
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
РСФСР!ау, в которой Ставрогин — скульптор-авангардист, Эркель — сотрудник ВЧК, Верховенский — поэт, певец революции.
Посвящение
Пете. Спасибо вам, родной, люблю вас.
Часть 14
29 июня 2022, 10:00
Неделя пролетела в одночасье — Ставрогин погрузился в работу, пытаясь абстрагироваться от всего, что в последнее время навалилось. Правда, полностью посвящать себя делу всё равно не удавалось — Эркель навещал его ещё чаще, чем прежде, иногда даже по нескольку раз на дню. Николай отшучивался, что Эркель так совсем не будет успевать работать, если примется постоянно ему позировать, но в душе был признателен за неравнодушие. Искра приходила тоже, а это и радовало, и тревожило Николая одновременно.
Сначала встречи были для него наиболее неловкими событиями. Он всё ещё не знал, как Эркель к нему относится после того дня, а его будто не смущало вообще ничего — пока Искра на удивление ласково возилась с Дымкой, почёсывая ей спину, он украдкой целовал Ставрогина куда придётся — лоб, щёки, губы, иной раз даже заговорщически прижимался к шее. Николай не отталкивал, но и ответных действий практически не совершал. Вовсе не потому, что ему не нравился Эркель, а потому что понимал — Искре видеть этого абсолютно точно не стоит.
Собственно, поэтому он и чувствовал себя всё время не в своей тарелке — если их взаимоотношения с Эркелем перерастут во что-то большее, им в любом случае придётся скрываться, даже если друзья их примут.
«Петя не примет», — грустно усмехался про себя Ставрогин, вспоминая слова Шатова. Если Верховенский действительно в него влюблён, то сотрёт в порошок. Не физически — всё же Николай сильнее — так морально, отвернувшись навсегда, а подобных преданных друзей ещё поискать надо было. Или же не настолько преданных, если Верховенский способен из-за невзаимных чувств перечеркнуть все их тёплые отношения? У Николая начинала болеть голова, как только он пытался в этом разобраться.
От Эркеля он мало-помалу принялся морозиться, то отговариваясь работой, то отчасти симулируя жуткую усталость и сонливость во время его прихода.
«Вряд ли в чекисты набирают идиотов», — скользило в голове, — «наверняка ведь догадается».
Мысль была правильной.
Эркель пришёл в очередной раз, но уже без Искры — это моментально насторожило, и Ставрогин попытался свести всё в шутку.
— Что, отдал Лизе ребёнка?
— Да, на время, — мягко улыбнулся Эркель, в противовес дружелюбному тону стреляя льдинками глаз, холодный взгляд которых Николай приметил ещё при первой встрече. — Не нужно, чтобы сейчас она слушала.
— А что ты хочешь сказать? — Ставрогин из последних сил попытался состроить дурачка, невольно прижимаясь к всё ещё неоконченной скульптуре.
— То, что ты от меня закрылся.
— Тебе кажется, я просто уставший.
— Скажешь, мол, весна, кот ты мой мартовский? — Эркель напряжённо опёрся руками о спину стула. — Это началось после того, как я тебя поцеловал.
— Просто совпало, работа и всё тому подобное…
— Не хитри. Если ты не хочешь меня больше видеть, я навязываться не буду, — рубил с плеча Эркель, — только объясни, что я сделал не так? Я же тебе нравился, разве нет?
Ставрогин устало потёр переносицу испачканными пальцами и расстроенно взглянул на Эркеля, собираясь с силами. Тот, несмотря на своё нахрапистое поведение, осторожно протянул руку к лицу Николая и сколупнул оставшуюся на брови глину.
— Нравился. Ты мне и сейчас нравишься, просто…
— Просто что? Ты боишься резкого развития? Тебе нравятся только те, кто не отвечает взаимностью? Поэтому Петю ты игнорировал, а на меня запал? — Эркель говорил спокойным тоном, но от одного давления, что ощущалось, Ставрогин был готов сползти под стол и не вылезать.
— Господи… — он осёкся, поднимая взгляд к потолку, но краем глаза заметил — на лице Эркеля не дрогнул ни единый мускул, — в том смысле, что причём тут вообще Верховенский? Мы о нас говорим.
— Он мне все уши прожужжал про то, как ты ему нравишься. Я потом и сам это чувство ощутил. Но сейчас ты, видимо, совсем не хочешь поговорить, — он неожиданно грустно склонил голову набок. — Что не так?
— Да всё так! — Николай опустошённо поднялся со стула, избегая смотреть в глаза. — Ты мне нравишься, я тебе тоже, всё замечательно, а я сам придумываю проблемы.
— Ну расскажи, что придумал, фантазёр, а мы вместе твои воздушные замки разрушим, — лицо Эркеля слегка потеплело, но оставалось таким же спокойным.
— Да если бы. Искра! Ты хоть думал, что скажешь, если она увидит, как мы целуемся у неё за спиной?
Эркель помрачнел, вцепившись пальцами в стул крепче. Он выглядел так, будто сам задумывался об этом ранее, но только сейчас Ставрогин вновь напомнил ему.
— Ты же в курсе, что уголовную статью отменили после революции?
— В курсе, — выдавил из себя Николай, — но это всё ещё не меняет ситуацию.
— Нам ничего не угрожает. А уж её-то мышлению — тем более. Она ж даже не успела впитать в себя эти устаревшие понятия о «правильных» и «неправильных» отношениях.
— А скажи-ка мне, — резко вклинился Ставрогин, — что сейчас у Лизы с Верховенским?
Эркель замялся, постукивая пальцами — то ли пытался вспомнить, то ли хотел уйти от неудобной темы.
— Честно — не знаю. Может, что-то вроде романа. А как это относится к делу?
— И Искра их видит вместе, так?
— Если Лиза сейчас с Петей, то да. И что с того?
— А ты думаешь, у неё не возникнет вопросов, почему Верховенский крутит амуры с противоположным полом, а её папаша — с мужчиной?
Тяжело вздохнув, Эркель сел за стол, уткнувшись лицом в ладони. Молчали они недолго, но этот момент показался Ставрогину вечностью. Он уже мысленно обругал себя, что вообще завёл подобный разговор — хотя начал его Эркель — и в очередной раз всё испортил, не успев даже наладить.
— Ты паникёр, — наконец отрезал Эркель. — Думаешь, я не найду, как с ней поговорить в случае чего?
— Это полбеды, — вновь начал Николай, — а если узнают в твоей Комиссии?
Незаметно подобравшаяся Дымка потёрлась о ноги Эркеля и запрыгнула к нему на колени — она давно стала считать его за своего и часто выпрашивала поесть. Эркель задумчиво почесал её за ухом, успокаивая себя и заводя моторчик у кошки — та громко заурчала.
— Я просто скажу Искре, чтобы молчала об этом. Ты, может, не поверишь, но некоторые дети скрытны до ужаса. Она всё-таки не совсем домашний ребёнок, на улице сколько времени жила. Знает, когда надо рот на замке держать, а когда можно общаться. Не бойся ты так, в любом случае прилетит мне, а не тебе, — Эркель рассмеялся, стряхивая с формы шерсть.
— Дурак, я за тебя и беспокоюсь, — Николай тоже не смог сдержать улыбки, но внутри всё ещё чувствовал какой-то хаос, который подавить одним словам Эркеля было не в силу. — Это творческим «интеллигентам» можно хоть на ушах стоять — пока что. А ты, как важный сотрудник, должен быть без единого пятна на репутации.
— В любом случае мой козырь — отмена статьи. Не просто так же это сделали.
— Ты слишком беспечный для чекиста, — Ставрогин уткнулся носом в его макушку, прикрывая глаза.
— Неужели инициатива с твоей стороны? Я уже привык, что ты холодный как рыба.
— Перестань, — не сдержавшись, Николай с силой чмокнул его в губы, хмурясь. — Ты не представляешь, сколько раз я хотел это сделать, но останавливал себя.
— Всё из-за моей Искры?
— Не из-за неё, а из-за последствий, которые могут быть от её знания.
— А главное, молчал и делал вид, что всё нормально, — Эркель шумно засопел, — если бы я не спросил, так бы и изводился, да?
— Да, — признался Ставрогин, не видя смысла увиливать, — можешь считать меня трусом.
— Ты не трус, а идиот. Если тебя что-то беспокоит, надо говорить словами через рот.
— Теперь ничего не беспокоит.
Эркель воодушевлённо притянул его за плечи ближе, покрывая поцелуями всё лицо, и сейчас Николай уже не стоял столбом, пытаясь сделать момент как можно короче, а наоборот, подавался всем телом навстречу и прижимался губами к чужой коже в ответ.
— И всё-таки, — Эркель нехотя оторвался от Ставрогина, — как ты себя сейчас чувствуешь?
— Сейчас — лучше некуда.
— Ты понял мой вопрос, — настоял он.
Николай почесал затылок, вскидывая глаза.
— Пока что — сойдёт. Есть усталость, но терпимо. С работой справляюсь, на том спасибо.
— Я могу снабдить тебя балтийским чаем.
Ставрогин недоумённо посмотрел на него — неужели Эркель и сам этим занимается? В первую их встречу он, конечно, подумал об таком, но не настолько серьёзно.
— Ни в коем случае! Я сам справлюсь. — отрезал он. — А ты…
— Я — нет, — поспешил уверить его Эркель. — Работы, конечно, много, но я стараюсь не изводиться до такой степени, чтобы к нему прибегать. Просто предложил, вдруг помогло бы.
— Нет уж, вывезу как-нибудь без ваших примочек. Не настолько у меня сложное занятие.
— Ты его недооцениваешь. Это ещё и физический труд, помимо умственного.
— А ты будто физическим трудом не промышляешь.
— Пока восстания шли, лётчиком был.
Ставрогин удивлённо ахнул, хотя сам не до конца понял, что его так поразило.
— Лётчиком?
— Да. Считаешь, мне не подходит? — лукаво улыбнулся Эркель.
— Всё подходит, — Николай смутился, — просто думал, что ты был обычным солдатом…
— Ну вот, теперь знаешь обо мне чуть больше, — Эркель вновь притянул его к себе для поцелуя.
Николай вжимался в него как можно крепче, пытаясь возместить всё то время, что он провёл в страхе даже лишний раз прикоснуться, и Эркель не отставал, обхватывая его руками за шею, почёсывая загривок, как кошке, и ласково оттягивая волосы. Ставрогин несдержанно застонал в поцелуй и тут же разорвал его, смутившись.
— Тебе не пора идти? — икнул он, растирая пальцами красные пятна на щеках.
— А что случилось? — Эркель улыбнулся. — Не хочешь, чтобы я видел тебя таким?
— Нет, я это только тебе и позволю. Просто боюсь, что если мы продолжим, то закончим очень нескоро.
Расхохотавшись, Эркель поднялся, неохотно спустив с колен Дымку, захватил лежавшую на диване шинель и уже буднично поцеловал Ставрогина в скулу.
— Не расклеивайся, — подмигнул он, — как смогу, так приду снова.
— Кстати, — повёл плечами Николай, — ты связался с Шатовым?
— Естественно. Как он на меня смотрел, это просто ужас, — Эркель прыснул со смеху, — но согласился. Надеюсь не нанести ему травму своими документами.
— И берегись, чтоб тебе от него не прилетело.
— Я вторую щёку подставлять не буду, не бойся. До встречи, Коль.
Ставрогин проводил его, машинально поглаживая себя по скуле, и закрыл дверь. На душе стало легче, и это не могло не радовать.