Юность

      Новый семестр начался для Римуса не самым лучшим образом: полнолуние в первых числах мая давало о себе знать и повлекло проваленный внезапный тест по Защите от Темных Искусств накануне. И пускай он хотел подойти к профессору с просьбой о дополнительных заданиях для исправления неудовлетворительной оценки, друзья настаивали, чтобы он отдал предпочтение хорошему отдыху. — Все хорошо?.. — осторожно поинтересовалась у него Лили, когда Римус, прислушавшись к совету друзей, проводил досуг в свое удовольствие, за чтением какой-то легкой книги в почти пустой библиотеке. — Разумеется, — выдавив из себя улыбку, ответил он. — Просто что-то подустал сегодня. Знаешь, после отдыха на каникулах бывает трудновато вернуться в прежнюю колею учебной жизни.       Лили понимающе закивала головой, занимая место напротив него. — А ты как?.. — чуть хмурясь, спросил Римус. — В поезде, помнится, Марлин и Мэри сказали, что тебе, эм, нехорошо… Да и вчера, и сегодня тишина класса в ответ на вопросы профессоров была заметно громче.       Лили тихо рассмеялась, листая свой учебник по травологии. — Да, мне уже заметно лучше. Спасибо, что спросил, — она одарила его мягкой улыбкой. — Думаю, завтра уже смогу прийти на занятия… Но, к слову, я хотела попросить тебя о небольшом одолжении, — сказала она, отводя взгляд куда-то в сторону. — Ты знаешь, что я всегда рад помочь всем, что в моих силах, — неуверенно улыбаясь и чувствуя легкий озноб во всем теле, Римус откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. Он уже пожалел о том, что, по рекомендации Сириуса, действительно припрятал все свитера в дальний ящик. — Я не думаю, что завтра смогу выйти на дежурство, — захлопав ресницами, сказала Лили.       Едва поняв, к чему она клонила, Римус замер на месте, тупо глядя перед собой и мысленно перебирая все отмазки, вдруг начавшие вылетать у него из головы. — Я… какое совпадение, но я тоже, — нервно сглотнув, он сделал глубокий вдох. — Я был бы очень рад помочь… честно… Но… у меня были кое-какие планы… эм… очень… важные… спонтанные и, если капельку преувеличить и быть откровенным, то секретные… приватные, в смысле… В общем, Макгонагалл знает об этом, если что — может, она посмотрит по успеваемости и позволит кому-то другому заменить нас?.. — Секретные планы, о которых знает Макгонагалл… Должна признать, звучит интригующе, но лезть не в свое дело, разумеется, я не стану, — вскинув брови, заметила Лили.       Выдохнув немного спокойнее, Римус чуть было не поблагодарил ее. Но, чувствуя, что озноб все никак не ослабевал, а вид лица подруги теперь лишь взращивал его тревогу, он все же решил отдохнуть где-нибудь в другом месте. — Римус? — окликнула его Лили, когда он уже поднялся с места и, взяв с собой книгу, чуть не ушел без каких-либо объяснений. — Да, эм, прости — я просто, кажется, обещал ребятам кое-что… — начал было он, но был перебит. — Постарайся, пожалуйста, не угодить в Больничное крыло после этих своих… планов, — продолжая все так же мило улыбаться, шутливо сказала Лили.       Смешок, вырвавшийся из груди Римуса, был, пожалуй, слишком нервозным и очевидно неискренним. Прикусив щеки изнутри, Римус мысленно проклял себя. — Постараюсь, — только и сказал он. — Доброй ночи, полагаю… Еще же не рано это желать? — Да нет, в самый раз, — уверила его Лили, ничуть не переменившись в лице и возвращаясь к своему учебнику.       Стараясь не подавать виду, что земля под ногами вдруг стала недостаточно твердой опорой для него, Римус побрел к выходу, скрывшись за ближайшим из книжных стеллажей. Неужели она знала? Иначе к чему был намек на Больничное крыло и интригу по поводу секретных планов? К чему он вообще сказал это дурацкое слово? Лили ведь была вовсе не глупа… А, может, и не было никаких намеков вовсе и все это было лишь проявлением его паранойи? — Римус!       Нежный тонкий голосок, который почти вылетел из его головы за минувшие пару недель, раздался в пустом коридоре, заставляя его стиснуть зубы и обернуться. — Извини, я… — призрачно-бледное лицо Пандоры на мгновение выразило нескрываемый испуг, — не вовремя, да?.. — все же продолжила она, остановившись на месте. — О, вовсе нет, — пытаясь расслабиться хотя бы внешне, Римус прикрыл глаза и постарался выровнять дыхание. — Просто… голова раскалывается ужасно… Извини — я никогда не хочу быть или даже казаться грубым… особенно — с тобой… — он приподнял уголки губ, потупившись в каменный пол. — И, кстати, извини, что как-то не нашел с момента приезда и до нынешнего момента возможности для встречи с тобой, — добавил он, пряча руки в карманах мантии. — Мне очень совестно, право слово. Я, очевидно, не самый лучший парень… — Пустяки, — скованно улыбнулась Пандора, приближаясь к нему. — Мне жаль, что ты себя неважно чувствуешь, — нахмурилась она, едва ощутимо дотрагиваясь до его щеки.       Римус вздохнул, осторожно обхватывая ее запястье своими грубыми пальцами, но все же не стал препятствовать ее легким прикосновениям к изборожденной чувствительными шрамами коже. — Как думаешь — приближающаяся полная луна может быть как-то связана с этим? — совершенно спокойно, слишком спокойно спросила она.       Встревоженный взгляд Римуса впервые за вечер встретился с невозмутимым взглядом светлых глаз напротив. Неужели придурок Снейп по секрету всему свету разболтал свои очевидные и, что было самым горьким, правдивые догадки? Или же настоящий придурок был только один и стоял он сейчас прямо здесь, с Пандорой, воображая, будто бы над возможностью его ликантропии вдруг задумались все поголовно, от противного «Принца-полукровки» до совершенно светлого существа, смотревшего теперь на него из-под ряда светлых ресниц? — Известно ведь, что некоторые страдают много больше остальных, ощущая подобные сложные и мистические процессы на особенном уровне, — пояснила Пандора, когда неловкая пауза затянулась. — Мерлин, тебе определенно не помешал бы хороший отдых — ты, кажется, даже соображаешь сейчас с трудом, — вздохнула она, отпрянув от него. — Да уж, это точно. Наверное, пойду подремлю немного, пока еще не наступило время обхода коридоров, — согласился Римус, морщась. — Прости еще раз — я, честно, не такой первой встречи после разлуки хотел.       Он продолжал глядеть в глаза, смотревшие на него с такой нежностью, о невозможности взаимности какой он бесконечно жалел в глубине разболевшейся души. — Это ведь не зависит от тебя, — ободряющая, но все же немного печальная улыбка коснулась розоватых губ. — Не буду задерживать тебя, в таком случае, пожалуй. К слову, спасибо за письмо на каникулах — оно скрасило тот красивый, но, увы, безрадостный дождливый день. — Не стоит благодарить за такие элементарные и естественные мелочи, — сказал Римус, отвечая ей чуть натянутой улыбкой. — Доброй ночи, и спасибо за понимание — ты чудо, — сказал он, прислонившись плечом к ближайшей стене и устало протерев глаза. — До встречи, — сойдя на полушепот, ответила Пандора и, застучав невысокими каблучками, исчезла прежде, чем он вновь открыл бы глаза.       В общежитие Римус возвращался быстро и молча — полон раздумий, он даже не сказал ничего Джеймсу и Питеру, игравшим в шахматы на кровати второго и параллельно бурно обсуждавшим что-то, связанное с квиддичной командой Гриффиндора. Впрочем, надолго наедине с собой ему остаться не удалось. Голова Джеймса заглянула за полог кровати, и пара встревоженных глаз посмотрела на него из-за перекошенных очков. — Ты как? — спросил Джеймс. — Выглядишь паршиво… точнее, так, будто тебе паршиво. — Так и есть, — кивнул головой Римус, вздыхая и кутаясь в тяжелое одеяло. — Полнолуние, все дела… — Может, тебе какую бурду из Больничного крыла захватить? — предложил Джеймс и сверился с наручными часами. — Мне не настолько паршиво, — покачал головой Римус. — Но спасибо за предложение. — Тебя, кстати, Бродяга искал, — сказал Питер, пересчитывавший шахматные фигурки. — Он что-то натворил? — тут же предположил Римус, чем заставил Джеймса усмехнуться. — Мерлин его знает, — пожал плечами тот. — Он же улизнул куда-то пару часов назад. Потом ты ушел в библиотеку, потом он пришел сюда, спросил, где ты… ну… вот, ты здесь, а он где-то заблудился. Или влип в новые неприятности, — подумал Питер и при помощи «акцио» притянул к себе свернутую карту, лежавшую на письменном столе. — Сейчас он… где-то у Астрономической башни, идет в замок. — Ясно, — сказал Римус. — Который час? — спросил он у Джеймса. — Без пятнадцати десять или около того, — ответил тот. — У тебя сегодня дежурство, да? — Угу, — поджал губу Римус. — Иногда отказаться от звания старосты кажется отличной идеей. Интересно — такое вообще возможно? — После тебя в рейтинге по успеваемости идет, кажется, Сириус — ты уверен, что хочешь этого? — спросил Питер. — Вообще-то, после Лунатика иду я, — поправил его Джеймс. — Но не могу отрицать, что я тоже навряд ли лучший претендент на такую ответственную должность, — усмехнулся он. — Отличная мотивация остаться при должности, в таком случае. Спасибо, ребят, — тихо усмехнулся Римус. — Что ж — поспать я уже явно не успею… Пойду, наверное, приступлю к выполнению обязанностей… Может, как раз, с Сириусом пересекусь, — сказал он, вставая с кровати.       Если бы не Джеймс, то он, наверное, случайно так и вышел бы из комнаты с одеялом на плечах. Озноб все никак не проходил, но ничего теплее мантии, которую он не снимал с самого утра, надеть он не мог.       Температура в бесконечных коридорах, казалось, за последний час понизилась еще на десяток градусов. Возможно, Римус попросил бы Лили заменить его и сегодня, если бы самочувствие той было отличным и если бы он не боялся таким образом лишь подкрепить те догадки, которыми с ней однажды делился Снейп. Не в силах унять дрожь во всем теле, он забрел в укромный угол одного из коридоров и, сев на подоконник, устало прислонился головой к холодному стеклу, за которым стучали первые капли весеннего дождя. — Мерлин, Лунатик, я начинаю подозревать, что ты намеренно убегаешь и прячешься от меня! Не впервые, между прочим, — знакомый голос согнал с него дремоту, заставляя встрепенуться.       Демонстративно фыркнув, Сириус сел рядом с ним. — Да, эм… Нет, не от тебя, — Римус издал тяжелый вздох, подвигаясь чуть в сторону. — Ты чего не в общежитии? Я ведь и очки с факультета за это снять могу… И тебя профессорам сдать, — не всерьез пригрозил он. — Ой, — закатил глаза Сириус. — Сохатый и Хвост не сказали, что я за тобой бегаю уже почти час? — Сказали… Точно… Извини, — виновато признал Римус. — Ты мог бы выследить меня по карте… Ну, это так, к слову. — Не додумался как-то, — хмыкнул Сириус, убирая пряди чуть влажных волос от лица. — А зачем ты меня искал-то? — спросил Римус, теребя пальцы. — Ну… — Сириус прикусил губу. — Во-первых, если честно, немного не хочется оставлять тебя наедине с собой перед полнолуниями… Хотел убедиться, что с тобой все хорошо… А во-вторых… Эм… Блять, — Сириус покачал головой, и пряди кудрявых волос вновь спали на его лицо.       Без долгих раздумий Римус заправил их за украшенные аккуратными серьгами уши и, не сразу осознав свое действие, принужденно кашлянул. — Эм… у тебя давно… это… второй прокол появился? — решил поинтересоваться он, пытаясь игнорировать неловкость, жар которой чуть ослабил общий озноб. — Не-а, — цокнул Сириус. — Красиво, — сказал Римус, надеясь, что это было уместно. — Так… Что ты хотел сказать вместо… «блять»? — Спасибо, — едва заметно улыбнулся Сириус. — Мерлин правый, слышать от тебя скверное слово — это нечто, — усмехнулся он, но уже секунду спустя вновь переменился в лице. — Ну… Я думал, что, возможно, смогу немного приподнять тебе настроение… — выдохнул он, вынимая из карманов кожаной куртки пару плиток шоколада из «Сладкого королевства». — Но не подумал о том, как ты можешь воспринять это… В плане… — Почему бы я стал плохо воспринимать знак неравнодушия? — недоуменно спросил Римус, пряча шоколад в карманы мантии.       Поджав губу, Сириус не сумел дать ему ответ и лишь молча заставил принять угощение. — Спасибо, — Римус одарил его самой искренней улыбкой, на какую был только способен в тот момент. — Так… Ты сказал, что убегаешь и прячешься не от меня… — вернулся к началу разговора Сириус. — Могу спросить, от кого же? Неужто от миссис Норрис? — со смехом предположил он. — Ну… Это все очень сложно, но… — Римус думал, как можно было сформулировать все свои волнения, смешавшиеся воедино, и стоило ли оно того. — Видишь ли, может оказаться так, что я пытаюсь убежать от себя самого, — хмуро подытожил он. — Это невозможно ни в буквальном, ни в переносном смысле — неужели тебе неизвестно это? — Известно. Еще как. Каждый месяц буквально получаю напоминания, — Римус вцепился слабеющими пальцами в собственную мантию, чувствуя, как волна раздражения, гнева и отчаяния обожгла все его нутро. — Прошу прощения — я не хочу сильно грузить тебя или, того хуже, ненароком перессориться с тобой. Особенно — сейчас, — тряхнул головой он, спрыгивая с подоконника. — Эй, ты чего? — следуя за ним, возмутился Сириус. — Я, конечно, бываю импульсивным идиотом с эго до небес… но не до мозга же костей, чтобы из каждого оброненного слова нелестные выводы делать! Да и не монстр же я, чтобы не понимать твое положение! — он сошел на шепот. — Мерлин, не восприми это неправильно или как злую шутку, пожалуйста… Я не это имел в виду, Мерлином клянусь… Спустя столько-то лет я прекрасно знаю и осознаю, что тебе сейчас страшно, противно, что угодно… И мне жаль, что я никогда в полной мере не смогу понять тебя, но… — он остановился на месте, продолжая глядеть вслед Римусу, медленно бредшему вдоль пустого заброшенного коридора. — Я могу говорить часами, но… останься, пожалуйста. Луни!       Римус дорожил Сириусом и понимал, что тот желал для него лучшего. И пускай он чувствовал, как услышанное лишь взращивало в нем чувство тревожности, отчаяния и ненависти к своему бытию, он остановился. — Спасибо, — выдохнул Сириус. — Ты только что буквально сказал, что тебе жаль, что ты никогда не узнаешь ужасов… моей второй жизни, скажем так, — заметил он и, при всем огромном желании, не сумел сохранить ровного, недрогнувшего голоса. — Будь аккуратнее с формулировкой своих мыслей — я меньше всего хотел бы, чтобы ты когда-либо сумел полностью понять меня. — Я в принципе плохо произношу неподготовленные речи… По крайней мере, трезвый — уж точно, — признался Сириус. — Что, во имя Мерлина, с тобой творится? — обеспокоенно спросил он, поравнявшись с Римусом и заглянув ему в глаза. — Я… Просто неудачник — вот и все, — констатировал тот, отворачиваясь. — Я уже сказал, что не хочу грузить тебя, Сириус. Да и в принципе, знаешь… Кажется, если это все выльется в слова, то покажется мне самому глупым пустяком… Плодом моего собственного воображения… А тебе — и подавно. Не хочу унижаться перед тобой. Извини. — Дело твое, но… я ведь уже обнажал свою душу для тебя… — припомнил ему Сириус и прикусил губу. — Так что знай, что если тебя это приблизит к нормальному состоянию, то я всегда готов слушать и самые глупые из пустяков. Без всякого осуждения, — робкое прикосновение холодных пальцев к его собственным заставило Римуса вслушаться в и без того громкое биение собственного сердца, от напряжения отдававшее пульсацией в висках. — Я… очень ценю это, — кивнул головой он, некрепко сцепляя пальцы Сириуса со своими.       Легкая улыбка коснулась красивого аристократического лица, и Римус не мог не ответить на нее. Непонятное, совершенно новое или же лишь остававшееся незаметным прежде чувство захлестнуло его с головой, заставляя позабыть о том, как еще четверть часа назад стены многовекового замка и его собственной души казались холоднее льда. — Мы могли бы… еще увидеться в общежитии… через полчаса… когда я закончу обход коридоров, — предложил Римус, смущаясь излишней хрипоте собственного голоса. Он вдруг осознал, что ему хотелось говорить с Сириусом — вид идеального лица и звук приятного голоса, как бы странно то ни было, успокаивали его. — Если… ты еще не будешь спать, разумеется. — Время детское — какой там сон? — усмехнулся Сириус, нехотя расцепляя их пальцы. — Правда, думаю, Сохатый и Хвост уже видят не первый сон. Но оно, наверное, и хорошо, да? — потупившись и вновь взглянув на Римуса чуть исподлобья, подумал он. — Полагаю, так, — согласился тот, опуская взгляд.       Практически весь остаток вечера Римус провел в чуть приподнятом настроении. Он не понимал как, но Сириус Блэк явно сумел вдохнуть в него непонятное и до мурашек приятное чувство, и он впервые за минувший день почувствовал себя так подозрительно легко. Однако одна короткая, но ужасно неприятная встреча все же помешала его хрупкому блаженству. — Выглядишь слишком счастливым для кого-то, кто знает о своем скором путешествии в Больничное крыло, Люпин, — противный гнусавый голос заставил Римуса с едва слышным вздохом обернуться. — И тебе доброго вечера, Северус. Мне стоит воспринять твои слова как угрозу? — как можно более спокойно спросил он, вертя в руках вынутую из кармана волшебную палочку.       Это мелкое действие помогало немного заглушить новую волну волнения и раздражение. К тому же, пускай в трезвом уме Римус никогда не стал бы нападать на кого-либо первым, ощущение средства для собственной обороны в руке придавало ему бóльшую уверенность. — Не строй из себя идиота — тебе не к лицу, — скривился Снейп. — Влияние Блэка и вашего с ним милования явно не идет тебе на пользу. — Прошу прощения, нашего чего?.. — Римус не сумел сдержать обострившихся эмоций и рассмеялся глупости услышанного.       Мерзкая издевательская ухмылка коснулась кривого рта Снейпа. — Возможно, я погорячился, когда посчитал тебя не идиотом. Скажу тебе, как враг врагу, что у тебя появился поклонничек — к чему еще могут быть эти жалкие прикосновения, унижения, угощения и предложения стать бесплатным слушателем всех твоих проблем с головой и не только? — Во-первых, будучи откровенным, должен признать, что назвать тебя своим врагом было бы унижением, — Римус одарил его натянутой любезной улыбкой. — А во-вторых, мне очень жаль, если ты заботился о своей единственной подруге исключительно из таких побуждений, но не стоит судить всех по себе. И неужели вас, слизеринцев, никто не учит, что подслушивать и подсматривать за другими — нехорошо? — Неужели вас, гриффиндорцев, не учат, что выяснять свои семейные отношения в людных местах — глупо и некрасиво? — беззвучно усмехнулся Снейп. — Даже если это ночной коридор школы. Я лишь выполнял свои обязанности старосты, в отличие от некоторых отлынивающих любителей задумчиво посидеть на окне, — шепот Снейпа был ужасно похож на шипение змеи.       Римус уже представлял, как, наверное, приятно было бы впечатать его в стену и проучить парой-тройкой заклинаний или простых ударов по лицу. Но он понимал, что поддаться провокациям значило бы показать собственную слабость, чего и добивался Северус, как и понимал, что о жестоких вещах думал не столько он сам, сколько пробуждавшаяся мерзкая сущность внутри. — Твои старания похвальны. Когда вдруг встретишься с Дамблдором, можешь подчеркнуть это и спросить, полагается ли за это какая-либо награда — может, тебя до старосты школы к следующему году повысят? Хотя, куда уж там — ты в рейтинге на курсе едва ли в первую десятку входишь… Ну, может, почетную грамоту выдадут, хотя бы? К тому же, своими заявлениями ты даешь мне повод подумать, будто бы нездорово одержимый поклонник у меня действительно завелся. В лице кого-то, кто, по всей видимости, следует за мной всюду и следит за каждым моим действием вплоть до сидения на подоконнике.       Сверкая прищуренными глазами, Снейп открыл было рот от возмущения, но Римус, которому с каждой минутой становилось все невыносимее находиться здесь, не изъявил желания продолжать бессмысленный обмен оскорблениями. Расправив плечи, как это часто делал Сириус, выказывая свою несокрушимую гордость, он побрел прочь — затеряться в коридорах Хогвартса было довольно легко, особенно — выбирая наименее главные из них.       Спеша добраться до общежития Гриффиндора, Римус не мог ничего поделать с собственным сердцем, что билось быстро и громко, но притом совсем не так приятно, как это было рядом с Сириусом. Он только сейчас подумал о том, как много людей, казалось, стали подозревать о его ликантропии — совсем скоро круг знающих о ней мог увеличиться чуть ли не вдвое, и это стало бы самой настоящей катастрофой. Ему даже вспомнился имевший место не одну неделю тому назад разговор с профессором Клодумом, намекнувшим, как ему думалось, на его непереносимость полнолуний.       Римус подумал, что, возможно, он попросту начинал сходить с ума — паранойя ведь никогда никого не доводила до добра. Пускай в его случае она и была более, чем оправдана. Поднимаясь по нескончаемым лестницам, он, как это бывало каждый раз перед полнолуниями, задался вопросом, как долго продлилось бы еще его относительно спокойное существование и чем именно он заслужил все, творившееся с ним.       В комнате мародеров было холодно и тихо. — Все еще хочешь «свидеться»? — обернувшись, спросил Сириус, сидевший за письменным столом при тусклом свете керосиновой лампы, когда Римус, не способный заглушить гул собственных мыслей, прошел мимо него. — Да… Нет… В смысле… — прошипел тот, прикладывая пальцы к вискам. — Хочу, но… уже не совсем для того, чтобы поговорить об этих… глупостях.       Сириус выгнул бровь, вопрошающе глядя на него. — Ну… я весь во внимании, — сказал он, захлопнув лежавшую на столе тетрадь и встав с места.       Несвойственно теплая улыбка коснулась его лица, заставляя Римуса нервно облизнуть губы и отвести взгляд чуть в сторону. — Это… Я даже не знаю, как сформулировать, что меня тянет к тебе… В плане… Нет, это звучало ужасно, — запнулся Римус, проклиная свой кипящий разум и стараясь и дальше избегать зрительного контакта.       Сириуса, казалось, ни капли не смутило услышанное. — Луни, — вкрадчиво начал он, подступая ближе и неуверенно касаясь его рук, которые вдруг стали такими же ледяными, как и его собственные. — Dis-moi, s'il te plaît, — сойдя на шепот, сказал он. — Quel est ton problème? — Зачем ты постоянно переходишь на французский в последнее время? — почувствовав странное тепло во всем теле, спросил Римус. Пересилив себя, он все же осмелился взглянуть на пару глубоких глаз, пытливо, но, как ему почудилось, чуть игриво смотревших на него в ответ. — А тебе не нравится, Lunard? — прищурившись, пожал плечами Сириус. — Лунард… — с ужасным акцентом повторил Римус. — Звучит, эм, романтично… в каком-то роде. И нет — просто… Мне все нравится, так-то. Извини, — пробормотал он. — У тебя, кстати, здоровское произношение… Ну, знаешь, такое естественное и передающее всю романтику этого языка в целом. — Merci beaucoup, — усмехнулся Сириус. — Ты, кстати, холодный, как смерть. Может, что потеплее наденешь? — предложил он и, отступив к окну, прикрыл его. — Не думаю, что могу сейчас откопать свитер или вроде того. Мне и так… нормально. Ну, такие перепады температуры естественны перед полнолуниями, — покачал головой Римус.       Сириус пожевал губы. — Если хочешь, я могу дать тебе свою куртку, — сказал он. — Мне кажется, кожанка придаст тебе особенную брутальность, — с едва заметной ухмылкой на губах добавил он. — Да уж, ведь я и без нее само воплощение брутальности, не так ли? — усмехнулся Римус.       Вдыхая воздух полной грудью, он вдруг осознал, насколько хорошо ему вновь становилось на душе. Одно только присутствие Сириуса создавало для него ложное чувство безопасности. Осознание этого, в свою очередь, смутило его. — Спасибо, — прошептал Римус, почувствовав, как Сириус уже набросил свою куртку на его плечи. — Так… Зачем же ты хотел свидеться? — спросил тот, вновь встав перед ним и скрестив руки на груди. Римус очень старался не пялиться на вены на его руках. — Что-то мы с тобой сегодня все время уходим от темы, — заметил он. — Да, есть такое, — Римус прикусил губу. — Я… это, наверное, прозвучит очень странно, но… если честно, то я просто хочу попросить, чтобы ты поговорил со мной. О чем угодно и на каком угодно языке. Мне просто нужно… заглушить чем-то голос в собственной голове. Ну, который мы называем мыслями, — выдохнул он. — Мне кажется, что иначе, не разгрузив свой разум, я попросту не усну сегодня, — он сел на свою кровать, все больше укутываясь в свободную куртку Сириуса. — Что ж за мысли такие у тебя на уме… — пробормотал тот, и темные брови опустились к узкой переносице. — Но, эм, хорошо, полагаю… — он присел рядом с Римусом. — О чем же ты хотел бы, чтобы я говорил? — Что угодно, — повторил Римус. — Хоть твое мнение о тайне мироздания, хоть описание запаха твоей амортенции. А о мыслях… Я тебе как-нибудь попозже расскажу. И, может, не только тебе, — он кивком указал на кровати Джеймса и Питера, со стороны которых время от времени доносились тихое сопение и звуки ворочаний. — Заинтриговал, — подмигнул ему Сириус. — Любой язык, говоришь… Ну, думаю, усыплять тебя эффективнее будет красивой болтовней, не несущей для тебя смысла. Так что… Eh bien… Amortentia… Pour moi, cette potion sent comme… chocolat… — Звучит как что-то знакомое, — заметил Римус со своим нулевым французским. — Oui-oui… — Сириус равнодушно улыбнулся в пустоту, глядя куда-то мимо него. — Chocolat… et… hum… parchemin… livres très anciens… café, évidemment, beaucoup de café… Et… honnêtement, j’étais confus au début, mais… merde… Tu sais, parfois la vie est cruelle… et étrange…       Слушать друга, такого задумчивого и на редкость серьезного, для Римуса было одно удовольствие. А звучание невероятно красивых, но непонятных слов, произносимых спокойным хрипловатым полушепотом, да еще и с намеренным ленивым растягиванием гласных, как и рассчитывал Сириус, нагоняло на него легкую дремоту.       Кожаная куртка, которой Римус укрылся по шею, была пропитана уже привычным ему запахом дорогого одеколона и сигаретного дыма, а плечо, на которое, незаметно и для себя, и для Сириуса, он склонил тяжелую голову, ни капли не дрогнуло, когда он совершенно случайно прикорнул на нем. Погружаясь в сон, в тот непонятный разуму мир, где на волю вырывается душа, краем уха он продолжал слушать успокаивающий голос, говоривший о чем-то своем, заглушавший всякие неугодные мысли и сливавшийся с успокаивающим звуком дождя, уже вовсю тарабанившего по крыше и окнам.