Юность

«Привет, Луни. И тебя с прошедшей Пасхой — надеюсь, ты здорово провел этот день со своей семьей. Мы вот с Сохатым в такой замечательный праздник едва не сожгли половину кухни, пытаясь воспользоваться мудреной маггловской штукой для приготовления тостов — я уж думал, что в то утро задолжал бы им, Поттерам, еще больше денег. Но, в целом, зато нам было нескучно. На каникулах в общем тоже скучать не приходится — эксперименты с внешностью, освоение некоторых маггловских штук… Но, пожалуй, не буду сейчас вдаваться в подробности — ты и сам все увидишь или услышишь от нас с Сохатым, когда мы свидимся. Твоему приглашению ведь было бы крайне трудно отказать. Клево, что твои родители разрешают нам остаться на несколько дней — Мерлин, храни таких святых людей и волшебников. Передавай им привет, к слову. Жаль, что в курилку превратить ваш дом не удастся, но про алкоголь ты, вроде, ничего не написал, так? (Шутка, честно. Наверное.) Что ж, ожидай нас пятнадцатого числа ближе к обеду — я, конечно, не знаю, где мы будем спать, но, если что, в первую ночь кровать моя — думаю, после дороги я буду уставший, как собака.

Искренне твой,

Сириус»

      Римус перечитывал это письмо, вероятно, в пятый раз за те три дня, что оно было у него в руках. Очевидно, он все же не облажался тем дождливым днем в отделении совиной почты и все сделал верно. Он посмотрел на наручные часы, стрелки которых, казалось, совсем перестали двигаться, и, тихо вздохнув, продолжил ожидать приезда друзей с минуты на минуту.       Еще при первом прочтении Римуса не оставили равнодушным строки про некие эксперименты с внешностью Сириуса — он не мог представить, чем можно было усовершенствовать нечто и без того настолько красивое или зачем было, наоборот, портить его (хотя он и сомневался, было ли это возможно — правильные черты аристократического лица, наверное, могли собой затмить все).       Положив письмо друга к остальным, хранимым в верхнем ящике рабочего стола, он встал с места и, измерив комнату шагами, понял, что неплохо было бы немного прибраться в ней. Римус избавлялся от несчастной паутины под потолком в тот момент, когда рев мотоцикла на обыкновенно тихой дороге спального района заставил его замереть от неожиданности. Однако он навострил ухо и повернул голову чуть в сторону, когда железный конь некого не иначе, как самоубийцы, не двинулся дальше дома Люпинов — звука столкновения слышно не было, так что он, видать, просто остановился, если не заглох у самого крыльца.       Римус не придал бы этому большого значения, если бы менее, чем через минуту, не раздался звук дверного звонка. Сопоставив это с содержанием письма, он снова посмотрел на наручные часы, показывавшие уже первый час дня. Неужели «самоубийцей» был его собственный лучший друг — Римус даже точно знал, кому из них могло прийти в голову сесть на такое опасное средство передвижения, — решивший так громко и эффектно заявиться в гости? Спустившись с кровати и спешно направляясь к входной двери, он подумал, что было бы неплохо, если бы Сириус нашел иные способы приобщиться к маггловской культуре, нежели пробовать все, что, так или иначе, могло покалечить его, если не отправить на тот свет преждевременно.       Мать, все утро проводившая за вязанием какой-то ажурной салфетки в гостиной, опередила его и к тому моменту, как Римус подоспел в коридор, уже встречала его друзей, которые пришли не с пустыми руками. — Ох, передавайте своим родителям большую благодарность, — принимая коробку с пирогом от Поттеров и корзинку с печеньем от Петтигрю, сказала она. — Римус, дорогой, можешь отнести это на кухню? — заметив сына, тут же спросила она. — Да, конечно, — он кивнул головой, осторожно беря гостинцы из ее рук. — Привет, — добавил он, с легкой улыбкой посмотрев на друзей.       На долю секунды его взгляд остановился на Сириусе. Этого было вполне достаточно, чтобы заметить, что с момента их прошлой встречи роскошные черные кудри, ранее спадавшие на гордо расправленные плечи, стали несколько короче и теперь вились чуть ниже ушей. Не то, чтобы Сириус выглядел хуже прежнего — скорее, просто непривычно. Сдержанная улыбка на тонких губах, с которых, вероятно, слетели слова приветствия, которые Римус, совершенно не слушавший друзей в тот момент, благополучно пропустил мимо ушей, заставила его немного проморгаться и, отвернувшись прочь, отправиться на кухню. — Боже, неужели кто-то из вас несся по трассе совсем без защиты? — обеспокоенным тоном спросила миссис Люпин, пропуская гостей внутрь и, видимо, недосчитавшись шлемов, прикрепленных к ручкам мотоцикла, что был припаркован у крыльца. — Жажда острых ощущений порождает самые яркие и незабываемые моменты юности, не так ли, миссис Люпин? — преспокойным, чуть ленивым голосом, своим звучанием способным смягчить любого, ответил Сириус, наверняка натянув при этом самую невинную из всех своих многочисленных улыбок. — Уж извините — ужасно не хотелось бы прослыть в ваших глазах лжецом путем сочинения совершенно абсурдных оправданий своей легкомысленности.       Римус, впечатленный его красноречием, лишь слегка покачал головой и, оставив угощения, принесенные Сириусом, Джеймсом и Питером, на кухонном столе, прошел в гостиную, где они уже ожидали его, продолжая мило переговариваться о чем-то с миссис Люпин. Мать известила его о том, что гостевая комната уже с утра была полностью подготовлена к заселению, и, не став долго докучать им своим обществом, предоставила ему возможность напомнить друзьям, спустя несколько лет, где что находилось в этом небольшом, но довольно уютном доме. — В общем… — начал Римус, уже спускаясь по лестнице, ведшей на второй этаж, после короткой экскурсии. — Нам придется пожить по двое. Ну, поночевать. Кто-то — наверху, в комнате для гостей — там же как раз две односпальные кровати… А кто-то — в моей. — То есть кто-то будет делить двуспальную кровать с тобой? — с легкой ухмылкой на лице спросил Сириус. — А ты, небось, первый в очереди за таким шансом? — решил уколоть его Джеймс, за что рисковал скатиться кубарем по оставшимся ступенькам.       Римус немного покраснел, но его друзья были слишком заняты своим несерьезным конфликтом, чтобы обратить на это внимание. — Я… Эм… Думаю, могу поспать и в кресле, уступив кровать кому-то. Знаете, в башне Гриффиндора доводилось отсыпаться и не в таких условиях, — сказал он, прочистив горло. — Такое условие вкупе с возможностью пожить отдельно от этого придурка звучит вдвойне заманчиво, — лучезарно улыбнулся Сириус. — Хвост, ты, вроде, подозрительно часто на тренировки гриффиндорской команды с Сохатым бегаешь, так что я все понимаю и, не осуждая тебя, предоставляю тебе возможность пожить с ним, — с издевкой в голосе добавил он. — Благодари меня, когда захочешь. — Эй! — возмутился Питер, скрещивая руки на груди и заливаясь краской. — Пошел ты… — тихо шикнул он, вероятно, опасаясь, что миссис Люпин услышала бы их сквозь звуки гремящей посуды на кухне. — Говорил же, что с Бродягой что-то нечисто, — намеренно громко прошептал Джеймс, за что получил подзатыльник от шедшего за его спиной Сириуса.       Пока друзья принялись за распаковку своих немногочисленных вещей, Римус лежал на кровати и бездумно наблюдал за тем, как Сириус копался в своем рюкзаке, то ли тщетно пытаясь найти что-то, то ли, наоборот, стремясь спрятать что-то на самом его дне. Римус был более, чем уверен, что на этот рюкзак были наложены чары и что он мог вместить в себя половину дома. — Я, кстати, даже не представлял, что твой одеколон пахнет так сносно, когда не мешается с запахом табака, — сказал он. — Ну спасибо, — с наигранной оскорбленностью буркнул Сириус, посмотрев на него. — Не мог же я подвести тебя и разочаровать твоих родителей. — Да, эм… Это уже сделал я, — признался Римус.       Повернувшись к нему в полоборота, Бродяга выгнул бровь. — Помнишь, мы ехали в поезде и на каких-то пять минут остались один на один… Ну и, в общем, потом пришлось оправдываться перед мамой, что свитер впитал странный запах, потому что я курил, а другие рядом стояли… Это, наверное, было тупо… — Самопожертвование — это сильно, — сказал Сириус и сам рассмеялся прежде, чем Римус понял бы свою оговорку. — Ой, — он скорчил неловкую гримасу. — Ну… Ты понял, и это главное. — Да-да, — Сириус присел рядом с ним. — Крутая комната, кстати. Вся такая… Книжная, — он кивнул в сторону книжкого стеллажа. — Из всех эпитетов ты выбрал тот, которого я явно не подобрал бы сам, — Римус издал тихий смешок. — Люблю удивлять людей — что я еще могу сказать, — взгляд серых глаз поднялся к потолку. — Да уж, сегодня меня ты уже удивил дважды… Даже трижды, — сказал Римус, посмотрев на красивые черные кудри, теперь не прятавшие за собой не менее красивого лица. — Угу, давай, еще ты скажи, что такая перемена была ошибкой, — простонал Сириус и лег на спину. — Поверь — я уже наслушался достаточно подколов от Сохатого. — Эм… И в мыслях не было, — чуть нависнув над ним, Римус легонько коснулся удлиненной челки, спавшей на бледное лицо, и отодвинул ее так, что она больше не скрывала собой проницательные светлые глаза. Его неуверенная улыбка вмиг отзеркалилась на розоватых губах Сириуса. — Я, конечно, уже отвык видеть тебя без львиной гривы, но выглядишь ты довольно сим… эм… — он запнулся, — недурно. Думаю, девчонок с третьего по пятый курс ты все еще будешь сводить с ума больше, чем я или большинство других ребят. Значит, не все так плохо, — он отвел взгляд чуть в сторону, не способный выдержать установившегося зрительного контакта без ощущения, что дыхание с каждым мигом все больше становилось одним из тяжелейших процессов. — Тем не менее, по пятикурсницам у нас больше ты, — шутливым тоном напомнил Сириус. — Ты ей, кстати, писал хоть? — Да как-то нет… Мерлин… Не подумал об этом… о ней… как-то… — Здорово ты ее любишь, — будто бы недобро усмехнулся Бродяга. Но, объективно, Римус заслуживал осуждения. — Ты-то, небось, с Марлин переписываешься? — спросил он и прикусил губу.       Лицо Сириус выразило некоторое недоумение. — Да как-то нет… — с прищуром ответил он и отвел взгляд чуть в сторону.       Теперь в недоумение впал Римус. — Так… Что тебе предки в итоге на день рождения подарили? — в чересчур громкой тишине спросил Сириус. — Ты же постоянно как-то уклонялся от их расспросов, вроде. — Не дождавшись от меня конкретного ответа, они решили просто положить n-ную сумму на мой счет в Гринготтсе, — ответил Римус и размял шею. — Как-то так. — Здорово, — кивнул Сириус. — Ага… Кстати, эм… Классный мотоцикл, — сказал Римус. — Я как-то забыл отметить это. Но не боишься, что удача может подвести тебя? Особенно без шлема. — Во-первых, спасибо, — ухмыльнулся Сириус. — А во-вторых… — он пожал плечами. — «Живи быстро, умри молодым», полагаю. — Зачем, если у тебя есть шанс прожить долго?.. — чуть хмурясь, задал вполне логичный вопрос Римус. Ему никогда не были понятны принципы рокеров, панков или кем бы еще из магглов не восхищался Сириус. — Оставить после себя красивый труп, — чуть привстав на локтях и заглянув ему в глаза своим смеющимся взглядом, пониженным тоном ответил Бродяга. Римус не любил таких шуток, особенно — из уст небезразличных ему людей. — Не говори ерунды. Красивым можно быть и при жизни… — пробормотал он. — А труп, разбившийся на мотоцикле, красивым, увы, не будет. Просто к слову. — Я же тебе не Дориан Грей, чтобы при жизни оставаться вечно молодым и красивым, — поморщился Сириус. — Ну… Слушай, почему бы нам не пойти проверить, не вымер ли наш живой уголок на втором этаже — что-то они притихли, да и здесь как-то… душно, не находишь? — резко меняя тему и продолжая медленно поднимать свой корпус, предложил он. — Отличная идея, — отстраняясь от его лица и, наконец, вдыхая полной грудью, Римус взял лежавшую на тумбочке волшебную палочку в руки и с ее помощью отворил большое окно настежь.       Их разговоры как раз вновь подошли к тому моменту, где Римуса охватывали непонятные чувства, сбежать от которых он был бы рад под любым предлогом. По пути в комнату, занимаемую их лучшими друзьями, он как можно более незаметно поглядывал на Сириуса, но так и не сумел понять, что же такого особенного было в нем. Стало быть, абсолютно все. Элегантность движений, выразительность «живой» мимики, пленящие интонации голоса и, разумеется, совершенно прекрасная утонченная внешность — как было не отдаться эйфории наслаждения, обращая на все это внимание?       Поймав себя на осознании, что это было отнюдь не тем родом мыслей, какие должны мелькать у друзей при виде друг друга, Римус стыдливо потупил взгляд и слегка тряхнул головой. — Ты чего? — незамедлительно спросил Сириус, шедший по его правую руку. — Да так… Мошка на нос села, — отмахнулся Римус. — А, ну, я так и подумал, — похлопал его по плечу Бродяга с лицом настолько серьезным, что оно выражало даже большую издевку, чем если бы он откровенно посмеялся абсурдности услышанного. — Далеко собрались? — голос Джеймса из кухни заставил их, уже поднимавшихся по лестнице, синхронно обернуться. — Мы как раз собирались пойти снова позвать вас к чаю — а то вы, кажется, были заняты своим спором или вроде того… — объяснил сидевший за столом вместе с ним Питер. — То есть вы просто подошли, через запертую дверь подслушали нашу беседу, которая спором, между прочим, не являлась — мы с Лунатиком, я уверен, уживемся вообще душа в душу, — и, сделав некоторые поспешные выводы неясно из чего, ушли? Как некультурно, — фыркнул Сириус, задирая нос и направляясь к ним. — Мерлин, миссис Люпин, этот шоколадный пирог выглядит и пахнет невероятно аппетитно, — переменившись в лице, сказал он и присел за стол. — С каких таких пор ты у нас такой правильный и любезный? — шепотом поинтересовался Джеймс. — С тех самых, в которых меня воспитывали волшебники лучших манер, — непринужденно ответил Сириус. — Ну, а по правде говоря, с тех самых, с которых я загорелся искренним желанием сыскать одобрение родителей Лунатика. К чему и вам советую стремиться — я, конечно, сам ушел прежде, чем меня выдворили бы с площади Гриммо, но смею предположить, что это паршивое чувство, которое лично мне очень не хотелось бы испытать. — Боже, о чем ты, Сириус? Ни о каком выдворении кого-либо в этом доме не может быть и речи, — сказала миссис Люпин, подойдя к столу и, видимо, услышав последний обрывок фразы. — Мерлин, — выдохнул он, поднимая взгляд. — Прошу прощения — я вовсе не имел в виду, что смею ожидать от вас подобного, — его лица коснулась виноватая улыбка, пока миссис Люпин принялась разрезать пирог на двенадцать равных кусков.       Джеймс с насмешливой ухмылкой посмотрел на Римуса и Питера. Хвост неуверенно повторил за ним. Лунатик облокотился о стол и прикрыл ладонью нижнюю половину лица, дабы Бродяга не затаил на него пускай и несерьезную, но обиду. — Кстати, эм… Если с мамой ты делаешь все верно, то с отцом, ну… Чем больше ты похож на немой камень, тем больше ты можешь ему понравиться, — тихим шепотом известил его Римус, когда мать временно вышла из кухни. — Я помню, — кивнул Сириус. — Ты как-то говорил об этом. Еще давно. — Что ж, я удивлен, что ты, кажется, запоминаешь абсолютно всю мою болтовню, — Римус отодвинул от себя пустую тарелку. — Болтовня — это когда разговор пустой, тупой и бессодержательный. А ты таким не особо любишь заниматься, — заметил Сириус. — Занудствовать здесь, обычно, по моей части, — напомнил ему Римус и отпил свой подостывший чай. — Но, кстати, отец будет дома очень и очень нескоро — может, вам даже толком и не доведется увидеть его сегодня… Вроде, говорил, что вернется часам так к одиннадцати. А может, и того позже. — Мерлин, он точно работает в обычном суде, а не в небесном, круглосуточном? — поинтересовался Джеймс, сидевший по другую руку Сириуса. — Он не совсем работник суда… Но, эм, иногда присутствует на заседаниях, да. По факту, суд этот отправляет волшебников и… таких как я, не совсем волшебников… в место похуже ада, — пожал плечами Римус. — Ну, собственно, на вторых судах он и бывает… И на них же, кажется, еще ничье дело не пересматривали дважды. Мерлин, я опять все веду не в ту степь, простите, — он сделал глубокий вдох. — Ничего, — практически в унисон ответили ему друзья. — И еще… Ты волшебник, Римус, — напомнил ему Питер прежде, чем приняться за поедание своего второго куска пирога. — Без каких-то там «не совсем», — поддержал Джеймс.       Сириус ничего не сказал, но его несвойственно, как показалось Лунатику, нежного взгляда было достаточно, чтобы выразить немое согласие. — Да, эм… Спасибо, ребят, — кивнул Римус, надеясь, что это было уместно.       Разумеется, что они, мародеры, не могли провести весь свободный день в четырех стенах — правда, Сириус, заглядевшийся на миловидную баристу в местной кофейне, казалось, немного расстроился отказу лучшего друга познакомить его с хорошенькими девушками-магглами. Римус не озвучил этого, но подумал о том, что Марлин, наверняка верившей в верность и порядочность своего парня, пускай Сириус никогда и не славился этими качествами в широких кругах, он не завидовал.       В десятом часу вечера мародеры сидели на кровати Римуса, развлекая себя игрой во взрывающиеся карты. — Мерлин, сегодня не мой день, — надулся проигравший в пятый раз Питер, перетасовав колоду и передав ее Джеймсу. — Почему бы нам не поиграть во что-то другое? — Другое, говоришь… — азартная ухмылка мелькнула на лице Сириуса, извещая Римуса о том, что тот задумал что-то, что могло бы навлечь на них неприятности. — Лун…атик, не передашь мне мой рюкзак? — выставляя свою изящную руку, попросил он.       Напряженно поджав губу, Римус поднял стоявший у кровати рюкзак и удивился его тяжести — эта вещица явно была заколдована. — Мерлин, что ты в нем таскаешь… И как твоя спина при этом остается не кривой, — буркнул он, передавая его Сириусу. — Сам не знаю, честно, — ангельски улыбнулся тот и опустил руку в рюкзак. Мгновение спустя Сириус с явным самодовольством вынул из него то, чего Римус в своем письме действительно не запрещал. — Кто хочет сыграть в бутылочку? — предложил он. — Бродяга, если ты от большой любви хочешь перецеловать всех нас, пить для этого необязательно, — со смехом заметил Джеймс. — По крайней мере, тебе, особе любвеобильной, уж точно. — Я хочу, чтобы ты убрал эту бутылочку — это что, вино? — туда, где ее взял, — буркнул Римус. — Ну Лунатик, — закатил глаза Сириус. — Знаю, что ты благородно взял на себя тяжелую ношу зануды, и мы, правда, благодарны тебе, но сам посуди — какая же хорошая ночевка обходится без маленькой дозы такого эликсира веселья? Тем более, миссис Люпин, вроде, уже пошла спать, не так ли? — Да, она жутко устала сегодня… — подтвердил Римус, глядя на блестящую бутылку в его руках. — Еще бы — ты же нас к вам домой притащил, — заметил Джеймс. — Ну вот — почему же не быть веселью? — просиял Сириус. — Тем более, на самом деле я никого целовать и не собирался — жаль отказываться от такой возможности, но уж больно я боюсь от кого-то из вас герпес или еще чего подхватить, — наигранно вздохнул он. — Так вот, а если серьезно, то мы могли бы сыграть в «я никогда не», например. Тот, кто совершал озвученное, делает глоток из этой бутылки. — Что-то мне подсказывает, что для тебя, перепробовавшего почти все, кроме вещей нелегальных, это просто неплохой предлог напиться, — заметил Питер. — «Напиться» — сильно сказано, — цокнул Сириус. — Оно же не особо крепкое. Да и пить явно не я один буду — вы все здесь тоже не без грешков. Ну же, Луни, — подтолкнув Римуса в плечо, сказал он.       Тяжело выдохнув, тот поставил подушку в изголовье кровати и прислонился спиной к ней. — Ладно. Только давайте уточним, что касаться личной… очень личной жизни нельзя. — Тебе есть что о своей умалчивать? — ухмыльнулся Сириус, доставая волшебную палочку из кармана. — Может, он просто не хочет слушать о твоей, — предположил Питер. — Именно, — безэмоционально улыбнулся Римус, наблюдая за тем, как тонкая палочка в расслабленной руке легко избавилась от пробки в горлышке бутылки. — Итак… Кто начнет? — переводя взгляд на друзей, спросил Сириус. — Ну, давай я, — вызвался Джеймс. — Меня никогда не раздражал кто-либо из вас. — Пить будешь? — выгнул бровь Бродяга. — Зачем? Это правда. — Как мило, — Сириус сделал глоток вина.       Неловко кашлянув, Римус жестом попросил передать бутылку ему. Затем то же самое проделал и Питер. — Мда, — Джеймс поправил очки на носу. — Вскрываться будете? — В свое оправдание скажу, что в Хогвартс я приехал чистокровным засранцем со сборником предрассудков вместо мозгов, ну и… — Сириус покосился на Римуса. — Очень приятно, — хмыкнул тот. — Но, вообще, меня, наоборот, поначалу немного подбешивал этот самый «засранец», не способный заправить собственную кровать. — Кто же знал, что в Хогвартсе эльфы не будут делать все за нас, — буркнул Сириус.       Друзья вопросительно посмотрели на Питера. — Ну… Мне… не очень нравятся… нравились громкие люди, поэтому… — он поглядел на Сириуса и Джеймса. — Но сейчас вы этим не напрягаете меня, честно. — Вот и обменялись любезностями, — усмехнулся Сириус. — Ладно… Я никогда не пробовал курить, — протирая горлышко бутылки, сказал он и тут же сам сделал глоток. — Кстати… Кто первый дойдет до пятнадцати — допивает оставшееся вино на скорость. — Нет, — твердо отрезал Римус. — Как только кто-то дойдет до десяти… Ну, хорошо, до пятнадцати, бутылка исчезает из нашего поля зрения.       Сириус состроил щенячьи глазки, незаметно (как он сам, наверное, думал) делая второй глоток. — В конце концов, у нас еще будет завтрашний вечер, — вздохнул Римус. — И передай бутылку мне, пожалуйста. — Такой ход мыслей мне нравится чуточку больше, — кивнул Сириус, вновь кривовато ухмыляясь. — Ладно.       На этот раз глоток сделал и Джеймс. — Я никогда не влюблялся в кого-то, с кем строил дружеские отношения, — сказал Питер, подумав с половину минуты. — Ты посмотри-ка — судьба так и спаивает нас с тобой, — подмигнул Сириус Римусу, лица которого коснулся легкий румянец. — Блондинки ничего такие, да? — Джеймс наклонил голову чуть набок, наблюдая за тем, как Лунатик, в последнее время окончательно запутавшийся в своих чувствах, неуверенно отпил из темной бутылки. — Угу, — сухо ответил Сириус, своими ледяными пальцами забирая вино из рук Римуса, и, даже забыв протереть горлышко, сделал большой глоток. — Тебе, таскающемуся за одним конкретным рыжиком годами, не понять. — Это было грубовато, — поморщился Римус. — Переживет, — придвинувшись ближе к нему и прислонившись спиной к той же подушке, что и он, отмахнулся Сириус. Римус немного поежился на месте, когда он совершенно спокойно положил голову на его плечо, будто в этом не было ничего странного, но прогонять друга не стал, сочтя это даже более неловким жестом. — Я никогда не… я… — он запнулся, почувствовав, как мягкие волосы Сириуса, поднявшего на него взгляд, защекотали его шею. — Я никогда не… эм… не жертвовал своим комфортом для крутости, — сказал он, чувствуя, как воздух в легких начал заканчиваться. — Споить меня вперед себя решил, значит… — пробормотал Сириус, не выпускавший бутылку из рук, но охотно отпил из нее снова. — Я тебе, кстати, потом кое-что покажу, — прошептал он ему на ухо.       Весь остаток вечера, пока он же, как ни странно, не сделал свой коронный пятнадцатый (на самом деле — семнадцатый) глоток, он так и пролежал на плече заинтригованного Римуса. Когда Джеймс и Питер тихо выкрались из комнаты, оставив их наедине, Лунатику даже пришлось немного размять затекшие мышцы. — Так… Что ты там хотел показать? — спросил он, глядя на Сириуса, вертевшегося у зеркала. — Ах, да, точно, — тот принялся расстегивать пижамную рубашку и вскоре оставил ее висеть на спинке стула.       Взгляд Римуса как всегда привлекла обнаженная спина, прямая, худая и исполосованная глубокими шрамами, на которые было невозможно взглянуть без сочувствия. Но Римус и в мыслях не назвал бы ее безобразной, как свою собственную. И дело было даже не в величественной осанке или красивой бледности кожи — его сознание попросту отказывалось связывать понятие «безобразности» с Сириусом в каком-либо контексте. Римус уже начал немного жалеть, что не стал отговаривать друга ночевать в одной комнате с ним. Стыдливо потупив взгляд, он, не зная, куда себя деть, приобнял одну из двух подушек. — Зацени, — присев рядом с ним, Сириус взглядом указал на свое плечо.       Римус с нескрываемым интересом и удивлением смотрел на татуировку, теперь красовавшуюся на месте не так давно появившихся шрамов. Это был компас с звездой в самом его центре — вероятно, только Бродяга мог знать, какой смысл был заложен в этот дизайн и был ли таковой заложен вообще, но Римусу показалось, что он вполне мог изображать Сириуса, стоящего на жизненном перепутье и вольного идти на все четыре стороны. — А это точно безопасно? — только и спросил он, осторожно прикасаясь к нежной коже и заглядывая в пару миндалевидных глаз напротив. — Ну, Луни, к чему же занудства хотя бы здесь? Как видишь, я пока что жив — значит, все замечательно, — пробубнил Сириус, двумя пальцами касаясь его подбородка и, приподнимая его, заставляя Римуса оторвать взгляд от вида украшенного татуировкой плеча, острых ключиц и точеной шеи.       Легкая улыбка на суховатых губах вмиг лишь подбросила дров в странное пламя в груди Лунатика, заставляя его нервно сглотнуть. — Курить охота, — сойдя на шепот, сказал Сириус и, встав с места, вновь надел пижамную рубашку. Застегивать он ее, тем не менее, не спешил. — Да, эм… В смысле, нет, — ответил Римус, превозмогая легкое, как ему казалось, помутнение рассудка. — Правда, Бродяг, ты и так уже нарушил одно из правил этого дома, когда протащил алкоголь. — После алкоголя как раз и тянет покурить, — усмехнулся Сириус. — Да, выпили мы маловато, но, видимо, даже эта доза дает о себе знать. — Или о себе дает знать твоя зависимость, — бездумно глядя куда-то мимо него, предположил Римус. — Кстати, эм… Эта штука на плече… красивая. Я, кажется, ничего не сказал по этому поводу. — Да уж, комплиментами ты сегодня в принципе разбрасываешься с опозданием, — хмыкнул Сириус. — Спасибо. Но твоя забота обо мне, эм… милая, если так можно сказать, — он прикусил губу. — Надеюсь, такие лестные слова тебе, кстати, по душе? А то мало ли — может, ты думаешь, что такое говорят только девчонкам… — А ты планируешь намеренно говорить и выбирать для меня лестные слова в будущем? — решил подколоть его Римус. — Но, эм… Нормально. Все, что говорится в хорошем ключе — пойдет… — он чувствовал, что совсем не мог находиться в этой комнате наедине с Сириусом, при этом не испытывая наплыва смущавших его чувств. — Пойду-ка немного продышусь в саду. — По чистому совпадению тебе приспичило прогуляться именно тогда, когда я сморозил, что ты делаешь что-то «мило», — хмыкнул Бродяга, отворачиваясь от него. — Да, Сириус, и по чистому совпадению гулять я буду минут десять и не под своими открытыми окнами, — сказал Римус, все же найдя способ встретиться с ним взглядом через отражение в зеркале. — Правда, наверное, в такое позднее время стоит заменить эту футболку свитером, да? — Раз уж так, то ладно, — фирменная ухмылка коснулась чуть сонного правильного лица. — Ага, лучше не рискуй простыть. Если хочешь, можешь сверху еще мою куртку накинуть. — Да не, наверное, и так не захвораю… — отступив в угол комнаты, Римус приоткрыл шкаф. Наугад выбрав один из многочисленных легких свитеров, он избавился от пижамной футболки и надел его.       Ощущая на себе пристальный взгляд, он обернулся через плечо и действительно обнаружил Сириуса искоса поглядывавшим на него через все то же отражение в огромном зеркале. Правда, Бродяга быстро среагировал и вмиг изобразил огромную занятость разглядыванием своего абсолютно совершенного лица. Ничего не сказав, но чувствуя, как краска стала приливать к его щекам, Римус скрылся в темном коридоре.       Прислонившись спиной к стене, он поднял взгляд к потолку, тяжело дыша и не впервые пытаясь понять, что было ключом становления Сириуса его идеалом. Почему его мозг не выбрал прототипом чего-то совершенного, например, Джеймса, конечно, также имевшего свои шероховатости характера, но хотя бы ведшего более здоровый образ жизни и способного любить по-настоящему, а не так, как любил Сириус, быстро охладевавший к своим пассиям?       Если бы Римус был горячим и страстным романтиком, он даже мог бы заявить, что был не иначе, как влюблен в то, что из себя представлял Сириус… А влюбленность, как известно, всегда была вещью крайне непредсказуемой и нелогичной.       Ужаснувшись одному только зарождению таких мыслей в своей голове, Римус почувствовал, как его пробрала легкая дрожь. Ему точно нужно было продышаться — видать, восемь глотков вина, несвежий воздух и пленящая энергетика Сириуса привели к тому, что он начал понемногу бредить.       Тупое хождение меж зеленых деревьев не принесло ему большого облегчения и не помогло ему изгнать свои нежеланные мысли. Но, по крайней мере, дышать прохладным весенним воздухом было легче, нежели тем, в котором к его возвращению определенно витал бы противный запах сигарет. Хотя, немного пораздумав и вспомнив слова Сириуса о том, что это зло неплохо помогало успокоить нервы, Римус, от волнения оборвавший все лепестки сорванного вешнего цветка, пришел к выводу, что в тот момент и сам, наверное, был бы не против закурить — может, ему просто не стоило торопиться той ночью на крыше Хогвартса и следовало затянуться несколько раз прежде, чем возвращать сигарету Сириусу… По крайней мере, сам Сириус всегда делал красивым абсолютно все, чем он занимался — даже вдыхание чертового яда он, обладавший внешностью ангела и умевший подражать мимике того же совершенного существа, мог заставить казаться чем-то очень даже полезным. Может, он, зная о своих привлекательности и обаянии, решил намеренно засмущать Лунатика, дабы тот временно оставил его, предоставляя ему вседозволенность?       Нет, Римус определенно просто бредил.       Выбросив смятый в руках цветок прочь, он понял, что, стало быть, от навязчивых абсурдных мыслей его мог спасти лишь хороший крепкий сон. В идеале — и вовсе отключка сознания на всю ночь без каких-либо сновидений в принципе. Ведь даже в них Римус имел все шансы увидеть лицо и услышать голос, не дававшие ему покоя уже не один день.       К тому моменту, как он вернулся в свою комнату, Сириус уже докурил несчастную сигарету и даже успел куда-то деть окурок. Теперь он с явным раздражением застилал кровать Римуса свежим постельным бельем. — После этого я явно заслужу второй перекур, — выдохнул он, пока Римус решил подать ему подушку. — Как жаль, что ни вы, ни Поттеры не держите эльфов. Полезные существа. — Сириус, эксплуатация чужого труда, особенно — труда совершенно разумных существ, — это плохо, — покачал головой тот. — И, Мерлин, пожуй хотя бы жвачку, пожалуйста. — А шоколад не пойдет? Жвачка аппетит будит всегда, — поморщился Бродяга. — Пойдет, наверное… Ты что — шоколад с собой привез? — выгнул бровь Римус. — Разумеется — без эм… угощения или типа того для тебя было бы неловко заявляться, — ухмыльнулся Сириус и, подняв с пола рюкзак, достал из него две плитки шоколада, одну из которых протянул другу. — О, эм, спасибо… Помнится, кто-то когда-то говорил, что не особо любит сладкое, — напомнил ему тот. — Иногда бывает такое, что чего-то может резко захотеться, — Сириус прилег на кровать, разворачивая свою плитку шоколада. — Puisse notre sommeil être aussi doux que ce chocolat, — добавил он, одарив Римуса улыбкой, на которую тот, уже знавший странности своего разума, старался обратить как можно меньше внимания. — Эм… И тебе приятного аппетита, — наугад ответил тот, выключая свет в комнате. — Лишаешь меня удовольствия полюбоваться твоим телом, — вздохнул Сириус, прибавляя яркости лампе на прикроватной тумбочке. — Да чего ты там не видел, — пробормотал засмущавшийся Римус, оставляя шоколадку на подлокотнике кресла и стягивая с себя свитер.       Промычав, Сириус все же, видимо, решил не нарушать его личных границ чересчур сильно и повернулся на другой бок. — А вообще, так обычно друг другу говорят супруги или люди, состоящие в отношениях, — игривым, как показалось Римусу, тоном пробормотал он. — Извини за вопрос, но ты, случайно, не пьян?.. — с легким возмущением спросил тот, одергивая на себе чуть мятую пижамную футболку. — Прости, но ты весь день какой-то… ну… скажем, это все выглядит так, будто отсутствие интересных тебе представительниц прекрасного пола не оставляет тебе выбора, кроме как вымещать свою любвеобильность и развязность на ком-то другом. Право слово, все эти прикосновения, вторжение в личное пространство, комплименты и комментарии, даже чертовы ухмылки и прочее… Я… понятно объясняю? — Более чем, — будто бы вмиг похолодев, ответил Сириус. — Я трезв. Ну, раз уж так, то постараюсь следить за языком… И за своими действиями, тоже, пожалуй. — Спасибо, — выдохнул Римус, опускаясь в кресло. — Прости еще раз… Просто… Мне, правда, местами неловко и некомфортно, — напрямую признался он. — Хотя, может, дело в каких-то проблемах с моей головой — я уже не знаю, честно, — решил добавить он, прикрывая глаза. — Вероятнее всего, но я, в принципе, услышал тебя, — все с тем же холодом и легким напором в голосе ответил Сириус и, даже не посмотрев на него, погасил лампу. — Только, Мерлина ради, в педики не записывай меня, а то мало ли, как еще твой разум решит трактовать мою дружескую любовь. А вообще, если честно, я не совсем понимаю, чего ты распсиховался только сегодня — я же всегда прикасался к тебе и не считал нужным прятать свое невероятное обаяние перед тобой. Мог бы и сразу сказать, что тебе неприятно. Но ты, кстати, тоже лишний раз прикасался ко мне и называл меня то «красивым», то еще как-то, так что я не до конца понимаю твоей проблемы. — Да никто не психовал и не записывал тебя… в… «этих»… Я просто… Все эти действия с твоей стороны… их становится многовато… и они всегда выглядят так, будто ты постоянно флиртуешь… со всеми… и я… — Не можешь отличить развязного флирта от дружеской несерьезности, — закончил за него Сириус. — Лунатик, если ты, состоя в отношениях, умудряешься увидеть в моем поведении «флирт», то задумайся, действительно ли твоя подружка выполняет в твоей жизни большую роль, чем тумбочка. Просто мой тебе совет. Спокойной ночи, — его голос впервые за долгое время выражал чуть ли не такую же надменность, какую Сириус позволял себе в разговоре с недругами. — Доброй ночи, — теперь чувствуя себя еще более неловко и даже униженно, вполголоса ответил Римус.       Чувство вины как рукой сняло с него всякую сонливость, и теперь он лишь удивлялся собственной способности всегда ухудшить абсолютно все, как-либо касавшееся его. Римусу хотелось провалиться сквозь землю — он не знал, какой бес попутал его вот так глупо разрушить теплую, почти приятную атмосферу, создавшуюся в этой комнате. Сириус ведь открытым текстом выражал желание ужиться с ним «душа в душу». Почему нельзя было молча стерпеть его обычной манеры поведения и зачем было ненароком, но всерьез уязвлять его блэковскую гордость? Той ночью Римусу навряд ли пришлось бы узнать наверняка, насколько дискомфортным мог быть сон в кресле.