Цветок революции

Из распахнутого окна в комнатушку заносило редкие снежинки — за ночь метель чуть приутихла. Ставрогин, разбуженный порывами ветра, поёжился под тонким одеялом и нехотя приподнялся на кровати — после забытья в коротком сне вставать хотелось меньше всего, а продолжить спать в таком морозе означало заработать себе очередной непроходящий кашель. Сбросив покрывало, Николай поплёлся возвращать створки на место, и только захлопнув их до конца, услышал, как через стенку раздаются мерные шаги — видимо, не он один сейчас не спал. Попросить тапочки он забыл, поэтому идти проверять пришлось босыми ногами — пол неприятно холодил ступни, и Ставрогин невольно поджимал пальцы. В соседней комнате светлячком горела тусклая керосинка, а Эркель в тёмно-серой пижаме ходил от одной стены к другой, каждый раз задерживаясь на середине пути и о чём-то задумываясь. Заглянувшего Николая он заметил только после того, как под ногами скрипнула половица. — Почему вы не спите? — первым задал вопрос Эркель, вынырнув из размышлений. — Окно открылось, пришлось вставать, — Николай по какой-то причине чувствовал себя оправдывающимся школьником — возможно, так действовала выправка Эркеля, которая не скрывалась даже в гражданской одежде, — а вы? — Я часто просыпаюсь по ночам. Плохо спится в такое время, сами понимаете, — улыбнулся Эркель, — носом не клюю в течение дня, и на том спасибо. Искра, в отличие от них, тихо сопела на кушетке, не просыпаясь со вчерашнего вечера, и Николай перешёл на шёпот. — Вас что-то беспокоит? — Не могу сказать с уверенностью, — Эркель качнул головой, — переживать есть из-за чего, но это не причины. Пойдёмте лучше, — покосился он на девочку, — она обычно спит крепко, но если встанет, то я её уже не уложу. Дойдя до прихожей, он вытащил из кармана шинели папиросы и свернул на кухню. Заслонку чайника со свистком Эркель предусмотрительно отогнул и поставил его на примус, тут же закуривая. — Даже не знаю, кто будет её опекать, если со мной что-то случится. Сейчас всюду бушуют восстания, и если меня отправят на передовую, Искра будет одна. Конечно, есть Петя и Лизавета, но они не смогут быть рядом с ней столько же, сколько и я. — Я тоже могу помогать, — вызвался Ставрогин, — по мере сил и возможностей. — Будем надеяться, что ничего не случится и вам не придётся так напрягаться, — Эркель слабо улыбнулся, — я ценю вашу помощь, но девочка точно усложнит жизнь и работу. Николай смешался и замолчал; какой-то момент они сидели в тишине, нарушаемой только выдохами Эркеля во время курения. — Будете? — тот запоздало протянул коробок. Ставрогин решил не отказываться, затягиваясь вместе с ним. — У меня, конечно, работа не такая нервная, как у вас, но сроки поджимают, — смущённо усмехнулся он, пока запах табака наполнял комнату, — я всё ещё не закончил памятник, а примерный макет сдавать уже совсем скоро. — Николай выдохнул, будто набираясь смелости, — Спрошу опять — точно не хотите побыть моим натурщиком? — Только если без лица, — засмеялся Эркель, — Но времени у меня не так много будет, сами понимаете. — Часок в день было бы достаточно. Вы и Искру приводите, я ей тоже дам полепить. Тогда у неё совсем хорошо получилось. — Потому что это был я? — Ну не только поэтому, — Ставрогин замялся, явно не желая признавать, — но отчасти. — Я вас понял. Помогу, если такое дело. — Очень благодарен, — он облегчённо вздохнул, — иначе я никогда с этим не разделаюсь. Эркель потушил папиросу и бросил в пепельницу, полную окурков. — Кошку видел у вас. Давно завели? — Подобрал на улице как-то. В колтунах, напуганная, одичавшая, но потом быстро ко мне привыкла. Было видно, что домашняя. Наверное, выбросил кто, может, эмигрировал. Либо убили. Николаю сейчас показалось даже забавным то, что Эркель, по сути, так же подобрал свою дочь — если такое слово можно применить к ребёнку — но чем-то они были даже похожи. Дымка недолго осваивалась в доме и постоянно показывала свой независимый и в чём-то вредный характер — драла мебель, метила диван и часто воротила нос от той пищи, которую мог предложить ей Ставрогин, но было заметно, как она к нему привязана. К Верховенскому она тоже относилась спокойно, пока тот забирал её поухаживать — он всегда мечтал о кошке, но со своим графиком никак не мог себе её позволить, то будучи на чтениях весь день, то бегая по друзьям с поиском компаньона на ужин, поэтому сублимировал своё желание в Дымке, стараясь кормить её настолько вкусно, насколько мог. Он сам чем-то был похож на кота — такой же своенравный и благосклонный только к редким людям, в числе которых были Николай и Эркель. Ставрогин сам не до конца понял, почему сейчас задумался о Петре, но по мотивам их отношений было впору писать сборник анекдотов. Они встретились после революции на каком-то съезде и не могли не сцепиться — Николай продолжал придерживаться упаднических настроений, а Верховенский стремился вселить дух единства в каждого, кому не посчастливилось оказаться на его пути. Пылко поссорились, тут же помирились, и Пётр потащил Ставрогина обедать, одновременно громко выясняя отношения и не оставляя попыток склонить Николая на свою сторону. Получалось неплохо — тот был сразу же пристроен в объединение авангардистов, Верховенский помог ему выбить мастерскую и завесил её множеством плакатов о торжестве будущего, без этого шутливо отказываясь оставлять Ставрогина одного, пока тот не прочитает каждый лозунг громко и с выражением. После того, как Николай из дружбы сходил на дебютный вечер, Верховенский совсем ошалел от радости и принялся таскать его на каждый более-менее масштабный, решив, что ему непременно нравится. Ставрогин, конечно, был не против поддержать близкого, но от переизбытка восторженности он каждый раз шёл домой как оглушённый. Постоянные совместные обеды, Верховенский платил за всё, заносил ему продукты и всячески старался быть рядом и как можно ближе — будто приютил и пригрел человека без малейших тесных отношений с кем бы то ни было. Впрочем, одного только Петра Ставрогину хватало с головой, но тому, что на его жизненном пути встретился Эркель, он был рад не меньше. — А как вы познакомились с Верховенским? — очнувшись от мыслей, спросил Ставрогин. Эркель с любопытством всё это время наблюдал за его лицом, но заулыбался и тут же прикрыл рот ладонью. — Ничего особенного, по цензурным соображениям ходил на всяческие собрания, а там он читал. Сразу меня вычислил, хотя я был в гражданском, но не смутился, а напротив, стал провоцировать. Будто знал, что я ему ничего не сделаю, — Эркель слабо покраснел, — в конце-концов, не тот это человек, которого можно хоть в чём-то заподозрить — слишком у него все эмоции на лице написаны. Принялся возле комиссариата меня караулить, а когда я спросил, что он вообще делает, заявил, что в ответ следит за моей деятельностью. Невозможно было не подружиться. — Более чем в его духе, — согласился Николай, — удивлён, как он сам в форму не переоделся. За это хоть и можно получить, но он всегда без головы на плечах. — А переоделся бы, я бы его и принял тут же. Чувствую, что он готов был так сделать в случае, если не сойдёмся ближе. А почему вы вдруг про него вспомнили? — Да я и сам не знаю, — Ставрогин совершенно потерял ход своих недавних мыслей, — я, если ночью просыпаюсь, постоянно о какой-то чепухе думаю. — Вот передам Верховенскому, что вы его чепухой назвали, — шутливо пригрозил Эркель, — перестанет общаться. — Не перестанет, — с уверенностью заявил Николай, — я его в начале наших отношений как только ни пытался от себя отвадить, а он всё приставал и приставал, пока я не сдался и не стал дружить. Куда угодно без мыла влезет. — Ну, чувствую, если вы ему заявите, что со мной интереснее — даже когда это не так, то он сильно обидится. — А я Пете такого не скажу. Не потому что с вами неинтересно, а потому что мне его жалко. — Он за жалость в свой адрес убьёт быстрее. Не любит, когда его считают слабым. — Знаю, — вздохнул Ставрогин, глядя, как луч солнца чертит по стене едва заметный путь, затем обернувшись и посмотрев в окно, — заболтались мы с вами, уважаемый. — Спасибо, что помогли провести ночь, как раз на службу скоро. Николай порозовел, уставившись в пол и рассматривая кромку домашних штанов Эркеля. — Мне тогда тоже идти? — Я вас не прогоняю, что вы. — Всё равно в мастерскую пора, работы вагон, да и кошку кормить. Зайдёте же сегодня? — Обязательно, — кивнул Эркель. Он проводил Ставрогина до двери, дождавшись, пока тот оденется и приведёт себя в порядок. Галстук был повязан косо, но Эркель всё равно задержал на нём долгий взгляд, переведя его затем на Николая. — До вечера. — И доброе утро от меня для Искорки. Эркель довольно улыбнулся и прикрыл дверь, возвращаясь в комнату, пока Ставрогин, укутавшись в прохудившееся пальто, выходил на улицу. Занимался рассвет.