Юность

— Ебать ты умный, — Сириус подбадривающе толкнул Римуса в бок, выходя из класса. Только что ученики получили на руки свои проверенные тесты по Защите От Темных Искусств, и тот, как ни странно, сумел заработать оценку «В», означавшую «Выше ожидаемого». — Говорил же, что ты со своими мозгами справишься. — Может, профессор просто не ожидал от меня многого, — хмыкнул Лунатик, пробегая взглядом по своим ответам. — Вы что, умеете размножаться в полнолуние все-таки? — удивился Джеймс. — Конечно — а как еще, по-твоему? — усмехнулся Бродяга, отвечая за друга. — Сам бы попробовал написать этот тест дурацкий, — буркнул Хвост. — К тому же, — Сириус повис на плечах Лунатика и Сохатого. — Вы должны были бы припомнить, как у нашего дорогого волчонка как-то раз встал на одного крайне привлекательного пса — разумеется, что они могут плодиться! Ну, по крайней мере, хотят. — Я как-то не смотрел туда, — поднял бровь Джеймс. — Может, будешь говорить еще громче? — Римус сжал лист с тестом насколько сильно, что тот помялся. — И вообще, охотно верю в твои сказки, — добавил он, чувствуя как кровь все же прилила к его щекам. — Вот и правильно делаешь, — повернувшись к Лунатику, Бродяга усмехнулся. — Он был таким, эм… Ну, обычный волчий… — Ты что, пил с утра пораньше? — перебил его раскрасневшийся Римус и нахмурился, чувствуя в дыхании друга помимо сильнейшего запаха мяты еще один «прекрасный» непередаваемый аромат. — Нет, это все настойка Помфри, — Сириус изобразил отвращение, якобы засунув два пальца в рот. — Тогда это все-таки просто твое специфичное чувство юмора, как ты это называешь, — раздосадовано заметил Лунатик, сбрасывая со своего плеча на удивление легкую руку. — Слушай, Бродяга, я думаю, это прекрасный повод подержать рот на замке, — проделав то же, предложил Джеймс. — Отличная идея, — поддержал его Питер.       Сириус скрестил руки на груди. — Дуйся сколько хочешь — все равно сам потом скоро разобидишься. Ну, вряд ли кто-то, кроме нас, может вытерпеть твой характер, а без общения ты никуда, — Сохатый усмехнулся, но тут же получил легкий подзатыльник от Бродяги. — Ай. — Тебе бы тоже не помешало подержать рот на замке, — фыркнул Сириус, встряхивая волосами. — Королева драмы во плоти, — вполголоса прокомментировал Римус и хотел было увернуться от потенциального подзатыльника, но Бродяга, как ни странно, и пальцем не пошевелил. — Расслабься — ты не из тех людей, которым прям хочется и по роже дать и подзатыльник отвесить, — сказал тот. — И я тебя тоже очень сильно люблю, — ответил ему Джеймс. — Но я тоже умею раздавать подзатыльники. Просто к слову. — Ведете себя, как супруги, — заметил Питер. — Видимо, не я один считаю вас с Сохатым обожателями друг друга, — на ухо Бродяге прошептал Лунатик. — Вижу, у кого-то сегодня приподнятое настроение? — ухмыльнулся тот. — Ну, я выспался, — пожал плечами Римус. — И, вроде, даже не просыпался ночью. Редкое явление. — Неужели? — выпучил глаза Джеймс и поправил оправу очков на носу. — Ну, как любит говорить наша «Королева Драмы», нужно отметить это, — он усмехнулся. — Как же замечательно, что ты все еще хочешь проводить с нами время — я уже думал, ты выходные своей «девушке» посвятишь, — буркнул Сириус, преодолевая очередной лестничный пролет. — Да как ты можешь даже допустить такое в мыслях? — с напускным возмущением спросил Сохатый, приложив руку к сердцу. — В моем мире существуешь лишь ты. Лишь Ты, свет моих незрячих очей, Сириус Блэк Третий! — он наигранно поклонился Бродяге, и тому стоило больших усилий сохранить хмурое выражение лица.       И все-таки «свет незрячих очей Джеймса» сорвался на безудержный смех, когда заметил, что в то же время мимо проходила Лили, имевшая возможность лицезреть все это представление. Промолчав, та лишь гордо подняла курносый веснушчатый нос и, закатив глаза, прошла в класс заклинаний. — О-оу, кажется, кому-то изменили, — самодовольно прокомментировал Бродяга, и Сохатый, оказавшийся в довольно неловком положении, прикусил губу, пока карие глаза забегали по сторонам. — Ну ничего. Будь я не я, я бы тоже кому угодно изменил с собой, — добавил Сириус, проследовав в тот же класс, что и Эванс. — Мне бы его самоуверенность и самооценку, — сказал Питер Римусу, пока они следовали за друзьями. — Мне кажется, что эта лечебная настойка все-таки «веселит» его еще больше, — ответил тот, присаживаясь за парту. — И излишняя самовлюбленность — это тоже не есть хорошо.       Профессор Флитвик вскоре начал свой урок. Лунатик и Хвост записывали материал в тетради, как прилежные ученики. Бродяга и Сохатый делали то же, с отличием лишь в том, что они также успевали что-то бубнить громким шепотом и даже немного спорить по всяким пустякам. Чуть ли не лежа на парте, Римус с большим усердием пытался сфокусироваться на голосе профессора, когда у него под носом оказался скомканный клочок пергамента. Быстро спрятав его под партой, Лунатик мысленно обругал его отправителя.       Листочек с посланием был исписан с обеих сторон. «Помощь с зельеварением сегодня все еще в силе?..», — спрашивала одна. «Блэк — лох, и волосы у него сегодня странные», — гласила другая, изрисованная корявыми карикатурами на Бродягу. Вот Римус и выяснил, что такого важного днем ранее Джеймс хотел сообщить другу посреди урока.       Лунатик обернулся через плечо, пытаясь каким-то образом одним лишь взглядом спросить, действительно ли вопрос про зельеварение не мог подождать до перемены. Но Сириус, казалось, совсем не замечал его, глядя в другой конец класса, где расположилась, по большей части, «женская» половина присутствующих. Римус подумал, что было бы неплохо сделать другу выговор после урока. Хотя, когда в последний раз это как-либо влияло на поведение Бродяги? «В силе», — нацарапал он под вопросом и, ловким движением руки оставив ответ на парте Сириуса, продолжил записывать новую тему. — Бабу… бабо… Чего он там диктует? — Питер заглянул в тетрадь Римуса через его плечо. — «Баубиллиус», — шепотом ответил тот, обмакивая перо в чернильнице. — Заклинание, помогающее выпустить яркую молнию из конца волшебной палочки.       Все-таки днем ранее дело было не только в недосыпе Лунатика — путь по коридорам Хогвартса был ничем иным, как испытанием. Сириус, как это редко бывает, сегодня был прав в своем высказывании: «Мелюзга в край офигела». Первокурсники, преимущественно — гриффиндорские, носились повсюду, сбивая даже старших учеников с ног и один раз даже умудрившись бросить портфель, который благополучно попал в живот Римусу. — Мы в детстве такими же были? — спросил он, шагая полусогнувшись рядом с друзьями. — Не, мы вели себя еще похлеще, — обернувшись, ответил ему Сириус. — Бедный Хогвартс, — прокомментировал Лунатик, медленно выпрямляясь. — Да он уже закален нами, — со смешком сказал Джеймс. — Вряд ли кто-либо превзойдет Великих Мародеров. Разве что второе поколение, — он задумался, — ну, когда у нас будут дети и мы их воспитаем такими же, как мы сами. Ну и плюс их собственная креативность — и вуаля! — И вуаля — Макгонагалл на пенсии, — продолжил Римус, приподняв уголки губ. — С чего бы она стала отказывать себе в удовольствии выучить наследников своих любимейших и талантливейших учеников? — приподнял бровь Бродяга. — Мне кажется, что при всей любви мы ей конкретно подпортили нервы за эти несколько лет, — высказался Хвост, потупив взгляд. — Такова участь преподавателей, — Сириус пожал плечами. — Кстати, Сохатый, — он повернул голову к другу, — на зельеварении я сегодня работаю с Луни. У нас там просто практическая по парам, так что можешь сесть с Хвостом или попытать удачу со своей мозговитой Эванс. — Крысишь, — буркнул Джеймс, но, заметив, как Питер скорчил недовольную гримасу, тут же исправился. — В смысле, кидаешь меня. Не ожидал от тебя такой подлости. — Ну, ты и сам умный, если что, но с Лунатиком я как-то безопаснее себя чувствую, что ли, — послав ему воздушный поцелуй, Бродяга открыл скрипучую дверь кабинета зельеварения.       Римус задался вопросом, точно ли Сириус утром не перепутал настойку из больничного крыла с чем-нибудь поинтереснее. Хотя, возможно, у него сегодня, как и у Лунатика, было просто хорошее настроение — между пьяным Бродягой и Бродягой, вошедшим в раж со своим фирменным «юмором», разница была невелика. — Поставь эту склянку на место, — скомандовал Римус, когда не прошло еще и пяти минут урока. — Да оно просто пахнет интересно, — послушавшись его, оправдался Сириус.       Вздохнув, Римус спросил сам себя, почему вообще он решил побыть сегодня добродетелем и помочь другу на уроке — он, в отличие от Бродяги, состоя в этом дуэте, явно чувствовал себя не в безопасности. С халатностью Сириуса они вполне имели шанс взорвать котел, еще ничего толком не сварив. — Как ты вообще стал анимагом, если заявляешь, что зелья тебе не даются? — вполголоса поинтересовался Лунатик, нарезая корень асфоделя. — Там на кону была моя красота. Пойди что не так — я бы стал получеловеком-полусобакой навсегда, — пожал плечами Бродяга, аккуратно проделывая то же. — А тут на кону твоя успеваемость и безопасность — если котел взорвется, это тоже может сказаться на твоей красоте — ну там, осколок может попасть в твое лицо, и… — А ты, я так понимаю, бронированный? — отложив нож в сторону, Сириус поднял взгляд. — Или чего ты говоришь только обо мне? — Просто одним шрамом больше, одним меньше — на мне, в случае чего, заметно не будет, — тихо вздохнул Римус, не отвлекаясь от нарезки корня. — А на тебе — еще как. Ну, у тебя же, как все привыкли, такая светлая идеальная кожа, густые брови, все дела… Будет явно заметно, если это все подпортится хоть на малость из-за твоей безалаберности. — Ой, ну засмущал, — усмехнулся Бродяга, и Лунатик почувствовал, как он засмущался и сам — какого Мерлина он только что наговорил другу комплиментов? — Но только вот не надо прибедняться. Тебя шрамы красят — это даже твоя «изюминка». — Угу, и я не намерен ее разделять с кем-либо, так что фокусируйся, пожалуйста, на асфоделе, — ответил ему Римус, заметив, как Сириус чуть не полоснул себя по пальцам остро заточенным ножом. — И давай без лишней болтовни — Снейп со своим напарником — как там его фамилия? — уже явно опережает нас. — Да это Гойл — та еще бестолочь, со слов Регги, — отмахнулся Бродяга. — Каким бы целеустремленным зельеваром Нюнчик не был, этот парень явно будет его тормозить.       Вновь переведя взгляд на слизеринцев, Римус заметил, что выражение лица у Северуса было такое, будто он вот-вот дал бы этому Гойлу по голове. Причем неоднократно настучал бы он тяжеленным учебником «Расширенного курса зельеварения». Или это было обычное выражение лица Северуса? — К тому же, — Сириус прервал затянувшееся молчание, бросил первую порцию нарезанного корня в котел, и тот забурлил. — Мы с тобой явно опережаем Сохатого и Хвоста. — Потому что мы действуем четко по инструкции, — напомнил ему Римус. — Чего это Снейп чиркает там в книге?.. — Не знаю — может, наш с тобой портрет рисует, — ответил Бродяга, поймав на себе острый взгляд черных глаз. — Огрызок карандаша этот, небось, на полу нашел, — добавил он, помешивая зелье и опуская уголки губ. — Только книгу портит своими автографами «Принца-полукровки». — Совсем не обязательно быть таким злым. И вообще — шутить над чьим-либо материальным положением — такое себе занятие. Это бывает очень обидно и вообще низковато, — наконец, сделал ему замечание Лунатик, подумавший о том, как планомерно уменьшался семейный бюджет Люпинов, и как он, даже несмотря на довольно высокую должность главы семейства, вскоре мог оказаться не многим лучше, чем у Снейпов.       Сириус, резко посерьезневший в лице, словно сумел прочитать его мысли и мгновенно умолк. Остаток урока они провели практически не разговаривая, за исключением редких указаний от Римуса, контролировавшего процесс варки Напитка живой смерти.       Поскольку урок сегодня стоял не сдвоенный, многие не успели сварить зелье, а те, кто поторопились и все же приготовили заветное варево, сделали это явно неправильно. Профессор Слизнорт решил продолжить лабораторную на следующий день, и у Римуса в голове не было ни одного предположения о том, куда профессор собирался девать все эти котлы с потенциально смертоносными отварами.       Покинув кабинет, Бродяга и Лунатик словно перестали замечать друг друга. Сказать точнее, Римус словно стал пустым местом для Сириуса. Лунатик, не видевший явных причин для такого резкого поворота в их взаимоотношениях, гадал, задел ли он как-либо чувства Бродяги, теперь игнорировавшего его, или же тот испытывал неловкость за свои не совсем уместные высказывания. Конечно, с характером Бродяги больше на правду походило первое, но мало ли? — Я на поле, — сообщил Питер по возвращении в общежитие и нацепил пуховик. — Круто, — кивнул Джеймс, прихорашиваясь у зеркала. — Раз уж идешь пялиться на наших спортивных девчонок — предупреди Мередит, что я опоздаю на полчасика. — Я просто хочу посмотреть на дурацкий спорт! — возразил Хвост. — Она тебе по шапке не даст за такое? — поинтересовался Бродяга у Сохатого. — Чисто технически, если я шапку не надену — не даст, — ухмыльнулся Джеймс. — И да, я охотно верю, Пит, что ты на восемнадцатом году жизни залюбил спорт, именно когда в команде прибавилось хорошеньких девочек. — Ты гений, — констатировал Римус, читая «Ежедневный пророк» на своей кровати. — Не нужны мне твои новенькие девчонки! — насупился Питер. — Значит, тебя заинтересовали старенькие? А может вообще тебе нравится наш накаченный вратарь? — подколол его Сохатый. — Иди ты, — буркнул Хвост и, выйдя из комнаты, захлопнул за собой дверь. — Что на вас двоих сегодня нашло? — нахмурился Римус, складывая газету, в которой сегодня не печаталось ничего интересного. — Я — обычный, — не глядя на него, сухо ответил Сириус и, пожалуй, был прав — ранее он уже не раз садился на так называемые «эмоциональные качели». Может, Римус и вовсе не был причастен к тому, как все хорошее настроение вмиг «улетучилось» из Бродяги?.. — Я, эм… Я просто в приподнятом расположении духа — вот иду на встречу с особой, за которой бегаю уже как три года, — сказал Джеймс, поправляя яркий галстук на шее. — Как я выгляжу? — Волосы прилижи — девушкам не нравится, когда парни выглядят так, будто только что вылезли из могилы, — посоветовал ему Сириус и, достав из кармана брюк зажигалку, принялся вертеть ее в руках. — Ты сам прекрасно знаешь, что они нормально не лягут на затылке, даже если мыть их святой водой и твоим дорогущим ананасовым шампунем с кондиционером! — раздраженно выдохнул Сохатый. — Вообще-то, шампунь персиковый, — преспокойно поправил его Бродяга и поднял взгляд светлых глаз, в которых все же горела характерная для них искра, хоть сейчас она и была приглушена. — Не суть — я не принюхивался к твоим волосам, а за внимательное прочтение этикеток шампуней как-то не садился. — Странно, я думал, все читают их, пока принимают душ, — Сириус большим пальцем открыл зажигалку. — Не с моими глазами, — отрезал Джеймс. — В остальном выгляжу нормально? — У вас же даже не свидание, — напомнил ему Лунатик. — Но выглядишь хорошо. С волосами тоже все нормально — Лили не любит, когда парни явно что-то строят из себя. А так все отлично и естественно. — Каждая встреча может перерасти в свидание, — подмигнул ему через зеркало Сохатый, протирая линзы очков. — И спасибо. Пожелайте мне удачи — надеюсь, она будет слепо игнорировать мою утреннюю выходку… — Удачи, — в унисон ответили ему друзья. — Если ее вдруг смутило твое утреннее поведение, чур я второй в очереди за твоим вниманием и любовью! — впервые за последние несколько часов отпустил шутку Бродяга, пока Джеймс, шедший своей танцующей походкой, растворялся в коридоре.       Повисшее после молчание давило на Римуса, и он, прилегши на кровати, никак не мог придумать себе занятие. Вновь казавшийся понурым Сириус, поджав губу, достал из ящика тумбочки припрятанную в нем полную пачку сигарет и, вытянув из нее одну, прикурил. Лунатик отвел взгляд в сторону, будто из-за пелены дыма, рисовавшего в воздухе полупрозрачные витиеватые узоры, атмосфера в комнате становилась более личной и, по ощущениям, даже, скорее, интимной. Пускай Бродяга уже и курил в его обществе неоднократно ранее.       И все-таки, когда по времени первая сигарета уже наверняка сменилась второй, если не третьей, Лунатик осмелился перевести взгляд на друга, чувствуя, как в животе растекался непонятный обжигающий жар. Изящная рука неторопливо подносила зажатую между указательным и средним пальцем тлеющую сигарету к тонким губам и, когда обрамленные рядом густых ресниц глаза прикрывались от наслаждения, с той же грациозностью и непринужденностью опускалась обратно. Это зрелище отчего-то показалось Римусу завораживающим — пускай еще совсем недавно в такой ситуации он недовольно поморщил бы нос — и, если не считать сбившегося и затруднившегося из-за едкого запаха дыхания, он впервые за долгое время, как ни странно, сумел полностью расслабиться. До чего же приятно, когда грудь не тяжелит камень — скорее, даже, булыжник — потаенных волнений, а беспорядочный клубок мыслей сменяет пустота. На пару минут окружающий мир словно перестал существовать — остался лишь Лунатик, любовавшийся Бродягой, который лениво курил сигарету, а затем затушил ее пальцами и отправил окурок в приоткрытое окно. Римус, спустившись на землю, посчитал, что такая самонадеянность в один прекрасный день навряд ли сумела бы привести к чему-либо хорошему.       Когда нить мыслей все быстрее стала наматываться на фантомную катушку в полегчавшей голове, Лунатик подумал о том, что у человека, курившего от силы месяца два или два с половиной, зависимость от никотина навряд ли была настолько сильной, чтобы беспричинно появилась острая нужда в четырех его дозах за раз. Душу Сириуса явно гложили какие-то волнения, делиться которыми он ни с кем не спешил и которые он пытался заглушить таким не особо полезным способом. Римус, с которым они так и не обмолвились ни словом с окончания урока зельеварения, решил пока что не задавать лишних вопросов — он прекрасно понимал, насколько унизительными казались моменты, когда приходиться делиться проблемами, отравляющими тебя изнутри — видимо, в случае с Сириусом эта фраза была даже несколько более буквальной, чем в его собственном.       Бродяга так и не посмотрел на Лунатика. Зато тот, в свою очередь, сам того не замечая, принялся рассматривать его. Взгляд ореховых глаз скользил по фарфоровой коже, стараясь игнорировать так полностью и не зажившую рану, которая, впрочем, ни капли не портила симметричного лица. Даже, скорее, делала его чуть более «настоящим». Серые глаза, с близкого расстояния отливавшие голубоватым оттенком, потрескавшиеся нежно-розовые губы, нос с аккуратной горбинкой, острый подбородок и выпирающие высокие скулы — все в этом лице было гармоничным и казалось чересчур идеальным. В глубине медленно, но верно разрывавшейся на куски души Римус всегда завидовал Сириусу. Но сегодня он впервые задался вопросом, что стало бы с Бродягой, пройди юность, всегда красящая людей. Когда и без того светлые глаза начали бы выцветать, щеки впали бы еще больше, а к тому времени наверняка остриженные иссиня-черные кудри начали бы терять свой блеск и потускнели. Прошла бы красота Сириуса? Пропал бы его шарм? Стал бы Бродяга одним из сотен миллионов ничем не примечательных людей?..       Смутно представляя подобный образ, Римус скорее склонялся к отрицательному ответу. Сам не понимая почему, он считал, что Сириус попросту не мог быть «некрасивым» или даже просто «обычным». Отведя взгляд в сторону, Лунатик задался вопросом, в чем же было дело. Он подумал о Регулусе — практически идентичной копии старшего брата. Но ведь, несмотря на поразительное внешнее сходство, наверное, каждый объективно мыслящий человек сказал бы, что Сириус был красивее и «живее», в то время, как Регулус скорее походил на ожившую искусно выполненную фигуру из воска. Или, если заглянуть в его казавшиеся пустыми глаза, скорее, изо льда. Так что дело было не только в приятной наружности — помимо нее, Бродяга, в первую очередь, стало быть, был красив как личность, если так можно выразиться. По крайней мере, такое умозаключение пришло на ум Лунатику. И пускай Римус не сумел бы толком объяснить, что такого особенного было в Сириусе — абсолютному большинству людей его непредсказуемый энергичный характер наверняка, наоборот, показался бы утомляющим, как несколькими часами ранее заметил Джеймс, — но это суждение показалось ему невероятно точным.       Бродяга присел на кровать, и взгляд серых глаз, словно потемневших в последние пару часов, впервые за вечер встретился с парой зеленовато-карих глаз напротив. Выразительные миндалевидные глаза вопросительно распахнулись. Проморгавшись, Римус облизнул пересохшие губы и, взяв в руки первое попавшееся чтиво — им оказался уже пролистанный вдоль и поперек «Ежедневный пророк» — опустил глаза на рандомную статью, рассказывавшую об успехах сборной Шотландии по квиддичу на каком-то очень важном матче.       Черт, Лунатику явно стоило реже витать в облаках.