Юность

      «Молодость весела без причин» — так еще в девятнадцатом веке заявлял Оскар Уайльд в своем известнейшем романе. Почему-то у абсолютного большинства людей и волшебников по достижении определенного возраста складывалось мнение, что у более младшего поколения не может быть поводов для беспокойств — будто у людей, еще не имевших собственной семьи, жизнь обязательно была беззаботна, а на уме были одни лишь развлечения. Римус Люпин не мог согласиться с данной точкой зрения. Он затруднился бы назвать «лучшие годы своей жизни» веселыми. Больной ликантропией, с детства он был уверен, что обречен на вечное одиночество и бессмысленное существование. Римус не верил словам родителей, говоривших, что в его жизни обязательно должны были появиться люди, которым тот смог бы полностью открыться и которые полностью приняли бы его со всеми изъянами. Детское сознание никак не могло понять, почему бы кому-то захотелось дружить с оборотнем — соседские дети редко соглашались играть с ним, а некоторые даже напрямую называли его уродливым. Но Римус не держал на них обиды — ему и самому было неприятно покрытое шрамами лицо, что глядело на него из зеркала каждое утро. Так продолжалось до поступления в Хогвартс, где он, к своей неожиданности, смог обрести настоящих друзей — Джеймса Поттера, Сириуса Блэка и Питера Петтигрю. Они помогали Римусу относиться к себе с меньшим отвращением, и с момента встречи с «мародерами» серая жизнь юного оборотня, впервые за долгие годы, заиграла едва заметными красками. Пожалуй, друзья были главной причиной, по которой Римус все еще гнал мысли о сведении счетов с жизнью прочь. С ними он чувствовал себя по-настоящему значимым. На втором курсе ему пришлось доверить друзьям свой секрет. Каково же было облегчение, когда те лишь дали Римусу новое безобидное прозвище — «Лунатик». Мародеры всегда старались поддерживать друга, помочь ему почувствовать себя «таким, как все». На пятом курсе они и вовсе стали незарегистрированными анимагами с целью помочь ему переживать полнолуния чуть менее мучительно. Когда рядом находились олень, черный пес и едва заметная на их фоне крыса, обращения словно становились менее болезненными, а порой даже удавалось сохранить рассудок в волчьем обличье.       Однако первое полнолуние в 1977 году Римусу пришлось вновь пережить в одиночестве, ведь выпадало оно на пятое января, а Сохатый, Бродяга и Хвост на рождественские каникулы разъехались по домам.       На протяжении всех каникул он был обеспокоен мыслью о том, насколько плохо могло пройти обращение. И не зря. Прошлая ночь обернулась для Римуса сущим адом — он отчетливо помнил, как скулил и метался от боли по всей Визжащей хижине. Наверняка у юных волшебников Хогсмида появилась пара новых страшилок о привидениях, обитающих в шатком домике на окраине деревни. Римус был уверен, что это был один из самых болезненных процессов обращения, что ему приходилось переживать за всю свою жизнь. Наутро выяснилось, что он заработал себе, как обычно, несколько растяжений, а также умудрился сломать лучевую кость правого предплечья. Нет нужды упоминать о многочисленных свежих ранах. Мадам Помфри, школьному целителю, пришлось попотеть, залечивая каждую из травм на юном теле и накладывая гипсовую повязку на сломанное предплечье, когда Римус, еле передвигавшийся от боли и изнеможенности, добрался до Хогвартса после восхода солнца. И вот, он лежал в больничном крыле Хогвартса в ожидании полного исцеления увечий.       Боль постепенно стихала. Медленно поднявшись с жесткой кровати, Римус обратил взгляд на старинные часы, стоявшие у стены. Девять часов утра. За исключением мучений, что ему пришлось пережить несколькими часами ранее, это было обычное начало дня — такое же, какое было днем ранее и наступило бы днем позже. Лишь пройдя несколько шагов по направлению к прикроватному столику, Римус, едва способный собрать свои мысли в кучу, осознал, что каникулы подошли к концу. Черт, пережив прошлой ночью обращение в волка, он совсем забыл, что учеба должна была начаться уже на следующий день. «Значит, завтрашнее утро будет лучше вчерашнего и уж явно приятнее сегодняшнего: Сохатый, Бродяга и Хвост вернутся в школу», — пронеслось в голове, и эта мысль заставила Римуса слегка улыбнуться впервые за последние пару дней.       Римус в какой-то степени завидовал друзьям — те провели каникулы в окружении близких им людей, в теплом кругу семейного очага. Он же всегда оставался на рождественские каникулы в Хогвартсе. Досада и обида на несправедливость жизни давно засели глубоко в душе, однако ничего поделать было нельзя. В то же время он был и рад за остальных мародеров, а особенно за Сириуса, который, сбежав из дома прошлым летом, поселился у Поттеров и впервые смог в полной мере узнать, что такое родительская забота и любовь — Флимонт и Юфимия приняли его, как родного сына. Если ранее когда-либо речь заходила о Блэках, Сириус был немногословен и старался как можно быстрее сменить тему разговора: ни родную мать, ни, тем более, отца, добрым словом он вспомнить не мог. Сириус всегда считался чужим в собственной семье и пытался при любой возможности ускользнуть из дома, а потому, получив прошлым летом письмо от него, Римус был рад узнать, что отныне Сириус и Джеймс — «братья», живущие под одной кровлей. Друзья даже звали его на вечеринку, однако ввиду плохого самочувствия матери, ухаживать за которой в тот вечер помогал отцу Римус, он вынужден был отказаться. В ответе он все же не забыл упомянуть, что искренне счастлив за друга — ведь кто, если не открытый, дружелюбный, находчивый и обаятельный Сириус Блэк, заслуживал любви и поддержки со стороны людей, которые были по-настоящему дороги ему и которые дорожили им?       Здоровой рукой Римус взял стакан с неким отваром, приготовленным мадам Помфри, и поднес его к губам. Поморщившись от резкого неприятного запаха, он сделал первый глоток. Желудок мгновенно скрутило от тошнотворной консистенции, и сдержать рвотный рефлекс стоило Римусу огромных усилий. На вкус жидкость напоминала гниль с сильнейшим привкусом мяты — должно быть, она добавлялась с целью улучшения аромата отвара. Однако Римус посчитал, что дополнительный ингредиент лишь делал вкус еще более противным — уж больно не любил он это душистое растение. Пересилив себя, он все же продолжил мелкими глотками опустошать стакан с неведомой гадостью. — Должно ускорить процесс заживления травм, — послышался тихий, спокойный женский голос за спиной. От неожиданности Римус даже вздрогнул — остатки отвара выплеснулись на пол. Однако осознав, кому этот голос принадлежал, Римус тут же расслабился. Обернувшись, он увидел перед собой мадам Помфри.       На покрытом едва заметными морщинками лице показалась расслабленная улыбка. При виде мадам Помфри Римус всегда чувствовал, как душу его наполняет спокойствие и ощущение полной безопасности. Должно быть, это было связано с тем, что именно добрый взгляд этих выцветших глаз на протяжении последних пяти с половиной лет был признаком, что худшее осталось позади и что вскоре Римус будет в полном порядке. При первой встрече со школьным лекарем Римус был еще ребенком, и тогда мадам Помфри казалась невероятно высокой — ей приходилось присаживаться, чтоб залечить увечья на юном теле. С течением времени единственной разницей стало лишь то, что присаживаться теперь приходилось Римусу, обогнавшему в росте большинство сверстников, ведь мадам Помфри оказалась довольно миниатюрной женщиной — при желании Римус с легкостью смог бы поднять ее. Все остальное осталось прежним: школьный целитель все так же провожала юного оборотня до Визжащей хижины в сумерках перед полнолунием и заботилась о нем на следующее утро. Нельзя описать словами, как благодарен ей был Римус.       Поставив на прикроватный столик поднос с порцией каши и парой огромных сочных яблок, мадам Помфри поправила кружевной фартук. — Плотный прием пищи помогает быстро восстановить энергию без применения зелий, — сказала она и взяла из руки Римуса стеклянный стакан, по стенкам которого все еще стекали капли зловонной жидкости, — А после обращения в волка организм наверняка нуждается в этом, как никогда, — продолжила она, понизив тон. — Спасибо, — пробормотал Римус, немного прокашлявшись, и присел на больничную койку. — Скоро будешь совсем как новенький, — ободряюще сказала мадам Помфри, — Когда почувствуешь себя достаточно хорошо, можешь возвращаться в общежитие. Но не забудь заглянуть ко мне после обеда — перелом должен срастись к тому времени, — добавила она, после чего удалилась, шелестя длинным подолом малинового платья.       Массивные двери больничного крыла захлопнулись, и Римус остался наедине с собой. Осмотрев поднос, он почувствовал урчание в животе. Римус осознал, что на протяжении последней пары дней пища в его организм не поступала совсем. Он взял в руку наливное яблоко, что лежало в чаше. Как бы он ни был голоден, к каше, приготовленной в Хогвартсе, прикасаться Римус не стал бы ни за что — от одних только воспоминаний, как первые два года профессор Макгонагалл следила за тем, чтобы юные гриффиндорцы съедали свои порции целиком, накатывала тошнота. Несмотря на то, что большая часть еды, приготовленной домовыми эльфами Хогвартса, была восхитительна, практически каждый ученик согласился бы, что каши были абсолютно несъедобны — полны комков, пресные или же, наоборот, чересчур пересоленные, зачастую пригоревшие. Из всех мародеров съедать их мог лишь Питер — Римусу зачастую казалось, что Хвосту было абсолютно без разницы, чем питаться.       После двухдневной голодовки фрукт показался особенно вкусным, однако его было недостаточно, чтобы насытиться — кисловатый сок лишь усилил чувство голода. Съев оба яблока, Римус все же взял ложку и неуверенно зачерпнул гущу, что называлась «кашей». Остывшая, она напоминала по консистенции желе — окончательно убедившись, что есть он это не намерен, Римус воткнул ложку в злосчастную кашу и отодвинул поднос. Просидев несколько минут в практически идеальной тишине, нарушаемой стуком маятника старых часов, он почувствовал, как скука стала овладевать им. Тогда Римус решил, что самочувствие его достаточно хорошее для возвращения в башню Гриффиндора. Поднявшись с жесткой кровати, он поспешил покинуть больничное крыло Хогвартса.       Общежитие Гриффиндора находилось на пару этажей выше — быстро преодолев несколько пролетов движущихся лестниц, Римус оказался перед портретом Полной Дамы. Мысли все еще были словно в тумане, однако ему удалось вспомнить новый пароль, установленный незадолго до окончания первого семестра — «Лимонный джем». Дамблдор явно подходил к выбору паролей со всей своей креативностью.       Римус вошел в гостиную. Внутри никого не было — гриффиндорцы, оставшиеся на каникулы в школе, в последний день, видимо, решили хорошенько отоспаться. Беззвучно поднявшись по ступеням к мужскому общежитию, Римус направился в комнату, еще с первого курса принадлежавшую мародерам. Осмотрев помещение, еще пребывавшее в практически идеальном порядке, Римус ощутил, как же он соскучился по друзьям за эти две недели. Идеально заправленные кровати; рабочие столы, не заваленные всяким хламом; гробовая тишина — все это делало комнату неуютной для него. Большую часть каникул Римус провел в библиотеке и в гостиной Гриффиндора, выполняя домашнее задание и читая маггловские книги, что он привез в Хогвартс еще в начале года с целью скрашивать досуг или же избавляться от изредка накатывавшей скуки.       Подойдя к письменному столу, он, вероятно, в сотый раз пролистал лежавший на нем доклад на тему «Патронус», который был задан на каникулы. Работа была довольно объемной, и потому Римусу хотелось, чтоб она была идеальной — переписывать десять страниц текста желания у него не было. Вместе с Лили Эванс, с которой за каникулы они стали довольно близкими друзьями, в первые дни каникул Римус практически не вылазил из библиотеки, собирая материал из сотен книг. Вдвоем работать над докладами было намного легче — подсказывая друг другу некоторую из найденной информации, поначалу Римус и Лили даже подготовили практически идентичные работы. Однако, поскольку оба обладали даром красноречия, перефразировать большую часть выражений не составило им большого труда. И вот, окончив трудиться над докладом, Лили могла в полной мере насладиться оставшейся неделей каникул, а Римус смог расслабиться настолько, насколько это было возможно в его положении.       Услышав скрип двери, он отложил в сторону исписанный пергамент и поднял взгляд. В дверном проеме стоял Питер. Наконец-то. Воссоединение мародеров было не за горами. — Привет, Пит, — с улыбкой на лице сказал Римус, шагая навстречу другу. — Привет, — ответил тот, улыбнувшись в ответ, и, закрыв за собой дверь, распахнул было руки для объятий. Однако, обратив внимание на повязку, наложенную на предплечье друга, он решил отказаться от этой идеи. — Бродяга и Сохатый скоро подоспеют, — добавил Питер, сняв увесистый рюкзак и положив его на кровать, — Джеймс на первом этаже снова выясняет отношения со Снейпом. — Хвост был единственным мародером, называвшим слизеринца по имени. — И почему я не удивлен… — пробормотал Римус. Он не был уверен, слышал ли его Питер, начавший рыться в своем рюкзаке. Вскоре тот достал упаковку овсяного печенья и любезно предложил Римусу угоститься. Чувствуя урчание в животе, Лунатик, за утро так ничего и не съевший кроме двух несчастных яблок, что ему дала мадам Помфри, охотно согласился.       Сладкое печенье практически натощак вызвало у Римуса легкую тошноту, но, по крайней мере, чувство голода притупилось. Стряхивая со свитера крошки, Лунатик услышал голос профессора Макгонагалл, доносившийся из гостиной. Судя по интонации, она была крайне недовольна чем-то. Обычно таким голосом профессор говорила лишь в случаях, когда кто-то из гриффиндорцев нарушал правила поведения, тем самым зарабатывая дисциплинарное наказание и теряя очки факультета. Догадываясь, что же могло произойти, Римус поднялся с кровати и вышел из комнаты. Питер, дожевывавший последнее печенье, последовал за ним. Выйдя к ступеням, что вели к общежитиям, в гостиной Римус, как и ожидал, увидел профессора Макгонагалл, отчитывавшую Сириуса и Джеймса. Длинная шевелюра Бродяги выглядела не опрятнее вечно непослушной копны волос Сохатого, а на стеклах очков последнего виднелись трещины. — Семестр еще даже не начался, а вы уже умудрились устроить драку посреди школы! — Римус редко видел Макгонагалл столь возмущенной. Однако он знал, что долго это не продлилось бы — как бы Профессор не старалась, она не могла быть достаточно строгой со своими любимыми учениками. Серые глаза виноватым взглядом смотрели на Макгонагалл, а черные глаза за перекошенными очками потупили взгляд в пол. Профессор вздохнула. — Я крайне разочарована. Вы наказаны. Сегодня же вечером зайдете ко мне в кабинет, — сказала она. — И чтобы впредь подобное не повторялось.       Кивнув и что-то пробормотав, Бродяга и Сохатый подняли с пола чемоданы и направились к лестнице. Напущенная строгость в глазах профессора исчезла, и, едва заметно проводив учеников теплым взглядом — вероятно, Римус был единственным, кто это видел — Макгонагалл покинула гостиную. — Сам напросился, — буркнул Джеймс, поправляя очки. — Угу… Придушить бы его, — ответил Сириус. — Только вот на деле Нюниусу это, как всегда, сойдет с рук — Слизнорт ведь гребаный «божий одуванчик»… Привет, Лунатик, — поздоровался он, преодолев последнюю ступеньку и заметив Римуса. — Черт, что случилось? — спросил он, бросив взволнованный взгляд на перевязанное предплечье друга. — Привет. Да так, пустяки… Сломал, пока обращался, — отмахнувшись, тихо ответил Римус. — Мне жаль, что нас не было рядом, — виновато произнес подключившийся к разговору Джеймс. — Не берите в голову. Это ведь не ваша обязанность, — Римус ненавидел, когда кто-либо начинал жалеть его или же считать заботу о нем своим долгом. — По крайней мере, вы хорошо отдохнули, — продолжил он, пройдя вместе с друзьями в комнату. Повесив пальто подле пуховика Питера, Бродяга и Сохатый поставили чемоданы у изголовий кроватей.       Джеймс, Питер и Сириус принялись распаковывать свои вещи. Наблюдая за ними, Римус почувствовал тепло, приятно растекавшееся в груди — комната вновь начала приобретать тот уют, что заставлял его чувствовать себя, как дома. Лунатик крайне удивился, когда из, казалось бы, небольшого чемодана Бродяга вынул чехол для гитары, пару бутылок маггловского пойла и еще кучу барахла, которое он разобрать не смог — Сириус явно освоил за каникулы новое заклинание. Он был единственным из мародеров, кто уже имел право использовать магию вне Хогвартса — два месяца назад ему исполнилось семнадцать лет. По школьной программе заклинания незримого расширения они еще не проходили, так что, должно быть, Сириус не обошелся без подсказок мистера и миссис Поттер. Несмотря на халатное отношение к учебе, Бродяга был не глуп, а потому довольно быстро схватывал информацию — а особенно ту, которая могла бы облегчить его жизнь.       Сириус достал небольшую синюю коробку, перевязанную золотистой лентой, и, покрутив ее в руках, направился к Римусу. — Это тебе. С прошедшим Рождеством, — сказал он с добродушной улыбкой на лице — таким Сириус представал редко даже перед самыми дорогими ему людьми.       Римус растерянно глядел на коробку. В течение многих лет он не получал подарков на Рождество. Последним была коробка сладостей, отправленная родителями на первом курсе. Когда Римусу было двенадцать, самочувствие матери резко ухудшилось, и практически все сбережения Люпинов стали уходить на ее лечение. С тех пор Лунатик не ждал подарков ни по каким поводам. — Хотел отправить еще перед праздником, но, честно, старая сова в доме Сохатого мне доверия не внушает, — добавил Сириус. — Спасибо, — поблагодарил друга все еще смущенный Римус, опустив взгляд и чувствуя, как кровь приливает к щекам. — Поставь это, пожалуйста, на стол. Распаковал бы сейчас, но, — он аккуратно приподнял перевязанную руку. — Да, конечно, понимаю, — ответил Бродяга, исполнив просьбу друга. — Знаешь, тебе не обязательно оправдывать свои решения, — добавил он и вернулся к своему чемодану. Достав из него расческу, Сириус подошел к зеркалу и стал приводить свой внешний вид в порядок.       В течение следующих десяти минут Лунатик, к своему удивлению, также получил подарки от Джеймса и Питера. Презент Джеймса был внешне похож на тот, что подарил Сириус, но чуть меньше размером. Подарок Питера был упакован в оберточную бумагу, и по очертанию содержимого Римус сразу понял, что внутри находится книга. Сложив презенты друзей на стол, он так же отложил их распаковку на вечер. Внимание со стороны друзей было, несомненно, приятно, но в то же время Римус чувствовал неловкость — он ведь никогда ничего им не дарил. Еще на первом курсе, если ему не изменяла память, мародеры поклялись обходиться без подарков, и он никак не мог понять, почему же именно в этом году все друзья решили поздравить его. — Лунатик, не поможешь с очками? — спросил Джеймс, вновь подойдя к другу. — Сам починить не могу — ни черта без них не вижу.       Потянувшись к прикроватной тумбочке, Римус достал волшебную палочку из верхнего ящика. — Окулус репаро! — отчеканил он, наведя ее кончик на очки приятеля. Трещины, покрывавшие линзы, мгновенно исчезли. — Спасибо, — сказал Сохатый, машинально поправив очки на переносице. — Как насчет похода в Хогсмид? — обратился он к друзьям, хлопнув в ладоши для привлечения внимания. — Как-никак, последний день свободы, — с усмешкой добавил он. — Я за! — ответил Сириус, не отворачиваясь от зеркала. — Я тоже, — откликнулся Питер, запихивавший пустой чемодан под кровать. — Хорошая идея, — пожав плечами, сказал Римус. Не сказать, что он любил выбираться в люди, но в понимании остальных мародеров лучшим времяпровождением был поход в какое-то заведение, а потому порой Лунатику приходилось подстраиваться под интересы друзей.       Накинув верхнюю одежду (Римус, приложив огромные усилия, все же справился без посторонней помощи), спустя двадцать минут мародеры уже были на пути в Хогсмид. Наверняка они покинули бы замок намного раньше, не потрать Бродяга еще четверть часа на укладку волос. Нетерпеливый Сохатый упрекнул друга, что тот порой вел себя «как девчонка». По крайней мере, старания Сириуса были не напрасны — черные кудри выглядели идеально.       Кружась в воздухе, снежинки плавно приземлялись на толстый белый ковер, устилавший все вокруг. Блестящая белизна зимы делала пейзажи Шотландии поистине волшебными. Это было любимое время года Римуса. Однако остальные мародеры не разделяли его мнения. — Ну и холодрыга, — стуча зубами, процедил Питер. — Поскорее бы лето… Или хотя бы весну. — И не говори, — ответил Джеймс, растирая окоченевшие руки и выдыхая на них струю плотного пара.       На протяжении всего пути друзья болтали о какой-то ерунде. Лунатик часто выпадал из беседы, отвлекаясь на завораживающие виды по сторонам: заснеженные холмы, покрытое льдом озеро, застывшие речушки — все это очаровывало его. Мародеры шли довольно медленно, и потому Римус сумел в полной мере насладиться красотой природы, вдыхая холодный воздух, который словно бодрил его и придавал новые силы. Наконец, спустя, наверное, полчаса, вдалеке показался Хогсмид.       Римус, Джеймс и Питер даже не заметили, как Сириус слегка отстал от них, что позволило последнему в мгновенье ока принять свою анимагическую форму и, когда друзья были наиболее расслаблены, с рыком наброситься на них. Больше всех пострадал Сохатый — повалив Джеймса в сугроб, пес лег ему на грудь и никак не давал другу встать. — Бродяга, слезай, — пытаясь оттолкнуть мохнатую громаду, сквозь смех говорил Джеймс. — Ну ты и жирный, — добавил он, тяжело выдохнув. — Кажется, кто-то еще идет сюда, — известил друзей Хвост, прищурившись и указывая в сторону Хогвартса. Вглядевшись вдаль, Лунатик разглядел три невысокие фигуры, шедшие в их направлении. Красно-желтые шарфы гриффиндора на их шеях и огненно-рыжие волосы девушки в центре выделялись на фоне белоснежных ландшафтов и затянутого тучами неба. — Кто-то с нашего факультета. В центре, наверное, Лили, — спокойно ответил Римус. Услышав это имя, Сириус позволил Джеймсу встать, и тот, поднявшись на ноги, принялся лихорадочно отряхивать пальто от снега и шерсти. — Бродяга, поторопись с обращением в человека, — прошептал Сохатый, когда девушки уже были практически перед ними. Однако Сириус, казалось, и не собирался делать этого. Наоборот — стоило Лили, Марлин и Мэри, лица которых Римус смог отчетливо разглядеть лишь вблизи, приблизиться к мародерам, как Бродяга начал лаять, чем и привлек их внимание. Остановившись, они взглянули сначала на пса, а затем и на однокурсников. — Привет, — Джеймс поздоровался первым. — Приветик, — ответили Марлин и Мэри практически в один голос.       Лили приветственно помахала рукой, вежливо улыбнувшись. Римус ограничился тем же. Питер же вовсе поначалу впал в ступор — и без того застенчивый по своей натуре Хвост нередко терялся в обществе девушек. Затем, взглянув на Лунатика, он повторил за другом. — Какая прелесть! — воскликнула Мэри, глядя на Бродягу, который уже принялся выполнять трюки перед ней и Марлин. — Чей он? — поинтересовалась она, подняв взгляд на мародеров. — Наверняка просто сбежал из Хогсмида, — ответил Римус прежде, чем Джеймс с огромной вероятностью сказал бы какую-то глупость — в присутствии Лили мозгу Сохатого было свойственно отключаться. Осторожно коснувшись пса, Марлин захихикала, когда тот принялся облизывать ее ладонь. Бродяге определенно нравилось внимание дам. — А где Сириус? — спросила Маккиннон, потрепав Бродягу за ухом. — Уже ждет нас в Хогсмиде, — ответил Джеймс, отведя взгляд от Лили. — Вы ходите туда раздельно? — недоверчиво спросила Эванс. — Да так… Он просто выбирает, где нам лучше провести время… Кто, если не Сириус, знает, как лучше оторваться, — сказал Сохатый, усмехнувшись, должно быть, от волнения. При разговоре с Лили обычно уверенный в себе Джеймс зачастую начинал нервничать, из-за чего выглядел довольно неловко. Римусу, при всей его любви к другу, в такие моменты становилось некомфортно — мысленно он желал оказаться где угодно, лишь бы не быть свидетелем этих разговоров. Питер потупился в землю, переминаясь с ноги на ногу — вероятно, он тоже испытывал некоторую неловкость.       Эванс, отведя взгляд в сторону, ничего не ответила. — Что ж… Тогда, возможно, еще увидимся, — прервала повисшую в воздухе тишину Мэри, погладив пса в последний раз и лучезарно улыбнувшись мародерам. Бродяга довольно завилял хвостом.       Попрощавшись с однокурсниками, девушки продолжили свой путь. — Сириус, черт возьми, что за цирк ты только что устроил? — с укором спросил Лунатик, когда Лили, Марлин и Мэри отошли достаточно далеко. Бродяга сидел неподвижно, склонив голову набок и пристально глядя на друга, словно он не понимал человеческой речи. — Тебе стоит поспешить в Хогсмид, — сказал Джеймс, бросив взгляд на Сириуса. В серо-голубых глазах читался вопрос. — Для поддержания легенды, которую Сохатый сочинил о тебе, — пояснил Римус. — Постарайся попасться на глаза Лили до нашего прихода.       Внимательно выслушав его, Бродяга поднялся на ноги и, стряхнув остатки снега с шерсти, послушно побежал в сторону деревушки. Спустя минуту он уже поравнялся с однокурсницами, а затем и вовсе скрылся из виду. Остальные мародеры поплелись в Хогсмид не спеша. Поскольку Римус и Питер оба были довольно молчаливы, попытки Джеймса завязать разговор не увенчались успехом — большую часть пути они прошли в молчании.       Дойдя до Хогсмида, они обнаружили Сириуса, уже в человеческом обличье, стоявшего у входа в «Три Метлы». Прислонившись к бревенчатой стене, он наблюдал за сновавшими по улице прохожими. — Наконец-то. Мне кажется, Дамблдор дошел бы быстрее, — сказал Бродяга, заметив друзей, и потер руки от холода. — Ну как, встретился с Лили? — спросил Сохатый, подходя к нему. — Ага, — ответил Сириус, окидывая взглядом симпатичную молодую ведьмочку, что шла вдоль домиков с противоположной стороны дороги. — Пересеклись у «Сладкого королевства». А затем милые дамы проследовали в паб, — Бродяга перевел взор на друзей и кивнул в сторону заведения, что находилось у него за спиной.       Мародеры вошли в «Три метлы». За столиком у входа они сразу же узнали однокурсниц, мирно попивавших сливочное пиво. Увлеченно беседуя о чем-то, те, в свою очередь, даже не заметили их. Заведение было переполнено, и найти свободный столик на четырех персон в самом углу зала было для мародеров огромной удачей. Заказав по сливочному пиву — Джеймс и Римус — по обычному, Питер — с дополнительной порцией сахара, а Сириус — с имбирем, они стали разговаривать обо всем на свете. Большую часть бесед Римус пропустил мимо ушей: в заведении всегда было шумно, и, поскольку Лунатику досталось самое дальнее от стены место, для него шум, исходивший от других посетителей, попросту заглушал голоса друзей. Отчетливо Лунатик сумел уловить лишь то, как Сириус и Джеймс рассказывали о красавицах, что им довелось повстречать в маггловских поселениях. Питер же, судя по его выражению лица, фантазировал, что когда-то и ему бы удалось охмурить какую-нибудь привлекательную девушку. Джеймс все же не забыл упомянуть, что он все еще не встречал никого краше Лили.       Гул толпы порядком действовал на нервы Римуса, вызывая у него головную боль. Поняв, что нахождение в пабе становится невыносимым, Лунатик вцепился в стакан со сливочным пивом и залпом допил остатки напитка. — Мне нужно немного развеяться, — сказал он, поставив стакан обратно на стол и встав со своего места. Подняв взгляд на Лунатика, Джеймс что-то проговорил. Римус снова ничего не расслышал. Раздраженно вздохнув и наклонившись поближе к другу, он попросил того повторить сказанное. — Спрашиваю — все ли хорошо? — переспросил тот. — Да, все отлично, — ответил Римус и запахнул кремовое пальто. — Вернусь минут через десять-пятнадцать.       Он направился к входной двери. Лили, Марлин и Мэри, по всей видимости, уже собирались покинуть заведение. Эванс судорожно проверяла карманы куртки. Заметив лежавший у ножки столика аккуратный бархатный кошелек, Римус решил, что это, наверное, было именно то, что она искала. — Твое? — спросил он, подняв вещицу и протянув ее предполагаемой владелице. — Мерлин, спасибо, — с облегчением выдохнула Эванс и, поспешно засунув кошелек в карман, обняла друга. — Пустяки, — ответил Римус и натянул небольшую улыбку. — Ты уходишь без своих дружков?.. — спросила Лили, отпрянув и взглянув сначала на него, а затем — на столик, за которым сидели остальные мародеры. — О, нет. Просто мне нужно немного свежего воздуха — тут так… Шумно и душно… — Понимаю. Мы уходим по той же причине, — сказала Эванс, завязывая шарф Гриффиндора на шее. — Особенно бесят вон те особи, — добавила Мэри, кивком указывая на столик, за которым сидела компания из трех волшебников на вид лет двадцати пяти. Допивая по второй бутылке огневиски, они разговаривали на повышенных тонах, время от времени выкрикивая непристойные выражения или же заливаясь громким, неприятным смехом. — Я удивлена, что мадам Розмерта еще не выпроводила их, — возмущенно сказала Марлин, скрестив руки на груди. — Уверена: они уже близки к этому, — ответила Лили и прошла к выходу.       Римус галантно придержал дверь, пропуская девушек вперед, после чего последовал за ними. Выйдя на крыльцо, он вслушался в блаженную тишину: гул голосов наконец-то стих, оставшись в тех четырех стенах. На улицах Хогсмида жизнь протекала довольно спокойно — можно было даже услышать крик стаи ворон, пролетавшей где-то вдалеке. Набрав полную грудь свежего воздуха, Римус почувствовал, как голова его мгновенно полегчала, а напряжение натянутых нервов стало потихоньку слабеть.       Лили, Марлин и Мэри не спеша спустились вниз по улице. Они зашли в неприметную чайную с перекошенной потрепанной вывеской, что находилась на окраине Хогсмида. Римус расслабленно выдохнул, оставшись наедине со своими мыслями. За каникулы он уже начал забывать, насколько утомляющим порой мог быть социум, и как же, на самом деле, ему порой было необходимо одиночество. Наблюдая за пустынными улочками и мимолетно заглядывая в окна, за каждым из которых протекала особенная и, должно быть, увлекательная, но в то же время спокойная и неприметная жизнь, Лунатик подумал, что так, наверное, и выглядело для него идеальное будущее. Было больно понимать, что этому не было суждено сбыться — большинство волшебников никогда не смогли бы признать его, оборотня, себе равным. А секрет о его сущности, рано или поздно, всплыл бы в любом случае. Римус впервые осознал, что совершенно не видел для себя будущего после окончания школы — раньше ему казалось, что учеба будет длиться чуть ли не вечность, сейчас же в Хогвартсе ему оставалось провести всего-навсего полтора года. Лунатик почувствовал, как тело его пробрала легкая дрожь, а в груди растекся неприятный холодок.       Словно издалека послышался звон колокольчика, висевшего на входной двери «Трех метел». Дверь с грохотом захлопнулась, и боковым зрением Римус уловил силуэт человека, вставшего подле него. Погруженный в свои мысли и пытавшийся совладать с нараставшей тревогой, Лунатик поначалу даже не обратил на него внимания, и потому, почувствовав прикосновение к своему плечу, Римус непроизвольно дернулся. Резко повернув голову в сторону, он увидел Сириуса. Глаза цвета пасмурного неба хмуро смотрели на него. Внезапно Лунатик почувствовал, как неприятное чувство в груди стало ослабевать. Он предположил, что причина была такой же, как в случае с мадам Помфри: друзья у него ассоциировались с чувством комфорта и безопасности. — Уверен, что все хорошо? Сколько стою тут, ты ни разу пошевелился — все смотришь в одну точку, — сказал Сириус. — Да, просто… Витаю в облаках, — коротко ответил Римус, отведя взгляд. Промычав в ответ, Бродяга отряхнул перила от снега и уселся на них. Повисла неловкая тишина. Лунатик, не зная, чем заняться, снова стал рассматривать Хогсмид: бревенчатые дома, все еще украшенные разноцветными гирляндами; старенькие, но довольно уютные с виду заведения; припорошенные снегом ветви деревьев…       В воздухе почувствовался едкий запах, который ранее Римусу доводилось слышать лишь за пределами магического мира. Запах табачного дыма. Принюхавшись, Лунатик вновь обратил взгляд в сторону Бродяги: Сириус Блэк, чертов чистокровный волшебник, курил маггловскую сигарету. — Где ты достал эту дрянь? — спросил Римус, с презрением глядя на никотиновую палочку, зажатую тонкими губами. — Узнал от знакомых в маггловских поселениях, — ответил Бродяга, выдохнув струйку дыма и пряча потрепанную пачку в карман пальто. — Обязательная привычка «крутых парней» — вот и прикупил несколько пачек. И вовсе это не дрянь, а реально классная штука — помогает расслабиться, привести мысли в порядок или просто убить минут пять… Попробуй, — добавил он, вновь опустив руку в карман. — Воздержусь, — категорично ответил Лунатик. — И ничего крутого в этом нет. Ты буквально сжигаешь свои легкие, сокращая себе жизнь — не более. — Ну и ладно, — пожав плечами, ответил Бродяга. — Будто нет других факторов, которые могли бы оборвать мою жизнь раньше, чем хотелось бы. Я считаю, что отказывать себе в чем-то лишь из соображений, что так я, возможно, подышу на пару лет больше — тупо.       Вздохнув, Римус лишь закатил глаза. Лунатик знал, что спорить с Сириусом было бы совершенно бесполезно. Скрестив руки на груди, он отошел от друга — ему не хотелось, чтобы противный запах въелся в его волосы или одежду. — Ну так, Лунатик… — окликнул его Бродяга после некоторой паузы. — Что мы пропустили в развитии ваших с Лили взаимоотношений? — Уж не Джеймс ли тебя подослал? — спросил Римус, обернувшись, и вопросительно выгнул бровь. — Чего это сразу такие выводы? Чисто из любопытства спрашиваю. — Угу. Ну, мы с Лили просто друзья. Немного сблизились за каникулы, пока работали вместе над докладами — вот и все. — Ясно, — ответил Бродяга, с наслаждением выдыхая дым из легких. — Подожди-ка… Доклад? — удивленно переспросил он. — Ну да. О патронусах.       Протянутое «блять», сорвавшееся с уст Бродяги, прозвучало достаточно громко, чтобы вышедшая из соседнего дома ведьма повернула голову в их сторону. Римус всегда замечал, что манера разговора Сириуса совершенно не сочеталась с его аристократической внешностью. — Сквернословь, пожалуйста, потише, — любезно попросил Лунатик друга, чувствуя неловкость за него. — Не удержался. Когда срок сдачи работ? — Не знаю. Новое расписание должны вывесить в гостиной сегодня.       Ничего не сказав в ответ, Сириус сделал последнюю, глубокую затяжку, после чего затушил сигарету и отправил окурок в урну, стоявшую неподалеку.       Дверь паба снова распахнулась — на крыльцо вышли Джеймс и Питер. В заведении стало на удивление тихо — до ушей Лунатика доносился лишь голос мадам Розмерты, возмущавшейся по какому-то поводу на повышенных тонах. — Что там творится? — спросил Римус, заглядывая в щелку прежде, чем входная дверь захлопнулась бы полностью. — Какой-то идиот, кажется, отпустил непристойный комментарий в адрес Розмерты, — ответил Питер. — И она успокоится явно не скоро… Нам лучше найти другое место для отдыха, — подключился Джеймс. — У меня есть идея, — ответил Сириус и, спрыгнув с перил, фальшиво улыбнулся. — Библиотека Хогвартса.       Сохатый бросил вопрошающий взгляд в сторону Бродяги. — Когда это у тебя проснулась тяга к учебе? — Ну, знания — это ведь круто. А еще, мы с тобой благополучно проебали каникулы, так что теперь нам нужно написать сочинение, срок сдачи которого может быть даже завтра, — пояснил тот. — Доклад, — поправил его Римус. — Без разницы, — отмахнувшись, сказал Бродяга.       Пробубнив что-то себе под нос — возможно, набор слов не самого приличного содержания — Джеймс посмотрел на Римуса: — Что за доклад? И насколько он большой? — О патронусах. Размер у всех может быть разный: у меня вышло десять страниц, у Лили — двенадцать, у вас, может, получится уложиться и в пять…       Сохатый и Бродяга переглянулись. — Да, пожалуй, библиотека — прекрасное место для времяпровождения, — сказал Джеймс.       По пути обратно в Хогвартс Римус и Питер выслушивали причитания друзей. — Еще и наказание у Макгонагалл отбывать… Будь Нюниус проклят, — Сириус пнул ближайший к нему сугроб. — Может, ему поручат хотя бы разобрать вечером ингредиенты в кабинете зельеварения… — сказал Римус, пытаясь усмирить пыл Бродяги. — Я тебя умоляю — когда это кто-либо из слизеринцев получал заслуженное дисциплинарное наказание за свои выходки? — ответил Джеймс. — Да и Нюниусу такая отработка не была бы в тягость — наш будущий зельевар еще и стащил бы пару ингредиентов для своего набора юного химика, — буркнул Сириус. — Я не удивлен, что кубок Хогвартса постоянно получает Слизерин. Уверен, что с их факультета даже не будут сняты очки, — продолжил ныть Сохатый. — А мне кажется, что все-таки снимут хотя бы пять, — впервые за весь путь подал голос Питер, шедший позади друзей. — Спорим на пять галлеонов? — остановившись, Джеймс повернулся к Хвосту и протянул ему руку. Сохатый был любителем заключать пари — как правило, с Бродягой, поскольку Римус находил это неразумным, а Питер уж больно ценил свои сбережения. Начиная с первого курса Джеймс и Сириус проспорили друг другу не менее пятидесяти галлеонов. На этот раз, к удивлению Лунатика, Хвост все же пожал руку друга.       Вернувшись в замок и оставив верхнюю одежду в общежитии, мародеры, за исключением Римуса, отправились в библиотеку. Лунатик же сначала зашел в больничное крыло — мадам Помфри сняла с его предплечья гипсовую повязку и, осмотрев место перелома, констатировала, что повреждения как не бывало.       Спустившись на четвертый этаж, Римус вошел в библиотеку. В читальном зале было немноголюдно, и потому найти Джеймса, Сириуса и Питера не составило большого труда. Сохатый и Бродяга, сидя у окна, строчка за строчкой переписывали материал из какой-то книги, а Хвост, стоя у стеллажа со справочной литературой, видимо, искал для них новые источники информации. Желая помочь друзьям, Римус взял толстую книгу с верхней полки — она была столь старой и потертой, что название и имя автора было невозможно прочитать. Именно отсюда они с Лили на каникулах черпали больше всего сведений о патронусах. Подойдя к столу, за которым сидели Джеймс и Сириус, он сунул книгу под нос Сохатому. — Больше, чем здесь, не найдете информации нигде, — прошептал он. — Спасибо, — тихо ответил Джеймс и, отодвинув исписанный пергамент в сторону, стал листать пожелтевшие страницы. — Так… Когда срок сдачи работ? — поинтересовался Лунатик. — Завтра, — буркнул Бродяга. С крепко сжатого пера сорвалась капля чернил, оставив на пергаменте огромную кляксу.       Поджав губу, Сириус откинулся на спинку стула и на пару секунд прижал ладони к лицу, безмолвно шевеля губами — Римус был более чем уверен, что, кроме ругательств, тот не произнес ничего. Рывком вернувшись в исходное положение, Бродяга смял лежавший на столе пергамент и броском отправил его в мусорное ведро, стоявшее в углу. — Ну нахуй, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Да ладно, чего ты… — захлопнув книгу, Джеймс облокотился о стол и взглянул на Сириуса. — Мы должны успеть сделать хотя бы минимум. — Да не успею я них… — начал было Сириус громким шепотом, но вовремя остановился, заметив проходившую мимо стеллажей мадам Пинс. — Успокойся и просто пиши. Работа не особо сложная. Информация и так найдена за вас — с тебя только записать ее, — сказал Лунатик, опасливо глядя на библиотекаршу, которая, к счастью, не услышала Бродягу, и подал другу чистый лист пергамента. Выдернув его из рук Римуса, Сириус принялся переписывать доклад. Сохатый тоже вернулся к работе. Спустя пару минут вернулся Хвост, принесший огромную стопку книг. Поставив ее на стол между Джеймсом и Сириусом, он устало выдохнул. — Спасибо, Пит, — не отрываясь от доклада, пробормотал Сохатый. — Угу, — Питер прислонился к книжному стеллажу, стоявшему подле него, и стал вместе с Лунатиком наблюдать за друзьями.       Какое-то время они провели в идеальной тишине, прежде чем куранты в часовой башне пробили два часа после полудня. — Время обеда, — прошептал Хвост. — Идите без меня, — сказал Бродяга, не поднимая головы. — И без меня, — добавил Джеймс, обмакивая перо в чернильнице.       Молча пожав плечами, вечно голодный Хвост и Лунатик, в организм которого нормальная еда не поступала уже несколько часов, покинули библиотеку.       Спустившись на цокольный этаж, они вошли в Большой зал. Большая часть учеников Хогвартса уже вернулась в школу, и потому практически все места были заняты. Римус уже и забыл, как много людей, на самом деле, могло поместиться за столами факультетов. Он стал высматривать свободные места. Сидевшая чуть ли не в самом конце гриффиндорского стола Лили, заметив Лунатика, привстала и жестом подозвала его. Подойдя к ней, Римус увидел два свободных места слева от Эванс — как раз для него и Питера. — Не хочу тебя обидеть, но… Когда в последний раз ты спал? — повернувшись к Лунатику, спросила Лили. — Просто выглядишь неважно. — Все в порядке. Пару дней назад, — непринужденно ответил Римус, присаживаясь. — Это сильно бросается в глаза? — Честно говоря, да. Может, после обеда пойдешь отоспишься перед началом учебы? — Может, — сказал Лунатик, наблюдая, как еда наконец-то стала появляться на столах. Желудок предательски заурчал — это был редкий случай, когда Римус был рад нахождению в многолюдном и шумном месте.       Римус был готов наброситься на свою порцию, словно хищник на добычу. Разрезав сочное жаркое, лежавшее в тарелке, на куски, он стал заглатывать их, практически не разжевывая. Довольно быстро покончив с трапезой и запив ее горячим чаем, Лунатик выпрямился — голод, мучивший его, наконец-то был утолен. Он обнаружил, что Питер, обычно объедавшийся как вне себя, сейчас сидел практически неподвижно и смотрел на него с легким недоумением. — Что? — вопросительно глядя на друга, Римус промокнул уголки губ салфеткой. — Ничего. Просто это как-то не похоже на тебя — обычно ты встаешь из-за стола последний. — Ну, обычно я не голодаю по два дня. А если и голодаю, то не испытываю потребности в еде. — Ясно, — Хвост продолжил уплетать свой обед. — К слову, где Поттер и Блэк? — спросила Лили, поковырявшись в тарелке, но так толком ничего и не съев. — В библиотеке, ума набираются, — ответил Римус. — Неужели? — Эванс удивленно посмотрела на него и потянулась за тыквенным соком. — Ага. Ну, быть точнее, готовят доклады на завтра. — А, ну тогда понятно. А то я уж засомневалась, об одних и тех же людях ли мы говорим, — Лили усмехнулась, и пухлые губы дрогнули в миловидной улыбке. — А где Мэри и Марлин? — Марлин какой-то пуффендуец с седьмого курса позвал прогуляться по Хогсмиду, а Мэри неважно себя чувствует — должно быть, отравилась каким-то десертом… К слову, пойду проведаю ее. Думаю, уже можно, — Лили встала из-за стола. — Оу… В таком случае, пусть поправляется поскорее. — Я передам ей твои пожелания, — ответила Эванс и, опустошив стакан с тыквенным соком, направилась к выходу.       За слизеринским столом Римус заметил Северуса Снейпа, раскаявшимся взглядом провожавшего Лили до самых дверей — Эванс так и не простила бывшего лучшего друга после ссоры в конце пятого курса. Когда же она скрылась из виду, слизеринец, чувствуя на себе взгляд Лунатика, переменился в лице и бросил на Римуса острый взор черных, как два тоннеля, глаз. — Если Бродяга и Сохатый спросят — я буду спать в нашей комнате, — сказал Лунатик, потупив взгляд и чувствуя, как его хроническая усталость словно удвоилась. Нюниус, стало быть, был самым настоящим энергетическим вампиром.       Хвост, не желавший отвлекаться от трапезы, лишь кивнул в ответ.       Все еще ощущая на себе колющий взгляд, Римус поспешил к выходу. Путь до башни Гриффиндора показался ему как никогда долгим и запутанным — пошатываясь от усталости, он все же преодолел шесть пролетов двигающихся лестниц. Запершись в комнате мародеров, он задернул шторы.       Помещение погрузилось в полумрак, и Римус прилег на кровать, полный уверенности, что он продремал бы от силы пару часов. Подарки от друзей, все еще лежавшие на столе, он решил распаковать после пробуждения.       Задернув полог кровати, Римус перевернулся на бок и закрыл глаза. Обычно отход ко сну ему давался с трудом, и Лунатик часто страдал от бессонницы. Однако, видимо, пережитое обращение порядком вымотало его: рассудок стал затуманиваться, и, наблюдая за едва различимыми силуэтами, что всплывали перед глазами, Лунатик довольно быстро забылся сном.