Юность

— Не могу дождаться, когда ты, наконец, познакомишь нас со своей избранницей, — с легкой улыбкой на лице сказала миссис Люпин, протирая семейный портрет в коридоре от тонкого слоя пыли. — Разумеется, я ни в коем случае не тороплю тебя и не настаиваю на этом, но… — она вздохнула.       Небольшой дом опустел, когда Джеймс, Сириус и Питер, спустя четыре незаметно пролетевших дня, покинули его. — Да, эм… — Римус, проходивший мимо с тарелкой с наскоро сделанными бутербродами, автоматически приподнял уголки губ. — Если все будет хорошо, то, возможно, это будет летом… — Неужто ты допускаешь, что это может быть иначе, нехорошо? Милый, к чему беспокоиться о том, что еще даже не случилось? — поворачиваясь к нему корпусом, мягко сказала мать. — Эм… Угу… Наверное, так, — немного пораздумав, кивнул головой Римус, пускай сердцем он чувствовал, что в ближайшее время «нехорошо» непременно имело бы место. Ведь он уже вовсю сомневался, что удерживало его в обрадовавших мать отношениях и сумел ли бы он хоть когда-то вдохнуть в них те нежнейшие чувства, которые восхваляли все кругом.       Пандора, безусловно, была очень даже хороша — красива, мила, сдержанна, скромна, и с ней даже можно было поговорить на многие темы… Но противный голосок подсознания подсказывал Римусу, что что-то было не так. Даже то единственное письмо, что он отослал ей несколько дней тому назад, было написано без особой страсти или желания. Римус не раз слышал, что со временем чувства имели свойство тускнеть, но, все больше обдумывая последние месяцы своей жизни, он приходил к выводу, что, возможно, эта любовь попросту никогда и не играла яркими красками. — Просто, эм… С этим всем, наверное, не стоит сильно торопиться, — рассудил Римус. — Как по мне, нужно, если так можно выразиться, протрезветь… Подождать, пока человек станет ассоциироваться с чем-то большим, чем с заразительным смехом и красивыми глазами. И станет, ну… родным, полагаю, — он пожал плечами. — Когда ты почувствуешь, что ваши сердца бьются может и не вместе, но ради друг друга.       Ореховые, окруженные неглубокими морщинками, но сохранившие жизнелюбивый блеск во взгляде глаза матери пристально смотрели на него. — Твой отец определенно был прав, когда отметил, что в твоем характере всегда в какой-то мере прослеживался мой, — с коротким добрым смехом сказала миссис Люпин. — Разумеется, ты все же более сдержан, что и хорошо — так ведь и подобает молодым людям, которые для юных леди становятся опорой и защитой… Но вот, например, его самого, твоего отца, никогда не интересовали такие углубления в философию и романтику… Честный чиновник, раскладывающий все в жизни по полочкам — что ж с него взять, — вздохнула она.       Римус натянул легкую улыбку, не имея ни желания, ни оснований спорить с этим, но также не зная, что можно было бы сказать в ответ. Явно не то, что такую красивую мысль его разум породил не совсем без посторонней помощи.       Дело было в том, что, пускай Римус и прочитал Сириусу нотацию о том, как неправильно было просматривать чьи-либо записи о душевных переживаниях, сам он все же не удержался и под покровом ночи, словно это скрыло бы его от собственной нравственности, лишь еще единожды заглянул в тот самый блокнот. Правда, прочитав всего пару строф, он почувствовал, как ему стало ужасно совестно за свою ослабевшую силу духа, и вернул то, что ему не принадлежало, в семейную библиотеку. Она была представлена огромными, достигавшими потолка старыми книжными шкафами в дальнем углу гостиной, у самого камина.       Из чистого интереса Римус попытался пару раз сочинить что-то собственное. Но ничего толкового из этого не вышло, и он, довольно быстро сдавшись, надеялся лишь поскорее забыть обо всем этом деле — рифмы, приходившие ему на ум, были до смешного глупыми.       И вот, каникулы подошли к концу. В последний их день у Лайелла Люпина был выходной, а потому задача доставить сына на платформу девять и три четверти, разумеется, была на его плечах. Хотя Римус, под его давящим внимательным взглядом прощавшийся с матерью, и был уверен, что мог бы спокойно самостоятельно добраться до вокзала и пройти сквозь нужную стену — в конце концов, он проделывал это уже не один год. Он не мог дождаться момента, когда обучился бы трансгрессии — это определенно сделало бы жизнь немного проще. — Все взял? Ничего не забыл? — вероятно, в третий раз за все утро уточнила миссис Люпин, нехотя выпуская сына из своих слабых объятий. — Ну, вроде как, — вздохнул Римус, выпрямляя спину и бросая взгляд на чемодан, стоявший у стены. — Учебники, пергамент, письменные принадлежности, одежда… — он быстро пересчитал все необходимые вещи на пальцах. — Да, вроде, все при мне, — сказал он. — Деньги проверил? — подал голос мистер Люпин. — Это самое важное.       Прекрасно зная, что кошелек его лежал в чемодане, но, на всякий случай, еще и проверив карманы, в каких лежала лишь горстка медных монет, Римус закивал головой. Сверившись с наручными часами, которые он носил на том же запястье, что и красивый стальной браслет, он обнаружил, что Хогвартс-экспресс должен был отправиться в Хогсмид уже через каких-то десять минут. — Удачи, милый, — сказала миссис Люпин, одаривая сына мягкой, но печальной улыбкой — печаль эта отразилась и в ее будто бы потускневшем взгляде. — Спасибо, — зеркаля и пропуская сквозь себя ее эмоцию, Римус сделал тихий глубокий вдох. — Ну, этот семестр должен быть короче, нежели предыдущие. Напряженнее, но короче. Совсем скоро вновь увидимся, в общем, — вот увидишь, — ободряюще сказал он. — Не сомневаюсь, — вздохнула миссис Люпин. — Боже, я уже начинаю скучать по тебе, — сморгнув слезу, она вновь подалась вперед и приобняла его одной рукой. — Ну же, ну… — Римус чуть затаил дыхание и посмотрел на отца, глядевшего на настенные часы, которые, увы, не шли вспять. — Я ведь буду писать вам, как и прежде, — сказал он, осторожно отстраняясь от нее.       Виновато пожевав губы, он кивнул головой в сторону мистера Люпина, явно напрягавшегося все больше по мере того, как близилось время отправки Хогвартс-экспресса и как мать все никак не могла распрощаться с сыном перед какой-то трехмесячной разлукой.

***

      Римус думал, что непременно опоздал бы в тот день на Хогвартс-экспресс и тем самым навлек бы на себя проблемы, однако вышло так, что он еще и оказался в купе раньше своих друзей, за исключением Питера. Вместе они не на шутку взволновались, когда часы пробили одиннадцать, а купе все так же оставалось наполовину пустым. Запыхавшиеся Джеймс и Сириус присоединились к ним лишь в тот момент, когда поезд уже начал трогаться с места. — Чтобы ты еще раз не послушал мой совет написать список необходимых вещей, — пробубнил Джеймс и опустился на сиденье рядом с Римусом. — Да я же у порога ее забыл — предлагаешь мне еще и на выходе перепроверять все? — фыркнул Сириус, оставляя чехол с гитарой на одной из полок для багажа. — Она же громоздкая, — заметил Питер, подвигаясь ближе к стене. — Как ее можно забыть? — Люблю удивлять всех кругом — что я еще могу сказать? — огрызнулся Сириус, занимая место рядом с ним, напротив Римуса, и, облокотившись о колени, сцепил пальцы в замок. — Он сегодня проспал и не сумел потратить час на безупречную укладку волос — вот и бесится, видать, — громко прошептал Джеймс, с ухмылкой глядя на лучшего друга. — Честно, я не вижу особой разницы с его обычным видом, — заметил Римус, бросив быстрый изучающий взгляд на Сириуса, и прислонился головой к окну. — Я просто не люблю глупых вопросов, — буркнул Сириус, откидываясь на спинку сиденья и поднимая взгляд к потолку.       Питер немного насупился, чуть ли не вжимаясь плечом в стену. Сириус закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди, переводя взгляд с Джеймса на Римуса и обратно. Те, в свою очередь, переглянулись между собой. — Не знаю, как вы, а я сегодня толком не завтракал. Пойду отыщу ведьму с тележкой. Кто-нибудь что-нибудь будет? — спросил Джеймс, поднимаясь с места. — Я не голоден, — покачал головой Римус. — Я вообще не завтракал. Ну, возьми чего-нибудь не приторного, — Сириус потянулся было за деньгами в карманах брюк. — Давай потом отдашь? В противном случае собирать монеты с пола будет сомнительным развлечением, — сказал Джеймс. — Хвост? — Я схожу с тобой, пожалуй, — откликнулся тот, вставая с места.       Римусу показалось, что губ Сириуса в то мгновение коснулась легкая, чуть ли не радостная ухмылка. Неужто Питер настолько вывел его из себя своим ни капли не оскорбительным вопросом? — Ты сегодня не с той ноги встал, я так посмотрю? — осторожно поинтересовался Римус, когда в купе остались лишь двое. — Вроде того, — признал Сириус. — Я, правда, не хочу быть грубым или вроде того. Оно само выходит как-то. Прости. — Зачем ты извиняешься передо мной? — выгнул бровь Римус. — Конкретно мне ты слова дурного не сказал. Да и в принципе, твои частые извинения еще с тех дней, когда ты оставался у нас, меня, мягко говоря, настораживают. — Что плохого в том, что я очень дорожу нашей… дружбой? — чуть нахмурился Сириус, вздыхая и прикрывая глаза. — Я тоже, Бродяг, но она не настолько хрупка, чтобы рушиться от малейших промахов, — поднявшись с места, Римус пересел на противоположное сиденье, рядом с другом. — Честно.       Сириус понимающе кивнул и покосился на него. Римус чуть приподнял уголки губ. С минуту они просидели в молчании. Чувство жара от неловкости этой сцены нахлынуло на Римуса, и он принялся осматриваться по сторонам в поиске новой темы для разговора. — Может, сыграешь что-нибудь? — предложил он, вспомнив о несчастной гитаре. — Джеймс, эм, кажется, еще у меня говорил, что ты подучил что-то новое… Крутое, как он говорил. — Ну… — Сириус постучал пальцами по столику, разделявшему сидения, и вобрал воздух полной грудью. — Да, но… Ты действительно хочешь услышать песню от лица эдакого игривого повесы в моем исполнении? — чуть поморщился он. — Если честно, я не могу представить, чтобы кто-то другой в моем окружении в принципе пел такое, — признался Римус, пожимая плечами.       Сириус промычал и, встав с места, осторожно достал гитару. Римус отодвинулся чуть в сторонку в предвкушении чего-то однозначно красивого. Сириус всегда умел извлечь из струн прекраснейшие из звуков, а его голос был так приятен, что порой хотелось поймать его в баночку и поставить на условную полку со стеклянными шарами, ночниками и прочими завораживающими вещами.       Еще раз переглянувшись с Римусом, он прочистил горло и вдруг тихо рассмеялся. Тот, в свою очередь, недоуменно стал осматривать себя. — Извини, у меня это, наверное, нервное… — уверил его Сириус. — Знаешь, я просто не привык играть вот так, для… кого-то одного, — он прикусил губу. — Что — даже для своих… девушек? — Как ты знаешь, надолго они не задерживались. Не было времени и, если честно, и большого желания — тоже, серенады вот так им посвящать. — А, так это, значит, «серенада» будет? — с откровенно шутливой интонацией решил уколоть его Римус и был крайне удивлен, тут же разглядев на бледном лице светлый румянец и… выражение смущения? — Проехали, — отмахнулся Сириус и, снова прокашлявшись, принялся за настройку музыкального инструмента.       Римус решил не мешать ему и стал лишь наблюдать за ним, параллельно гадая, где же так долго искали ведьму с тележкой Джеймс и Питер.       И вот, наконец, Сириус извлек первый аккорд. Нить красивых слов с первого же куплета помогла Римусу понять, почему Сириус считал странным исполнять подобное перед своим лучшим другом: если его не подводил слух, то красивый мелодичный голос чуть подрагивал на строках, говоривших о любовных серенадах, о желании стать Валентином для той, кому посвящена песня, о пыле любви, что жаром отдает в груди… — Твое желание — мой закон, скажи же его! — на этих словах Сириус все же позволил себе легкую неуловимую улыбку и даже бросил взгляд на Римуса, слушавшего его с нескрываемым восхищением.       Стук в дверь купе заставил того натянуть чуть более равнодушное выражение лица и обернуться через плечо, но ни капли не отвлек самого Сириуса, решившего пропустить повторное исполнение припева и лишь продолжавшего наигрывать легкую романтичную мелодию, переводя дыхание и не поднимая глаз от гитары.       На пороге показался Питер с Марлин и Мэри. Все трое удивленно смотрели на увиденное, но быстрее всех сориентировалась Маккиннон — натянув ухмылку, ужасно похожую на сириусовскую, но все же не отличавшуюся той же красотой и непонятной необычностью, она вошла в купе и уселась напротив однокурсников. Вскоре Мэри заняла место рядом с ней. Питер остался стоять в углу вагона, рядом с друзьями. — А где Лили и Джеймс? — вполголоса поинтересовался Римус. — Лили неважно себя чувствует. Сохатый остался с ней в их купе, — Питер кивнул в сторону Марлин и Мэри, перешептывавшихся между собой, но не сводивших глаз с Сириуса. — Как романтично, — хмыкнул тот прежде, чем перейти к новому куплету. — Что с ним не так в последнее время? — шепотом спросил Питер. — Эм… Мерлин его знает, — так же шепотом ответил Римус, считая, что некая любовная драма Сириуса была его личным делом.       Наконец, исполнение казавшейся бесконечной, но определенно прекрасной песни было кончено. Сириус слегка поклонился своим слушателям под тихие аплодисменты и, нависнув над плечом Римуса, едва слышно спросил, не брал ли тот с собой, случайно, воды. Поднявшись с места, тот прошел к своему чемодану, в котором должно было быть нечто настолько необходимое. — Неужто ты такую красивую песенку ради Люпина выучил? — с доброй издевкой съязвила Марлин. — Может, и так — тебе завидно, небось? — в тон ей с усмешкой ответил Сириус, пряча гитару в футляр, но, поймав на себе взгляд Мэри, будто бы посерьезнел.       Римуса удивляли настолько разные отношения лучшего друга с двумя его бывшими девушками. Но еще больше его удивляло то, как те оставались близкими подругами. Молча протянув Сириусу бутылку минеральной воды, он снова сел рядом с ним. — Мерси, — кивнул Сириус и сделал жадный глоток. — Мерлин, Сохатый там, к слову, ничего не забыл мне передать? — спросил он, посмотрев на Питера. — Не то чтобы мы дошли до ведьмы с тележкой, — не сразу поняв, к чему он клонил, чуть запоздало ответил тот. — Какая досада, — покачал головой Сириус, оставляя бутылку на столе и выглядывая в окно. — Ладно — я все равно не больно голоден в первую половину дня, — рассудил он и, откинувшись на мягкую спинку сиденья, повернул голову к Римусу.       Тот решил полюбоваться шнурками собственных ботинок. — Я, кстати, твоего брата видела на станции… — заговорила Марлин, глядя на Сириуса. — Он у вас ничем не болен, случайно? — А мне-то откуда знать? — фыркнул Сириус, опуская руку в карман брюк. — Когда я в последний раз был на площади Гриммо, то он был здоровее всех здоровых, — сказал он, доставая сигареты, при виде которых Мэри недовольно поморщила нос. — Ну, это я о физическом здоровье, разумеется — по поводу умственного у меня всегда возникали сомнения. А что? — Мерлин, ну ты и змеюка, — рассмеялась Марлин. — Сочту за оскорбление. Так что же заставило тебя усомниться в здоровьице моего кровного братца? — Сириус повертел длинную сигарету между пальцами. — Как мне сказала Марлин, выглядит он так, будто бы его достали со дна Черного озера, — подала голос Мэри впервые за время совместной поездки. — Я тоже его видела. Весь бледный, как смерть, исхудавший, будто бы напуганный… Может, ему нужна помощь?.. — Это обычное состояние для настоящего Блэка — не вижу никаких поводов для беспокойства, — цокнул Сириус и, зажав сигарету губами, стал искать свою волшебную палочку. — К тому же, пускай твоя сердобольность и трогательна, помощь таких, как вы и Эванс, ему, увы, явно не потребуется. Не подумайте — я не имею цели вас принизить, но это непременно сделает сам Регулус, едва вы попытаетесь заговорить с ним. — Мерлин, да ему же пятнадцать — кого он там принижать собрался? — скептически усмехнулась Марлин и любезно протянула ему свою палочку. — Можно одну штучку?       Сириус молча придвинул сигареты ближе к ней и тихим «инсендио» поджег кончик собственной. — Блэк… В смысле Сириус… в пятнадцать уже превосходно владел словом и умел удивительно точно находить те, которые вернее прочих ранили или кружили голову тому, кому требовалось, — мрачно сказала Мэри.       Сириус потупился в пол. — Мне очень совестно за себя прежнего. Честно. Тот еще придурок, — сказал он, виновато поглядев на нее, и выдохнул струйку дыма.       Римус осторожно предложил Марлин, ждавшей возврата своей волшебной палочки, поменяться местами для большего удобства для всех. Сев рядом с Мэри, он получил возможность лучше лицезреть Сириуса и его взаимоотношения со своей переподругой-недодевушкой. Склонив голову на плечо Сириуса, время от времени, когда тот молвил свое словечко, Марлин все же приподнимала ее и глядела на его лицо, словно это помогло бы ей лучше вникнуть в услышанное. Римусу казалось, что, будь эти двое наедине, она даже не побоялась бы поцеловать его. Одна только мысль об этом незамедлительно вызвала у него неоправданно сильное отвращение — он предположил, что дело было в том, насколько неприятными должны были быть поцелуи двух курящих людей.       Судя по тому, как за той же парой наблюдал Питер, Римус был не единственным, кого она напрягала и смущала.       Однако, по его наблюдениям, Сириус Марлин никаких знаков внимания не оказывал, большую часть времени поглядывая то на Мэри, так и не удостоившую его ответом на извинения, то на самого Римуса, который в тот момент даже не осознавал, насколько откровенно пялился на своего друга. Марлин, вдруг начавшая немного действовать ему на нервы, все же была права, когда посреди разговора прямым текстом пошутила, что оторвать глаза от Сириуса Блэка для многих было задачей не из простых — как можно было не засмотреться на это красивое, пускай и не всегда искреннее лицо, сдержанную, но выразительную мимику, глаза, что были яснее теплого майского дня, и не позволить всяким словам, произнесенным этим вкрадчивым хрипловатым голосом, приятным эхом отозваться где-то в скованной странным теплом груди?..