Юность

      Тревожность, гложившая Римуса на протяжении большей части прошедшего дня, видимо, стала причиной его беспокойного сна. Просыпаясь в холодном поту от ночных кошмаров каждые пару часов, он даже не сумел толком отдохнуть. По итогу, разбуженный Сохатым, как всегда вставшим даже чуть ли не на час раньше и теперь полным энергии, когда даже Питер уже принялся собираться на занятия и был способен наскрести хоть какие-то жизненные силы на предстоящий день, Лунатик чувствовал себя не многим живее какого-нибудь инфернала. Почему-то он даже не был удивлен, что вдобавок, ворочаясь во сне и то и дело меняя одну неестественную позу на другую, он умудрился потянуть шею так, что теперь та напрочь отказывалась поворачиваться в какую-либо из сторон без сопровождения резкой ноющей боли. — Старость не радость, а, Лунатик? — подколол друга Джеймс с кривой ухмылкой на губах, наблюдая, как тот растирал затекшие мышцы. — Похоже на то, — болезненно морщась, в тон ему ответил Римус. — А если серьезно — может тебе там плечи помочь размять или еще чего? — предложил Сохатый, вставая с кровати. — Спасибо, но не надо, — Лунатик хотел было покачать головой, но вовремя опомнился. У Джеймса были руки настоящего спортсмена, идеально подходившие для позиции охотника — мускулистые, сильные и с такой цепкой хваткой, что наверняка ненароком они могли бы переломать Римусу кости, которые, по ощущениям, и без посторонней помощи вот-вот должны были рассыпаться в щепки. — Оно, эм… Некритично, — добавил он, прежде чем дверь комнаты с тихим скрипом отворилась, и в комнату своей грациозной походкой вошел Сириус. — Привет, — выдавив из себя легкую улыбку, сказал Римус. Питер, все еще не проронивший за все утро ни слова, помахал Сириусу рукой. — Здорóво, — подойдя к другу, Сохатый выставил руку, которую Бродяга, пораздумав с пару секунд, все же пожал. — Могли бы немного поднапрячься и какие-нибудь флажочки «С возвращением, Сириус!» повесить, что ли, — шутливо фыркнул тот. — Тебя не было всего сутки, — напомнил ему Джеймс. — Целые сутки. И вообще, конкретно тебе под окном не помешало бы камнями извинения выложить, — Бродяга ухмыльнулся. — Ну я же еще вчера утром попросил прощения! — запрокинул голову Сохатый. — Которого я, вроде, пока что не давал. — Если твой ментальный возраст местами разнится с биологическим, то помиритесь на мизинцах или еще чего, и давайте просто спокойно собираться на занятия, — подключился к разговору Римус, вставая с кровати и протирая глаза. — На мизинцах?.. — переспросил Бродяга, переводя взгляд на свою ладонь. Когда три пары глаз недоумевающе посмотрели на Лунатика, тот понял, что в магическом мире эта всем известная «мирилка» не была популярна. Как, в таком случае, юные волшебники вообще разрешали конфликты между собой? — Проехали, — выдохнул он. — Просто давайте не будем лишний раз сотрясать воздух с утра пораньше. Плюс нам еще на занятия идти, а бухтение некоторых может помешать процессу обучения, — добавил он, проходя в ванную.       Возможно, кто-то из друзей пробубнил что-то ему вдогонку. Но не исключено, что это была просто галлюцинация на фоне недосыпа — Римус не был точно уверен. Струи прохладного утреннего душа помогли ему немного взбодриться, но все же полностью искоренить сонливость удалось бы, разве что, хорошенько отоспавшись следующей ночью, продержаться до которой удалось бы лишь с Мерлиновой помощью. Или с помощью огромной дозы кофеина. Вероятно, на второе рассчитывать можно было в большей степени.       Наведя относительный порядок в голове, Лунатик осознал, что захватил с собой из одежды целое ничего — на крючке не висело даже мантии. К его огромной удаче, он также забыл отправить снятую пижаму в корзину с грязным бельем, иначе определенно можно было бы проклясть это утро — выйти в комнату, пускай в ней и были лишь его лучшие друзья, которые за последние годы стали ему чуть ли не братьями, в одном лишь полотенце Римус еще явно готов не был. Не то, чтобы он боялся осуждения со стороны остальных мародеров, но все-таки демонстрировать лишний раз изуродованное шрамами тело, даже ближайшим для него людям, совсем не хотелось.       К тому моменту, как Римус вернулся в комнату, та, к его удивлению, оказалась практически пуста — один лишь Питер копался со своей сумкой в углу. Оказалось, что Сириус забыл захватить в Больничном крыле некую настойку, которую Помфри сказала ему пропить еще один день, и вместе с Джеймсом отправился забирать ее. Лунатика приятно удивило, что отношение Бродяги к собственному здоровью было ответственнее, чем он считал. Отворив дверцы шкафа, Римус скрылся за одной из них и, пока в комнате, помимо него, находился один лишь Хвост, натянул на себя черные брюки, которые в последнее время стали ему великоваты, и бежевый свитер, неплохо помогавший скрыть и худобу торса, и перманентные красные полосы на шее. — Пит, не видел мою мантию? — спросил он, перебирая вешалки и не находя на них искомое. — Какая-то, вроде, висит на стуле, — откликнулся Хвост, шелестя упаковкой печенья, сухариков или еще какой-то отнюдь не полезной пищи, накупленной прозапас. — Спасибо, — бросил Римус, уже накинув одеяние и негодуя, как же он мог оставить какую-либо из своих вещей не на месте и даже не заметить этого. Хотя, в том состоянии, в каком он пребывал днем ранее, можно было вытворить всякое. Однако, когда оказалось, что взятая со спинки стула мантия для него была коротковата, в голову закралось предположение, что его собственная как раз-таки висела на месте, и ее просто-напросто надел кое-кто другой. Кое-кто, с кем этот самый шкаф Лунатику приходилось делить. — Будешь? — Питер протянул ему полупустую упаковку сырных чипсов. — Нет, спасибо, — ответил Римус, припоминая, как, попробовав что-то подобное с год назад, он испытал ужасную изжогу и с тех пор больше не прикасался к «химозной» еде.       Хвост пожал плечами и продолжил наполнять свой желудок, который, казалось, мог переварить абсолютно что угодно, хрустящими картофельными пластинками.       В комнату влетели Джеймс и Сириус. Последний на расстоянии вытянутой руки от себя держал бутылек с жидкостью неизвестного состава, словно в ней было ничто иное, как смертоносный яд. — Оно не кусается, — наблюдая за ним, сказал Римус и скрестил руки на груди. — Зато вполне может разбиться, — добавил он, когда бутылек с грохотом был поставлен на подоконник. — Не нуди. Пока из него не выветрится этот убийственный запах, я ближе, чем не полметра, свое лицо к нему не поднесу, — буркнул Бродяга. — Фига ты вымахал, — заметил он, глядя на то, как на Лунатике болталась коротковатая мантия. — Ага, а ты уменьшился, — со смешком заметил Сохатый, осматривая его. — Тебя ничего не смущает? — Римус приподнял бровь, заметив, как мантия Сириуса, в свою очередь, заканчивалась много ниже колен.       Повернувшись к зеркалу, Бродяга понимающе кивнул. — Черт, видимо, по запарке взял. А ты мог бы и сказать, — он толкнул Джеймса под ребро. — Ага, у меня зрение же как раз такое замечательное, чтобы высматривать, что и как на тебе сидит, — буркнул тот, отступая в сторону. — Одет и ладно.       Обменявшись с Сириусом мантиями, Римус почувствовал, что за какие-то пять минут та успела впитать едва ощутимый аромат дорогого одеколона. В принципе, это было не критично и определенно гораздо лучше, чем если бы его одежда впитала запах утренней сигареты, какой Бродяга в последнее время нередко любил побаловаться. — Слушай, — обратился к Лунатику Сохатый, когда тот непослушными пальцами завязывал на шее яркий красно-желтый галстук, — а ты можешь, пожалуйста, узнать у Эванс, какие у нее планы на Валентинов день? За мной будет должок. — Джеймс, до Валентинова дня еще неделя или полторы, — вздохнул Римус. — И я бы рад помочь и безвозмездно, но это будет выглядеть, как будто приглашать ее собираюсь я, а не ты. — Но нужно же успеть пригласить ее до того, как это сделает кто-то другой! — Вот возьми и пригласи, — Лунатик немного ослабил галстук. — Ну или сам спроси ее о планах. Если она в разговоре сама вдруг затронет эту тему — обещаю пересказать сказанное ею. Советую, кстати, вести себя ближайшее время примерно, как и вчера — ей это понравилось. Только не говори Лили, что я тебе об этом сказал. — Постараюсь, — постукивая ногой по дощатому полу, ответил Сохатый, не скрывая легкой улыбки. — Не видел мой значок старосты? — спросил Римус, осматривая комнату. — Бродяга, тебе не холодно в рубашке?.. — Не-а, я уже привык, — откликнулся тот, даже не посмотрев в его сторону. — Лунатик, он же у тебя на месте, — Джеймс ткнул его в грудь. — Ну, смотри сам, — обнаружив, что значок и вправду был на месте, безэмоционально бросил Римус и вновь перевел взгляд на Сириуса, который, вдобавок, еще и не застегивал рубашку до конца, — ты только вчера еще простуженный лежал. — Что было, то прошло, — в тон ему протянул Бродяга, крутя кольцо на пальце. — Это не так работает… Но как знаешь, — вздохнул Лунатик, зная, что спорить с ним — пустая трата времени и сохранившихся нервов. — Ты, кстати, галстук завязал узким концом вперед, — заметил Джеймс. — Как вообще так можно умудриться? Не выспался, что ли? — Вроде того, — раздраженно выдохнул Римус и все-таки проклял не задавшееся утро, развязывая галстук, с которым он и так мучился, по ощущениям, с четверть часа. — Помочь, может? — Сохатый глядел на него так, будто пытался прикинуть, сколько картошки поместилось бы в мешки под ореховыми глазами. — Давай, — сдавшись и чувствуя, как собственные руки у него словно медленно и верно отнимались, Лунатик протянул ему свой галстук. Он подумал, что, если за завтраком на столе не окажется кофе, к концу дня он однозначно будет ощущать себя не многим лучше, чем если сбросится с Астрономической башни.       Когда с несчастным галстуком было покончено, Римус вместе с остальными мародерами отправился в Большой зал под причитания Питера, который был единственным из них, кто что-либо съел с момента пробуждения, но, каким-то образом, и единственным, кто уже успел проголодаться так, что, с его слов, его желудок уже наверняка начал пожирать сам себя.       Лунатик, подобно Бродяге накануне, был готов уверовать во что-то или в кого-то свыше, когда за завтраком ему, как он и желал, выпала возможность опустошить не одну чашку крепкого кофе, в тот момент явившегося ему «водой жизни». Беспокойство друзей за исправную работу его сердца стало единственной причиной, почему Римус не принялся за третью по счету дозу кофеина в течение первых пяти минут трапезы. — Хочешь, поменяемся местами на трансфигурации? — предложил Сириус, жуя тыквенную пастилку. — У нас спать удобно. Конспект потом перепишешь у кого-нибудь. — Я подумаю, — ответил Лунатик, уже чувствуя легкий прилив сил. — Чего думать — ты пирог собирался ложкой есть, — Бродяга легким касанием прилизал прядь темно-русых волос, которые Римус, по всей видимости, забыл уложить утром. — Может, так и нужно было, — буркнул тот, понимая, как глупо выглядел такой поступок, и, взяв в руки остаток пирога, отправил его в рот и запил остатком кофе на дне чашки. — Ладно, я согласен. Это очень… Любезно с твоей стороны, — он с трудом сформулировал мысль.       Сириус одарил его легкой улыбкой и, заметив на себе взгляд девчонки курса так с четвертого, сидевшей напротив, поспешил посмотреть куда-то в сторону и на мгновение недовольно скривил губы. Были же у некоторых проблемы…       Жесткие скамейки и деревянные парты в кабинете трансфигурации не сравнились бы с мягкой кроватью, в которую так хотелось вернуться. Но все-таки, когда глаза слипаются автоматически, тело отказывается принимать команды, а на уме одни лишь мысли о том, как бы продержаться до конца дня, не провалившись в сон на ходу, это не имеет большого значения. Занятие еще даже не началось, а Римус уже клевал носом (все-таки чудесный кофе не дал ему нужного запаса энергии), и, в конце-концов, сложил руки на парте и положил голову на них.       Одноклассники переговаривались в полный голос. Джеймс то и дело окликивал Сириуса, занявшего место Лунатика и теперь сидевшего на парту ближе к профессорскому столу. Пару раз над головой Римуса даже пролетел заколдованный журавлик. Однако даже все это не помешало ему погрузиться в сладкую дремоту, увидеть перед собой размытые цветные силуэты и ощутить запах французского одеколона, видимо, все еще не выветрившегося из мантии. Он, кажется, даже начал слышать голоса, не принадлежавшие никому из присутствовавших, и его сознание определенно растворилось бы в полноценном сне в течение ближайших пары минут, если бы не чертов звон колоколов, извещавший о начале занятий.       Нехотя выпрямившись, Римус поднял взгляд на учительский стол, где уже сидела серая полосатая кошка. Лунатик насторожился, не сбредил ли он окончательно от недосыпа, когда профессор Макгонагалл начала диктовать новый материал, не выходя из своей анимагической формы. Или это было нормой? По крайней мере, Сохатый, Бродяга и Хвост вели себя абсолютно непринужденно, как и остальные ученики. Римус, не желая извещать кому-либо о своем явном сумасшествии раньше времени, принялся записывать слова, не означавшие для так и не проснувшегося сознания абсолютно ничего, когда вдруг почувствовал, как Джеймс принялся пинать его под партой. На вопросительный взгляд тот никак не реагировал и, в конце концов, накинулся на него так, что Лунатик судорожно подпрыгнул на месте.       Удар о скамейку был не самым приятным ощущением. Он открыл глаза. Лист тетради был чист. Джеймс что-то строчил в своей тетради, не обращая на своего нового соседа по парте ни малейшего внимания и лишь время от времени опасливо поглядывая на профессора Макгонагалл, которая объясняла новую тему в своем нормальном, человеческом обличье. Один лишь Сириус обернулся посмотреть, что за глухой удар послышался за его спиной. Порой Римус сам поражался способности собственного мозга прорабатывать бредовые сны до мелочей. Было бы неплохо, если бы тот тратил эти жизненные силы на время бодрствования.       Сохатый скомкал исписанный и изрисованный лист пергамента и, бросив мимолетный взгляд на Макгонагалл, убедился, что она не смотрела в их сторону, после чего бросил его на парту Сириуса. Тот, разгладив записку и пробежавшись глазами по ее содержимому, решил не вертеться на месте и ограничился показом одного крайне интересного пальца. Все шло своим привычным чередом. Римусу даже стало немного интересно, что такого Сохатый наговорил другу в письменном виде.       Остаток урока Лунатик просто пролежал на парте с закрытыми глазами, время от времени шевеля то рукой, то ногой, дабы не позволить себе вновь забыться сном, но, в то же время, позволить собственному мозгу расслабиться и подсобрать жизненные силы. — Странно, что Макгонагалл не заметила меня, — сказал он, уже выйдя из кабинета и вместе с друзьями спускаясь на урок зельеварения. — Ты свою обычную осанку видел? — усмехнулся Джеймс. — Особой разницы не видно — клюешь ты носом, пока пишешь, или лежишь на парте. — Ну уж спасибо, — буркнул Римус, сводя лопатки за спиной. — Ты так сантиметра на два-три выше становишься, — заметил Сириус, который даже со своей гордо выпрямленной спиной теперь оказался незначительно ниже него. — Ты, кстати, чего как ужаленный в классе подпрыгнул? — Эм… Бывает же, что просто на ровном месте тебя всего передергивает? — сам не зная зачем, солгал Лунатик. — А, — Сириус понимающе кивнул, — да, у меня такое было раньше… Прекратилось, когда я из дурдома на площади Гриммо сбежал. — Это же обычно нервное? — припомнил Питер. — Вроде как, — пожал плечами Римус. — Ну, мало какой организм не занервничает после беспокойного сна и отсутствия нормального сна как такового на протяжении нескольких дней. — Логично, — согласился Джеймс. — Можешь еще и на зельеварении подремать — наверняка Слизнорт будет весь час распинаться о пользе какого-нибудь лунного камня… Адуляр или как там его называют по-умному. — По-научному, сказать корректнее, — поправил его Лунатик. — Вижу, чей-то мозг уже возвращается в режим всезнайки, — уголок губ Бродяги дрогнул. — Я не всезнайка, — поджал губу Римус. — И, думаю, что сумею все-таки продержаться до обеда — потом в библиотеке полчаса подремлю. Все-таки на зельеварении, к тому же, меня небось Нюниус выдаст профессору. — Ага, а я тогда спалю, как кое-кто брал у Слизнорта крылья какой-то там засушенной бабочки, — глядя на наручные часы, пробормотал Сохатый. — Зачем ему крылья засушенной бабочки?.. — недоуменно спросил Лунатик. — Видимо, бедный Нюнчик уже не может позволить себе нормальное пропитание, — насмешливо предположил Сириус и вместе с Джеймсом залился смехом. Питер с легким опозданием присоединился к ним. Видимо, Римус был единственным, кто не поощрял привычки друга зло острить над окружающими. Но запретить что-либо Бродяге он был не в праве, да и не быть же никому идеальным.       Молчаливо постояв в сторонке с полминуты, он дождался, пока Сириус заговорил снова: — Ну, а вообще, мне птичка напела, что он у нас не на шутку увлекся зельеварением в последнее время и что-то кашеварит вне уроков. Не дай Мерлин, чтобы он в будущем в целители или, еще хуже, в профессора подался. Детей своих скорее в далекий Дурмстранг отправлю, чем дам ему учить их. — Я думал, ты детей только крестных хочешь? — напомнил ему Римус. — Ну, значит крестников, — ответил Бродяга одновременно со звоном колоколов, означавшим, что они уже опаздывали на занятие.       Мародеры со всех ног бросились в подземелья, и такая своеобразная «утренняя пробежка» помогла Римусу взбодриться чуть больше. По итогу, к концу учебного дня его тело было способно функционировать практически полноценно, чего нельзя было сказать о его сознании — наибольшей помехой нормальному существованию стала жуткая головная боль, вылечить которую, по ощущениям, была способна только гильотина.       Удушающие тучи нависли над Хогвартсом, и зажечь керосиновую лампу, даже при дневном свете, явно было не лишним. Сидя в библиотеке, Римус переписывал конспект Сириуса, написанный на удивление аккуратным почерком, подперев щеку кулаком и подумывая о том, чтобы отправиться в Больничное крыло за какой-нибудь настойкой от мадам Помфри. Время от времени он поглядывал в угол читального зала, где сидела Лили, поддерживавшая разговор с Джеймсом, все же решившимся попытаться с ней побеседовать и, возможно, даже обсудить планы на День Святого Валентина. Сохатый время от времени выдавливал из себя кривоватую улыбку — вероятно, от волнения, признаком которого было то, как он непроизвольно заминал кулаки. Эмоции Эванс прочитать было сложнее, но все-таки можно было уловить легкую улыбку, изредка касавшуюся ее губ, и отведение изумрудных глаз в сторону то ли от скуки, то ли от смущения — видимо, на этот раз она была более склонна к общению с Поттером, чем все предыдущие. Из другого конца зала за тем же зрелищем с явным недовольством наблюдал Снейп. За соседней от Римуса партой расположились Питер и Сириус, сверлившие того взглядом, параллельно выполняя домашнее задание по заклинаниям. За спиной у Лили сидели Марлин и Мэри, то и дело перешептывавшиеся либо об услышанном, либо о чем-то своем. Общая обстановка в зале была напряженной — по большей части, из-за зрительных войн мародеров с Северусом, — поэтому Римус старался как можно больше фокусироваться на своем конспекте. — Как думаешь, — щекочущее горячее дыхание прямо у него над ухом заставило Лунатика резко обернуться, из-за чего шея, так полностью и не разогретая с самого утра, болезненно заныла. — Эм, ты в порядке? — спросил хрипловатый шепот, заметив перекошенную гримасу на его лице. — Да, просто… Старость действительно не радость, — отшутился Римус, глядя на обеспокоенно нахмурившегося Сириуса. — Ты что-то хотел? — Хотел спросить твои ставки на то, получится ли Сохатому уломать Эванс на свидание на сей раз.       Лунатик пожал плечами и бросил взгляд на Лили, которая уже объясняла что-то Джеймсу, устроившемуся за одной партой с ней. — Навряд ли. Лили — не тот человек, который побежит на свидание с первого же приглашения от человека, который ее, вроде как, бесил. Но, возможно, у них получится наладить отношения… Это уже было бы неплохо. — Эх, такого парня упускает, — цокнул Бродяга. — Ну-ну, вижу, его главный поклонник, на случай чего, уже нарисовался, — подколол его Лунатик и, откинувшись на спинку стула, помассировал виски — становившаяся невыносимой боль в голове ослабилась. — Эй! — он почувствовал легкий толчок в плечо со спины, и Сириус, бросив на парту учебник по травологии, занял свободное место рядом с другом. Окинув зал взглядом, Римус обнаружил отсутствие Питера — стало быть, тот пропадал на кухне. Или же снова забыл взять что-нибудь в общежитии.       Какое-то время они просидели в молчании. Можно было даже услышать, как Лили в полголоса объясняла Джеймсу лечебные свойства разных трав. У Сохатого никогда не было проблем с учебой, и с травологией помощь ему явно не была нужна. Да и выглядел-то он так, будто пропускал слова мимо ушей и лишь наслаждался приятным голосом Эванс. Но, время от времени, он все же задавал вопросы по теме и плохо сдерживал улыбку, когда зеленые глаза загорались, и Лили, которая была, пожалуй, лучшей ученицей по травологии на целом курсе, с увлечением начинала объяснять все в подробностях.       Римус даже не замечал, что его неоднократно окликнул Сириус, пока тот не потряс его за плечо. Недовольно промычав, он выпрямился и, развернув корпус к Бродяге, вопросительно выгнул бровь. — У нас была домашка по ЗОТИ? — спросил тот. — Без понятия — если кто-то забыл, я до конца урока не высидел, — выдохнул Лунатик, проводя рукой по растрепавшимся волосам. — Точно… Извини, — Сириус виновато улыбнулся. — Выглядишь помятым… Может к Помфри заглянешь все-таки? — Думаю, ты как никто другой поймешь, как сильно я не хочу лишний раз пить лекарства из Больничного крыла. Тем более по пустякам вроде недосыпа и легкой головной боли, — Римус запрокинул голову. — Наверное, если бы я съел пару долек шоколада, мне стало бы лучше… Но запас исчерпался еще вчера, — прикрыв глаза, добавил он. — А ты мою плитку взял все-таки? — скучающе прикрывая книгу, спросил Бродяга. — Во-первых, мне неудобно копаться в твоих вещах, — Лунатик осторожно покачал головой. — Во-вторых, мне как-то… Ну, неудобно брать что-то за просто так в принципе. — Не просто так, а для твоего ментального здоровья, — поправил его Сириус. — И ладно тебе — возьми, если тебе нужно. Ты же прекрасно знаешь, что я сам шоколад не особо-то и жалую, — он приподнял уголки губ. — Тогда зачем ты его купил? — хмыкнул Римус. — Тебе взятки давать, — симметричная улыбка сменилась ухмылкой, и Бродяга встал из-за стола. — Пойдем в общежитие? Нюнчик вон во мне своими бездушными глазами скоро отверстие прожжет.       Бросив мимолетный взгляд на Северуса, который уже перевел взгляд похожих на две дыры глаз с Лили на Сириуса, Лунатик медленно кивнул и, собрав свои вещи, освободил парту. Перекрестив пальцы и показав их Сохатому в знак поддержки, Бродяга уверенно зашагал к выходу. Римус отправился за ним.       Полупустые коридоры казались как никогда шумными, и творилась в них, по ощущениям, самая настоящая суматоха. Ну, или же это Лунатик был настолько неуклюж, что пару раз чуть не столкнулся с незнакомыми лицами — если бы не Бродяга, то и дело дергавший его за плечо или толкавший его в бок, определенно произошел бы как минимум один не особо приятный инцидент.       Какого же было облегчение, когда в пустой комнате общежития его уши уловили практически абсолютную тишину.       Римус присел на кровати, вслушиваясь в блаженный глухой стук тяжелых капель по крыше и окнам. Сириус покопался в кармане пальто — казалось, еще немного, и изящная рука по локоть потерялась бы в нем — и выудил плитку темного шоколада. — Поймаешь? — спросил он, обернувшись к Лунатику и, не дожидаясь ответа, подкинул сладость в воздух.       К своему удивлению и удаче Римус сумел схватить плитку шоколада до того, как она приземлилась бы на жесткий пол. — Молодец, — Сириус присел рядом с ним. — Спасибо, — смущенно улыбнулся Лунатик. Ему было неловко принимать что-либо от друзей — даже такие мелочи — безвозмездно. Открыв шелестящую упаковку и разорвав слой фольги, он поделил плитку на полосочки и из вежливости предложил одну Сириусу, пускай тот и обозначил, что не был особым любителем шоколада. Но все же тот принял предложение, и минуту спустя кусочки шоколада, один за другим, исчезли за рядом аккуратных зубов.       Шоколад был подтаявшим — еще бы, он ведь не один день пролежал в кармане кашемирового пальто! — но от того нисколько не менее вкусным. По итогу ели его все-таки двое — Римусу такой расклад нравился явно больше, чем если бы он слопал всю плитку в одиночку. — Ты, кстати, знаешь, что шоколад типа ядовит для собак и волков? — напомнил ему Сириус. — Ага, полагаю, здорово, что мы все еще живы, — приподнял уголок губ Лунатик и скомкал пустую упаковку вместе с фольгой. — Давай сюда, — взяв этот мусор в руки, Бродяга метким броском отправил его в урну у дальней стены. — И-и-и… Блэк зарабатывает сто очков для Гриффиндора! — со смешком сказал он, будто комментировал спортивный матч. — Насколько я помню, за последний месяц Блэк только потерял сто очков со счета Гриффиндора, — усмехнулся Римус. — Тихо, — серые глаза — того же цвета, что и тучи, за какими сегодня спряталось совсем не согревавшее солнце, — глядели на него исподлобья, и Сириус поднес длинный палец к бледным губам. — Ладно-ладно, молчу, — улыбнулся ему Лунатик. — Спасибо еще раз за угощение. — Да не за что, — пододвигаясь чуть ближе к нему, ответил Бродяга. — Тебе как — лучше?       Оценив собственные ощущения, Римус кивнул.       В комнату неспешно вошел Питер. — Там на кухне яблочные пироги пекут… Если хотите — можете сходить, — сообщил он, плюхаясь на кровать. — Спасибо, мы не голодны, — ответил Сириус. — Сохатого не видел? — Помогает Эванс учебники тащить. И Марлин. И Мэри. Неплохо они втроем пристроились, короче. — Может, он сам им предложил, — сделал предположение Римус. — Я тоже им иногда предлагаю свою помощь. — Зачем? Своих книг мало? — буркнул Хвост. — Это называется вежливость, Пит, — ответил Лунатик. — Ты наших однокурсниц видел вообще? Большинство из них гномы буквально — там со всем тяжелым захочется помочь, — заметил Сириус. — Ну, только им не смейте так сказать, — усмехнулся он. — Угу, не то, что мы — двухметровые лоси, — заметил Римус, не упоминая, что данное описание относилось ко всем мародерам, кроме Хвоста, который был чуть ли не на голову ниже друзей. — Джеймс, скорее, олень, — со смешком заметил Бродяга. — Ну, тогда уж двухметровый олень, пес, волк и… — Римус перевел взгляд на Питера, которому данное сравнение явно не приходилось по душе. — Двухметровая крыса звучит как сущий кошмар, — Сириус изобразил отвращение. — Нормальное животное! — выпалил Хвост, и его пухлое лицо порозовело. — Да я ж шучу, — поспешил оправдаться Бродяга, махнув рукой. — Шуточки у тебя… — Питер, видно, не сумел найти подходящего слова. — А у тебя, кстати, лицо грязное, — сменил он тему, повернувшись к Римусу.       Тот принялся протирать уголки губ, но, видно, безрезультатно — взглядом спросив разрешение, Сириус коснулся изуродованной шрамами щеки ледяной ладонью и костлявым пальцем вытер с нее остатки шоколада. Встав с кровати, он направился в ванную и сполоснул запачканные руки. Римус посчитал это хорошей идеей и последовал за ним.       Спустя с четверть часа, когда Хвост уже задремал, Бродяга от скуки листал учебник зельеварения, а Лунатик читал очередную маггловскую книгу — наконец-то его руки дошли до «1984» — в комнату вернулся Джеймс с кривоватой улыбкой на губах. — У тебя инсульт? — с издевкой поинтересовался Сириус, стоило тому пересечь порог. — Завали, — ответил ему Сохатый, не переставая улыбаться. — Полагаю, с Лили все прошло на «ура»? — прикрыв книгу, Римус поднял взгляд на друга. — Ага. Она даже согласилась помочь мне подтянуть травологию, — понизив голос, словно это было секретом, ответил Джеймс. — Можно подумать, тебе это нужно, — фыркнул Бродяга. — Мы с Хвостом у тебя скатываем. Ну, и иногда у Лунатика. — Да, но… Когда она объясняет что-то, что ей нравится… Вы замечали, как в хорошем настроении ее глаза становятся из изумрудных… Цвета весенней травы? — Делать нам нефиг — Эванс твою разглядывать под микроскопом, — буркнул Сириус, но Джеймс явно не слушал его. — И ее улыбка… — продолжал тот, прикрывая глаза, словно восстанавливая перед собой портрет Лили. — Она такая… Красивая, — он принялся жестикулировать. — Да поняли мы, — Бродяга хлопнул его по плечу, как бы возвращая на землю. — В следующий раз в Хогсмиде обязательно отметим это. — А тебе лишь бы выпить, — упрекнул его Римус. — Это все очень здорово, — мягко добавил он, улыбнувшись Джеймсу. — А что по поводу дня… — Я как-то и забыл про Святого Валентина, — нахмурился Сохатый. — Ну ничего — как-нибудь во время наших частных уроков спрошу. Они, кстати, будут каждый день. Клево, правда? — Да-да, я очень рад, что тебя у нас уводит какая-то рыжая мозговитая девчонка, — пробубнил Сириус. — Мы ж ничего не говорили, когда ты со своими пассиями пропадал, — припомнил Лунатик. — И вообще, не веди себя как ревнивая девчонка с примесью ворчливого деда. — Я ведь и обидеться могу, — наигранно надулся Бродяга. — Короче, поздравляю тебя, если серьезно, — он еще раз хлопнул Джеймса по плечу, на сей раз мягче, по-дружески. — Спасибо, — Сохатый снял очки и, отложив их на тумбочку, лег на кровать, мечтательно глядя в потолок — Римус про себя предположил, что тот уже представлял, как наконец-то провел бы идеальный Валентинов день с Эванс.       Общежитие снова погрузилось в тишину, прерываемую дождем, тарабанившим по черепице и стеклам, и шелестом перелистываемых страниц книг. — Луни, — послышался тихий шепот, и такое сокращенное, словно уменьшительно-ласкательное прозвище означало, что Сириусу определенно нужно было что-то от Римуса.       Подняв взгляд, тот вопросительно выгнул бровь. — Дай списать зелья, — Бродяга скорчил щенячьи глазки и приложил одну ладонь к другой. — Списывать — нехорошо, — так же шепотом ответил Лунатик, откладывая недочитанную книгу в сторону. — Ну пожалуйста — ты же знаешь, что мне они не даются. — Ты же на мракоборца поступаешь — тебе зельеварение сдавать в любом случае придется, — ответил Римус, вставая с кровати. — Давай лучше я просто помогу. — Ну, можно и так, — отодвигаясь в сторону, Сириус освободил половину кровати.       Присев рядом с ним, Лунатик взял в руки тетрадь с заданием, лежавшую у Бродяги под носом, и, пробежав по вопросам взглядом, довольно быстро схватил, что к чему. Прочистив горло, он принялся потихоньку вытягивать из Сириуса информацию, которую тот, как оказалось, знал довольно неплохо. Шум дождя за окном и вой ветра где-то вдалеке создавали расслабляющую, приятную для процесса обучения атмосферу. Объяснять другу затруднительные моменты приносило Римусу огромное удовольствие, да и в роли «преподавателя», со слов Бродяги, он был довольно хорош. Лунатик подумал, что, если бы не некоторые обстоятельства, помимо мракоборца и целителя из него, возможно, мог бы выйти еще и хороший профессор.       Если бы…