Цветок революции

Проснулся Ставрогин от стука в дверь, совершенно разбитый — после неудобной позы болели шея и спина, а, потрогав лицо, можно было ощутить на нём вмятины от книжки. Он окинул взглядом наручные часы — около десяти утра. — Чтоб вас всех… — он неохотно встал с кровати, широко зевая, и босыми ногами поплёлся к двери. Пол неприятно холодил ступни, и Николай съёжился. На пороге стоял Эркель. Уже не в обычной форме — утеплённая шинель, торчащая из-под расстёгнутых пуговиц гимнастёрка, будёновка с голубой звездой. Ставрогин спросонья осматривал его с ног до головы, но прошившее мысли осознание быстро взбодрило. — Здравствуй, — грустно улыбнулся Эркель, — я тебя разбудил, да? — Ничего страшного, — Ставрогин с силой потёр щёки, — я, кажется, догадываюсь, зачем ты пришёл. Ну конечно, стоило ему вчера подумать про худший вариант развития событий, как он тут же случился, не дав и опомниться. Для полной картины оставалось заплакать, но Николай мысленно одёрнул себя — этого ещё не хватало. — Боюсь, нам с тобой придётся на какое-то время разлучиться — надеюсь, что ненадолго. Я улетаю в Кронштадт, — Эркель говорил спокойно, но при этом с остервенением царапал пальцы, скрывавшиеся под длинными рукавами. — Как ты думаешь, на сколько это затянется? — Николай взял его за руку, усаживая на диван, и осторожно стиснул в ладонях уже истерзанные от нервов кисти. — Честно — понятия не имею. Все уверяют — мы уничтожим матросов на раз-два, но я уже привык, что так говорят только для поддержания боевого духа. — Он тебе понадобится, — погладил его по шее Ставрогин, — ты как лётчик будешь важным бойцом. — Подобных мне там ещё штук двадцать. — Уверен, ты среди них самый лучший. — А я уверен — ты так говоришь потому, что я тебе нравлюсь, — Эркель добро усмехнулся, — но будь по-твоему. Я пришёл не только чтобы сказать, что я ухожу. Он порылся в кармане галифе и выудил оттуда гильзу, запечатанную с другой стороны пулей, затем протянул её Ставрогину. — И что с этим делать? — он недоумённо посмотрел на Эркеля. — Вытащи пулю, а потом бумажку, — скомандовал он, — кроме шейного знака, я сделал тебе запасной пенал. — Для опознания? — побледнел Николай. — Да. Но это ещё и чтобы найти меня в не таких тяжёлых случаях. Ставрогин подцепил ногтем записку и развернул её, пробежавшись по личной информации взглядом, затем уставился на Эркеля круглыми глазами. — Ты Евгений Фёдорович? — перекатил он на языке до этого неизвестное имя. — Да. Тебе нравится? — рассмеялся Эркель. — Я просто привык представляться одной фамилией и иногда даже забываю про полное имя. А ты думал, меня так и зовут? — Вообще-то да. И ты ждал только подобного момента, чтобы мне сказать? — Ну обычно это не пригождается. — Интересно, как с именем «благородный» взяли в рабоче-крестьянскую армию, — хмыкнул Николай. — Теперь я могу звать тебя Женей? — Можешь звать как хочешь, если я вернусь и услышу это ещё не один раз. Ставрогин бережно сложил всё назад, крепко заткнув отверстие гильзы, и поставил на стол, сразу после этого потянувшись к губам Евгения. Тот с готовностью обхватил его лицо ладонями, касаясь уголков рта и только затем углубив поцелуй. В висках стучало от одной мысли о том, что это может быть их последняя встреча, хоть Ставрогин и старался не думать об этом, упорно веря — всё обойдётся. Он зарылся пальцами в светлые волосы и прижал Эркеля ближе, сквозь ночную рубашку чувствуя, насколько холодная у него шинель. — Разденься, — шепнул он, сразу услышав тихий смешок. — Прям так? — Евгений скинул верхнюю одежду, тут же возвращая руки на скулы Николая. — Или дальше? Они оба покраснели. Ставрогин уткнулся лицом в изгиб чужой шеи и засопел. Если уж существует вероятность никогда больше не увидеться, то стоило взять от этой встречи всё, даже несмотря на собственное смущение. Эркель молча водил носом близ уха Ставрогина и мерно дышал, ожидая ответа. — Дальше, — переборол неловкость Николай. Евгений кивнул, расстёгивая гимнастёрку, а затем с усилием снял сапоги, выправляя галифе. Сердце заколотилось сильнее, стоило потянуться к собственной рубашке, и Ставрогин в попытке успокоиться прикоснулся к чужой груди, проходясь пальцами вверх до ключиц. — Сколько у тебя времени? — он упорно старался не смотреть в глаза, на что Эркель приподнял его лицо за подбородок, слабо улыбаясь. — Вылет в два. Мне ещё надо будет забрать листовки у Шатова, но это всё. Можно не спешить. Ставрогин не успел даже понимающе кивнуть, как Евгений вновь прижался к его губам, невольно роняя на диван. По головой оказалась многострадальная брошюра, и Николай, чертыхнувшись, осторожно вытащил её из-под себя, кладя на пол. — Самообразуешься? — хихикнул Эркель, покрывая поцелуями уже уши. Ставрогину казалось неправильным говорить, что он думал о возможной пользе этой книжки в будущем, поэтому только повёл плечами, обхватывая Эркеля за шею и прикрывая глаза. Руки Евгения скользнули по ночной сорочке, ловко расстегнули пуговицы, но не сняли её до конца, вызвав мурашки по коже от прикосновения холодных после улицы пальцев — стоило вздрогнуть, как Эркель тут же сделал объятия крепче, подхватывая за бока и притаскивая к себе. Николай плавился под его телом, глухо постанывая сквозь прикушенные губы, несмотря на то, что ничего ещё не было сделано. Мысли о прощании наконец отступили на второй план — на первом оставалось только горячее дыхание Евгения на ухо и его сильные руки, осторожно сминавшие рёбра и оглаживавшие впалый живот мягкими касаниями. Аккуратно справившись и с пуговицей домашних штанов, он притиснулся ближе, и Николай невольно обнял его ногами. Нутро жгло приятным огнём, он вскидывался, убирал со лба успевшие взмокнуть волосы, пока Эркель свободной рукой придерживал его за плечи, целуя и осторожно кусая за выступавшую ключицу. Николаю было вполне достаточно уже этого, чтобы сохранить в памяти только самые приятные воспоминания в случае утраты, но неожиданная алчность в голове твердила — он должен взять всё, что может дать ему Эркель, и в свою очередь делиться с ним имеющимся — рваными стонами, вздохами, перемежающимися с поскуливанием, шёпотом на ухо и россыпью слабых пятен от румянца. Евгений всё делал медленно, стараясь не причинять боли, несмотря на то, что Ставрогин хотел всего и сразу, но терпеливо жмурился, отдаваясь чужим рукам полностью и позволяя делать с собой всё, что было необходимо. Сосредоточенно мягкое лицо напротив заставляло кровь приливать к щекам, а биение сердца — ускоряться, и Николай тут же приподнялся за поцелуем, который ему с готовностью подарили. — Ты боишься? — Эркель прижался губами к его виску, не прекращая двигать рукой. — Я боюсь только не увидеться с тобой больше, — нервно усмехнулся Ставрогин, со вздохом запрокидывая голову, — а так я бесстрашный. Эркель тихо рассмеялся, зарываясь лицом в шею Николая. Пальцы на его ногах подгибались до слабых судорог, а тело дрожало как в горячке — Ставрогин надеялся, что этот момент будет длиться вечно, и никого не придётся никуда отпускать. Это могло быть низменно и странно, но собственные ощущения обманывать не получалось — он тихо вскрикивал, цепляясь за чужие плечи и с замиранием ожидая дальнейшего. Сквозь мутное сознание послышался звон бляшки ремня, и Николай почти сразу задохнулся собственным всхлипом, прикрывая лицо ладонью. Сладко стянуло низ живота, но Евгений аккуратно перехватил запястье Ставрогина, взяв ситуацию в свои руки. Тело протаскивало по грубоватому дивану — наверняка вся спина будет безжалостно стёсана, но и поцарапанным плечам Эркеля досталось тоже. Частое, горячее дыхание на ухо сбивало с толку совершенно, заставляло потеряться где-то в собственных мыслях и разрешить себе обмякнуть под весом Евгения. Оставалось лишь ловить его лицо за подбородок и неразборчиво шептать в губы, позволяя делать с собой всё, что угодно. Держаться получилось недолго — Ставрогина прошибло дрожью, и рвущийся наружу вскрик пришлось глушить, до боли прикусывая щёку. Евгений заметно ослабил хватку, переводя дыхание, как тут же дёрнулся на звук — Дымка истошно мяукала у двери и топталась на пороге. — Что это с ней? — прохрипел он. — Кто-то пришёл? — Думаю, ей показалось, — Николаю очень не хотелось разрывать объятия, ровно как и верить в то, что кто-то мог их видеть или слышать. — Я проверю, — Эркель спешно накинул гимнастёрку и пошёл выглядывать в коридор, пока Ставрогин лишь устало вздыхал — вот уж эта параноидальность чекистов. Тот скрылся за дверным проёмом и через какое-то время вернулся, подрагивая от холода. — Никого. — Я же говорил, — протянул Ставрогин, — иди назад. Лежащий на нём Эркель странным образом успокаивал собственной тяжестью, и стало казаться, будто никуда он и не собирается уходить, что сейчас они просто примутся пить вместе чай и шёпотом посмеиваться, как ни в чём не бывало обсуждая дальнейшие планы на работу, но коловшая ноги шинель, влажная от редких растаявших снежинок, упорно возвращала в реальность раз за разом, заставляя обречённо утыкаться крепче в плечо Евгения. — Я буду надеяться, что мы ещё встретимся. Оба живые, — на всякий случай уточнил Ставрогин, не желая никаких насмешек судьбы над подобными наивными словами. — А я не буду надеяться, потому что уверен в этом, — на мгновение напугал Эркель, — не переживай. И не из такого выбирался. Его сильные руки под ладонями Николая вот-вот угрожали исчезнуть, раствориться, стоило бы ему отпустить, поэтому он крепче вцепился в них до напряжения костяшек и сдавленного выдоха. — Не бойся так. Вернусь победителем. Только сейчас отошедший от помутнения Ставрогин заметил, что на шее Эркеля болтался потемневший от времени деревянный крестик. — А я помолюсь за тебя. Собирался Евгений молча, прерываясь только на то, чтобы очередной раз крепко поцеловать, и крайне неохотно натянул будёновку вновь, опустив её борты от холода. — Тебе придётся позаботиться об Искре — Лиза тоже отбывает. — Да, она сказала мне вчера. — Сейчас девочка у Пети, будь добр забрать или сам переселиться к нему. Вдвоём наверняка справитесь лучше. Ставрогин с готовностью кивнул, крепко сжимая грубую, но такую родную ладонь Эркеля. — Привезу голову кого-нибудь из восставших. — Лучше привези себя домой, — Николай поморщился, но больше для проформы. — И это тоже. Евгений стиснул его в объятиях на прощание, отдал честь и скрылся за дверью, пока Ставрогин медленно сползал по стене вниз, слепым взглядом уставившись на казавшийся сейчас издёвкой памятник. «Господи, в милостивой власти Твоей Евгений, помилуй и спаси имени Твоего ради».