелый вздох, что застрял в его груди. — В таком случае я очень надеюсь… я даже практически уверен, что ты глубоко заблуждаешься в своих предположениях о вашем с ними симбиозе, — сказал он, одаривая Пандору легкой ободряющей улыбкой.       Аккуратно взяв цветок из ее руки, он осторожно воткнул его в ее светлые волнистые волосы. Бледного миловидного лица коснулась нежная ответная улыбка. — Но… Что же тогда вызывает этот… туман? — спросила она, опуская взгляд. — Возможно, тебе стоит пореже гулять по ночному Хогвартсу… — пробормотал Римус. — Знаешь, я думаю, здоровый сон мог бы помочь тебе крепче хвататься за памятные моменты.       Пандора лишь кивнула, видимо, находя в его словах что-то толковое. Пару минут они простояли в молчании, наслаждаясь живописным видом озера, окружавших его невысоких холмов и окрашенного в розовато-фиолетовые оттенки небосвода. — Помнишь, как на этом самом месте ты впервые поклялся мне в любви? — вдруг спросила Пандора, чем незамедлительно вызвала недоуменную реакцию Римуса. — При полной луне это ощущалось особенно волшебно, — со вздохом добавила она, вероятно, заметив, как перекосилось его лицо.       Римус проморгался, пытаясь понять, стоило ли ему поддержать откровенную ложь или все же намекнуть на то, что такого случая никогда не было. — Возможно, тебе тоже не помешал бы здоровый сон, — сокращая расстояние между ними и прикасаясь к горячей щеке своей прохладной миниатюрной ладонью, предположила Пандора. — Прекрасная идея, — тут же согласился Римус, качая головой. — Извини. Видишь ли, я тебе это из собственного опыта посоветовал, — принужденно усмехнувшись, добавил он.       Тогда Пандора лишь непонятно улыбнулась ему, советуя все-таки поразмышлять над возможностью существования мозгошмыгов и их заинтересованности в свежих умах способных юных волшебников.       С ночи после последнего полнолуния Римусу практически не доводилось видеться с Сириусом, явно не предупредившим его о каких-то сторонних эффектах своего заклинания. Оба не появлялись в общежитии допоздна: приближающиеся экзамены в конце учебного года давали о себе знать. Хотя Римус подозревал, что Сириус отказывал себе в удовольствии проводить время с друзьями не столько по этой причине, сколько из-за того, что ему удалось выстроить относительно серьезные отношения со своим последним любовным интересом. Как иначе было объяснить его подавленную, но все же заметную излишнюю эмоциональность всякий раз, как Римус пытался заговорить с ним, и те моменты, когда Сириус, казалось, начинал витать в облаках, сидя в классе или в общей гостиной? Однажды он поставил и себя, и ни в чем не повинного Римуса, читавшего тогда учебник по травологии, в довольно неловкое положение, когда Джеймс с нескрываемой, но доброй издевкой озвучил, кто же на сей раз стал жертвой случайного рассеянного взгляда его брата не по крови.       Римус, с трудом усмиряя собственную любопытность, не решался спросить, кем стала новая избранница Сириуса — это было бы некорректно. Представлять его с условной миловидной дурочкой было несложно, но довольно неприятно. Римус не знал, что стояло за этой его не совсем естественной и обоснованной реакцией — возможно, неодобрение тенденции некоторых личностей так быстро сменять людей, названных любимыми, а, быть может, недовольство тем, как, стало быть, не ценил и не уважал себя Сириус, имевший все шансы и возможности найти себе более достойного, верного и интересного партнера, нежели было большинство из предыдущих. Ведь все, что требовалось бы сделать кому-то с такой-то прекрасной внешностью, не менее прекрасной душой и незаурядным умом — это лишь проявить терпение и поискать усерднее…       Однажды Римусу довелось стать случайным свидетелем сцены, которая, как ему на мгновение показалось, могла стать крайне неожиданным ответом на его вопрос.       Возвращаясь в гостиную после очередного ночного дежурства, в полумраке опустевшей гостиной он различил два силуэта, что заключили друг друга в некрепкие объятия. Когда же они отпрянули друг от друга, Римус, неловко остановившийся на пороге, и вовсе смутился. С каких пор Сириус Блэк полюбил объятия? И с каких пор Мэри Макдональд не обходила его за километр?       Заметив Римуса, она отступила к стене и бросила быстрый непонятный взгляд на Сириуса. Тот никак не отреагировал на это, скрещивая руки на груди и не сводя глаз с друга. — Эм… Со мной что-то не так?.. — спросил Римус, осматривая себя с ног до головы. — Значок перекосился? — Эм… да нет — ты выглядишь замечательно, — Сириус одарил его едва уловимой улыбкой. — Мерлин, время уже близится к полуночи, — искренне удивился он, посмотрев на настенные часы. — До завтра, тогда? — добавил он, посмотрев на Мэри. — Да, полагаю, — неловко улыбнулась она. — Доброй ночи, — вполголоса сказал Римус прежде, чем отправиться в общежитие вместе с Сириусом.       Лишь дойдя до последних ступенек они прервали неловкое молчание. — Так… вы с Мэри?.. — все же решился спросить Римус. — Снова друзья, — тут же ответил Сириус, приподняв уголки губ. — Друзья… — недоверчиво повторил Римус. — Ну, в смысле, это здорово. Правда, — ободряюще добавил он. — Ага, — согласился Сириус. — Видишь ли, я… пока что так и не нашел себе кого-либо. Да и не искал. Да и искать не хочу, — признался он, поправив галстук на шее, и приоткрыл скрипучую дверь комнаты мародеров, пропуская Римуса вперед. — Мерлин, когда же ее уже смажут — я чувствую, как мои нервы скрипят и изнашиваются вместе с ней каждый раз, — фыркнул он.       Римус тихо усмехнулся, но не мог не согласиться с другом.       К их удивлению, жизнь в комнате еще текла полным ходом. В ней оказалась даже не совсем неожиданная гостья в лице Лили Эванс, объяснявшей что-то Джеймсу, сидя вместе с ним за письменным столом. Что-то подсказывало Римусу, будто бы они оба осознавали, что помощь с учебой не была необходима Сохатому, но лишь наслаждались таким совместным времяпрепровождением, где она могла блеснуть знаниями о чем-то, что было ей интересно, а он — лишь влюбленно слушать ее, время от времени все же также демонстрируя собственные способности к учебе. Питер, усевшийся на полу подле собственной кровати, был занят чтением утреннего выпуска «Ежедневного пророка». — Полагаю, кровать — не такое уж и плохое место для выполнения домашнего задания по астрономии, — прошептал себе под нос Римус. — Хочешь, сделаем его вместе, пополам? — тут же предложил Сириус, едва ощутимо касаясь его руки своей. — Я… просто как-то забыл, что оно вообще было. Ну, только если ты хочешь этого. И если ты уверен в моих знаниях.       Римус отвел взгляд чуть в сторону, задумавшись над его заманчивым предложением. — Просто ты выглядишь как кто-то, кого украсил бы здоровый сон, — добавил Сириус, снимая с себя мантию. — Я думал, ты сказал, что я и так выгляжу замечательно, — со смешком заметил Римус. — Эм… Так и есть, — Сириус бросил чуть опасливый взгляд на друзей, после чего отошел к огромному шкафу и оставил мантию на вешалке, на которой и без того было навешано три других вещи. — Ну… Ладно, забей.       Римус прикусил губу, так же стягивая с себя мантию и развязывая галстук. — Подожди… я согласен. Ну, знаешь… что-то и вправду устал жутко сегодня. В том, что ты неглуп, я не сомневаюсь, — сказал он. — Прекрасно, — просиял Сириус. Избавившись от галстука и расстегнув верхние пуговицы рубашки, он присел на кровать.       Спустя пять минут Римус, захватив свои письменные и учебные принадлежности, присоединился к нему. Прежде, чем приступить к сложной мозговой деятельности, они одарили друг друга непонятными неуверенными улыбками, и он порадовался, что от Джеймса, Лили и Питера их отгораживал плотный полог кровати за их спинами. — Иногда я думаю о том, как, не будь некоторым древним волшебникам и магглам скучно и не придай они космосу такое большое значение, то, во-первых, мы бы учили на один предмет меньше, а, во-вторых, я носил бы какое-нибудь, ну… не выпендрежное имя, — сказал Сириус, когда Римус решил сделать короткий перерыв, записав ответы на треть вопросов в конце параграфа. — Это ж насколько моим предкам хотелось сделать своих детей особенными… — Ты говоришь это кому-то, чье имя взято из римской мифологии, — хмыкнул Римус. — Ромул и Рем были выращены волчицей… Иронично, не находишь? — Да уж… — вздохнул Сириус. — Ну, с тобой все понятно — не будь ты назван в честь одного из них, ты был бы просто Джоном. — Не люблю это имя. — Почему? Это же твое второе имя. Тебе идет, между прочим. — Ну… — Римус пожал плечами. — Как думаешь — а какое маггловское имя могло бы подойти мне? — задумался Сириус. — Кристофер? Эдвард? — Эм… определенно точно нет, — поморщился Римус. — Ну… даже не знаю. Ты для меня всегда был чем-то… кем-то… совершенно волшебным.       Правильного аристократического лица коснулась легкая ухмылка. — Беллами, может? — предложил Сириус. — По-французски оно, между прочим, означает «красивый друг».       Римус покосился на него. — Значение красивое и тебе подходит. Но имя, эм… просто нет, если честно, — тихо рассмеялся он.       Сириус драматично вздохнул. — Напрашиваться на комплименты, между прочим, нехорошо, — как бы невзначай заметил Римус, возвращаясь к занятию астрономией. — Так это был комплимент? — с легкой издевкой переспросил Сириус. — Я бы и не подумал!       Римус постарался не обращать внимания на ощущение того, как кровь прилила к его щекам. — Остальные… слышат нас, — заметил он. — Ну, да? А что такого? — пожал плечами Сириус. — К тому же, им, наверное, не до нас, — махнул рукой он.       Промычав, Римус взял в руки отложенные в сторону перо и тетрадь. В повисшем молчании, задумываясь над ответами на некоторые вопросы, он, сам того не осознавая, время от времени вновь поглядывал на Сириуса, так же с головой ушедшего в размышления над заданием перед его красивыми глазами. Римус не мог отрицать, что легкая небрежность в укладке мягких черных волос придавала Сириусу еще большее очарование. А то, как он, сам того не замечая, прикусывал губу во время мозгового штурма и задумчиво щекотал острый подбородок кончиком большого пера, что вовсе не вписывалось в образ, который Сириус годами создавал для себя в обществе, но было все так же очаровательно. — Что-то не так? — спросил он, все же посмотрев на Римуса в ответ и склонив голову чуть набок. — Эм… нет, разумеется, нет, — тряхнул головой тот. — Я, эм, закончил свою часть. — Замечательно, — Сириус на автомате натянул улыбку. — Я почти, — сказал он, опуская взгляд на учебник. — Кстати, — он наклонился чуть ближе к Римусу, — просто к слову: мы могли бы делать задания, сидя или лежа каждый на своей кровати, — сказал он. — Не подумай, что я намеками прогоняю тебя, но… — Да, эм, точно… — Римус прикусил щеки изнутри. — У меня… просто… там беспорядок. Ужасный, — он не так часто сочинял оправдания на ходу, и, вероятно, потому был плох в этом. Но никак иначе он не мог оправдать неясное ему самому подсознательное желание быть ближе к Сириусу в тот момент. — Охотно верю, — вскинул брови тот. — Впрочем, мне в твоей компании даже приятнее заниматься… в какой-то мере. — Рад слышать, — неловко сказал Римус, протягивая другу свою тетрадь, дабы тот мог списать его ответы. — Кстати, эм… я хотел кое-что спросить у тебя. — Угу, — взяв тетрадь в руки, Сириус одарил его вопрошающим взглядом.       Пришла очередь Римуса наклониться ближе к нему. — Ты… не просто стер Пандоре память, не так ли? — спросил он. — Ну… разумеется — иначе мне пришлось бы стереть всего тебя из ее воспоминаний, — сказал Сириус. — Не похоже, чтобы вы виделись ежедневно, да притом — подолгу. Я просто добавил пару новых ярких воспоминаний, одно из которых имеет место в полнолуние. Пустяки, к слову. Обращайся. — Мы просто… не так давно вместе, — оправдался Римус. — И… спасибо, правда.       Сириус непонятно промычал. — Но… ты точно не добавлял ничего существенно плохого? — спросил Римус. — Просто… это ощущается все более странным с тех пор, как ты… вмешался. — Что-то существенно плохое? Это когда ты приходишь за пятнадцать минут до назначенного времени свидания, а не за тридцать? — равнодушно усмехнулся Сириус. — Я еще и виноват, выходит, верно? — подытожил он, приподнимая подбородок и отворачиваясь чуть в сторону. — Нет, вовсе нет… — покачал головой Римус, беря его ледяную руку в свою и тем самым заставляя удивленного Сириуса вновь посмотреть на него. — Я… просто пытаюсь понять, что за чертовщина творится. — Меня ранит… оскорбляет, что ты уверен, что дело во мне, а не в Пандоре! — напрямую сказал Сириус, напряженно сжимая его руку. — Что ты веришь, что твой лучший друг предал бы тебя и вот так жалко, ударом со спины разрушил бы счастье, за которым ты гонишься, чем в то, что что-то не так в твоей подружке, в тебе или, в конце концов, в ваших неправильно трактуемых чувствах! — прошипел он. — Неужели ты думаешь, что я настолько не понимаю отказов? — сойдя на едва слышный шепот и вызволив свою руку, нахмурился он.       Повисло молчание. — При чем тут это? — потеряв связь между предложениями, спросил Римус и почувствовал, как его собственные брови спустились к переносице. — Ну… отказы?       На побелевшем еще больше обычного лице мелькнула эмоция осознания, и тонких губ коснулась тень печальной улыбки. — Да так… ни при чем. Я просто… кажется, действительно не кто иной, как высококонцентрированный идиот, — хмыкнул Сириус. — Знаешь, я… вспомнил, что у меня свидание с одной персоной. Пардон. Вот — можешь списать, — он сунул собственную тетрадь с выполненными заданиями и тетрадь Римуса ему под нос и встал с кровати. — Сириус! — возмутился тот, поднимаясь вслед за ним. — Эй, голубки, что у вас там происходит? — окликнул их Джеймс.       На скулах Сириуса заиграли желваки. — Все хорошо. Лунатик просто напоминает мне о том, как холодно в коридоре, и настаивает, чтобы я надел мантию, — неестественно улыбнулся он. — Буду, может, скоро, а может — нет.       Римус ощутил странный спазм во всем теле от очевидного осознания, что ничего хорошо не было. Он судорожно вспоминал каждое оброненное им слово, пытаясь выяснить, что же заставило Сириуса так быстро перемениться в настроении.       Накинув мантию на плечи, Сириус спешно вышел из комнаты и даже не прикрыл за собой дверь. Римус хотел было последовать за ним, но подумал, что, возможно, тем самым сделал бы лишь хуже. — Какой гоблин его покусал? — поправив очки на переносице, буркнул Джеймс. — Куда он?.. — спросил Питер, откладывая газету в сторону. — Не знаю, — коротко ответил Римус. — Сказал, что идет на свидание. — Наверное, опаздывает, — предположила Лили, сидевшая на коленях Джеймса. — Мэри рассказывала, как однажды он пришел на сорок минут позже. Я удивлена, что она вообще ждала столько. — Полагаю, у меня права на опоздание нет? — со смешком уточнил Джеймс. — Опоздания нежелательны, — подтвердила Лили и склонила голову на его плечо. — Расставаться с тобой из-за разового случая я, конечно, не буду, но можешь быть уверен, что без обиды не обойдется. — Понял, — улыбнулся Джеймс, беря ее руку в свою.       Римус сел на кровать, но о сне даже не подумал, пускай время уже наверняка и перевалило за полночь. Питер, например, уже совсем скоро вернулся в кровать и захрапел — наверное, это было умным решением перед новым учебным днем, в который шестому курсу Гриффиндора предстояло пережить два урока зельеварения, трансфигурацию, прорицания, чары…       Если Джеймс и Лили не ощущали течения времени, предавшись приятнейшему чувству любви, то беспокойное сознание Римуса было охвачено одними лишь мыслями о Сириусе и о том, как отношения с ним, казалось, лишь ухудшались с каждой неделей, становясь все непонятнее и наверняка заставляя их обоих страдать по одиночке.       Желая отвлечься в моменты, когда казалось, что абсолютная тьма и пустота проникали в его душу и разум, время от времени Римус все же поглядывал на совершенно счастливых Джеймса и Лили. То и дело касаясь рук друг друга, они едва слышно перешептывались о чем-то своем, одаривая друг друга частыми улыбками без каких-либо на то причин. Даже в молчании. Они просто любили друг друга, а потому были счастливы и хотели делиться этим счастьем друг с другом. Затем Лили, поежившись на месте, указала на приоткрытое окно, и Джеймс тут же поспешил прикрыть его и предложил ей свою мантию, которая явно была ей велика, но оттого, вероятно, становилась лишь еще более теплой и уютной.       Вероятно, так и проявлялась настоящая любовь. В трепетной заботе, в абсолютном увлечении друг другом, в желании прижать любимого человека к себе, взять его за руку и не отпускать, пока есть такая возможность. Римус даже не сразу понял, почему увиденное отозвалось таким теплом в его душе. Когда же на него сошло смутное, показавшееся в корне неправильным осознание, он почувствовал, как противный холодок пробежал по его спине.       Решив, что проблема была в остром недосыпе, негативно сказывавшемся на и без того перегруженном рассудке, Римус решил хотя бы попытаться уснуть.       Однако можно ли отправиться в прекрасный мир сновидений, где каждый встречается с собственной обнаженной душой, если душа эта больна и то и дело страдальчески припоминает истоки своей болезни? Навязчивые мысли о непроизвольных прикосновениях к холодным изящным ладоням, о совершенно красивых улыбках на идеальных губах, об эйфории, что мучила и одновременно услаждала Римуса в последние несколько месяцев, о подсознательном притяжении к Сириусу Блэку и о его чертовой кожаной куртке, что грела Римуса в далеко не лучшие из дней, держали его в сознании до самого утра.       Когда первые лучи рассвета проникли в комнату, Сириус еще так и не вернулся со своего «свидания». Осознав это и уже потеряв всякую надежду подремать хотя бы пятнадцать минут, невыспавшийся, усталый, озадаченный и обеспокоенный Римус решил лично отыскать его. Взяв карту мародеров, что была припрятана среди десятка книг на книжной полке, и развернув ее, он довольно быстро обнаружил Сириуса в полном одиночестве в одном из пустых кабинетов на пятом этаже. Точка с его именем ничуть не сдвинулась с места, пока Римус пытался придать себе немного человеческий вид, умываясь, наскоро укладывая волосы и переодевая рубашку и брюки, которые он совсем забыл заменить пижамой накануне.       Наконец, захватив свою волшебную палочку, которая еще вечером осталась забыта на кровати Сириуса, и спрятав сложенную вчетверо волшебную карту в карман мантии, Римус выдвинулся в путь. Он чувствовал, как сердце его билось все бешенее с каждой минутой, и знал, что предстоящий разговор между двумя волшебниками, явно запутавшимися в самих себе, навряд ли обернулся бы чем-то толковым, но он понимал, что то, что творилось между ним и Сириусом, навряд ли вписывалось в рамки нормального, а потому определенно нуждалось хотя бы в малейшем прояснении.