Цветок революции

Оставшись один, Ставрогин наконец принялся за работу, которую откладывал слишком долго — памятник красноармейцу. Основные очертания фигуры были уже готовы, но с деталями никак не шло, несмотря на то, что ему раздобыли и форму для сравнения, и будёновку, и даже винтовку — всё, что сейчас получалось у Николая, так это нахлобучить одежду на глиняного «идола» и страдальчески вздохнуть. Махнув рукой, он сел за стол, открывая очередную банку консерв, и расстроенно принялся за еду, время от времени поглядывая на собственное карикатурное творение. Звенящую тишину нарушил стук в дверь. — Петь, заходи! — не глядя в сторону проёма, крикнул Ставрогин, спешно дожёвывая. — Это не Петя, — кашлянул гость, — Можно? Николай обернулся и едва не подавился, тут же вскакивая со стула. — Эркель? — Да, я. — смущённо пробормотал он, — Приятного аппетита, кстати. Ставрогин залился краской, тут же отряхивая руки и принимаясь стаскивать с недоделанной скульптуры атрибутику. — Я вас и не ждал совсем… — Вижу. — улыбнулся Эркель, глядя на работу Ставрогина, — Замечательный монумент получается. — Пока ещё нет, — Николай разочарованно провёл по глиняной фигуре ладонью, — Ровным счётом ничего не выходит — сколько уж я в головах практиковался, а сейчас даже лицо не могу вылепить. Он ненадолго задумался, глядя на Эркеля. — Кстати! Раз уж вы пришли, хотел вас спросить кое о чём. Вы… не согласились бы побыть натурщиком? — Какой из меня натурщик? — смутился Эркель, — Я только в стойке «смирно» замереть могу. — Вам необязательно замирать. — улыбнулся Ставрогин, — Хотелось бы попробовать хотя бы лицо для начала. — А над чем вы работаете? — неожиданно подозрительно спросил Эркель. — Памятник. — Нет! — испуганно воскликнул он, — Я не согласен. Кто я такой, чтобы с меня памятник лепить? — Ну не совсем же с вас, я слегка видоизменю… — Нет. — отрезал Эркель. — Как скажете. — погрустневшим голосом произнёс Николай, — Тогда, может быть, просто посидите в качестве музы? Эркель тихо рассмеялся. — Муза из меня такая же, как натурщик. Но если вам будет проще от этого, то, в принципе, сегодня я уже никуда не спешу. — Верховенский, кстати, тоже обещал зайти, — как бы невзначай ввернул Ставрогин, — он вчера очень расстроился, что мы его не подождали. — Моя вина, надо было предупредить, — мягкое лицо Эркеля омрачилось, — я и забыл, как он ревностно ко всему относится. — Я и сегодня его чем-то обидел. Правда, так и не понял чем, — Ставрогин пробормотал это больше себе под нос, — но он тут же ушёл. Эркель сочувственно посмотрел на него. — Впрочем, не будем о плохом. — Ставрогин принялся вертеться вокруг скульптуры, — Я бы вас чем-нибудь угостил, да одни сардины остались. — Не против. Заняться ими Эркель не успел — распахнулась входная дверь, и ввалился Верховенский, весь в снегу. — Коль, привет! Прости, что так ушёл, дела были… — он обратил свой взгляд на уже сидевшего за столом Эркеля, — А, вот значит, как, чаёвничаете, и без меня? — Я и не ожидал, — принялся оправдываться Ставрогин, — так получилось. — Нарушу вашу идиллию и присоединюсь, — фыркнул Пётр, бросая пальто на вешалку и обнажая очередной клетчатый пиджак. В комнатушке было не так много места, чтобы их разместить, и становилось заметно тесно. — Да мы о тебе как раз говорили, — Николай улыбнулся, — так что не переживай так. — Вовсе я не переживаю, — Верховенский скрестил руки на груди, — сплетники. Эркель рассмеялся, по-доброму глядя на него. — Петь, вот ты хотел куда-то сходить втроём? Я закончу и можно будет попробовать, — предложил Ставрогин. — С одним мной отказывался, значит, а как пришёл Эркель, так сразу согласился? — Не начинай… — Ну уж нет, давай разберёмся. Вы два дня знакомы, а меня ты уже невесть сколько знаешь! — Вот именно поэтому. Хочу познакомиться ближе, пока есть возможность, а с тобой мы в любой момент увидеться готовы. Верховенский, явно обозлённый, уже открыл рот, чтобы что-то сказать, когда в дверь раздался очередной стук, сильный и ритмичный. — Здесь мёдом намазано всем, что ли? — взвился Ставрогин, не привыкший к большому количеству людей, — Проходите! Послышался цокот каблуков на форменных сапогах, но вместо солдата в комнату вошла белокурая девушка, смотревшая так, что у Ставрогина невольно прошёл мороз по коже. Верховенский тут же подскочил на месте, явно теряясь. — Здравствуйте, чем можем быть полезны? — залепетал он, сцепив пальцы в замок. Девушка неожиданно улыбнулась ему, а затем перевела вновь строгий орлиный взгляд на Эркеля. — Про Искру не забыл, дорогой товарищ? Я думала, ты к ней так бросился, а ты здесь лясы точишь! — Я же попросил присмотреть за ней, пока я занят, — Эркель вскинул брови. — Она замечательная девочка, но я тоже работаю. — Я скоро вернусь. Тебе вовсе не обязательно было меня выслеживать… — Профдеформация, — рявкнула девушка, следом тут же выпрямившись и отчеканив, глядя на Верховенского, — Лизавета Тушина, комиссар разведупра. Пётр ошалевше толкнул Ставрогина в бок. — Можно по-русски? — Верховенский криво усмехнулся, пытаясь скрыть смущение. — Эркель расскажет. Мне некогда. Честь имею. Лизавета развернулась и чеканящей походкой вышла из мастерской. Выжидающий взгляд Верховенского был красноречивее любых слов. — Почти боевая подруга, — усмехнулся Эркель, складывая руки на колени, — Восьмой отдел. Шифровала вести с фронта. — А вы… — Нет. — он рассмеялся, — говорю же, подруга. Буржуазно с твоей стороны сводить любые отношения между мужчиной и женщиной к романтическим! — Всё, всё, не начинай, я только спросил, — Пётр тут же расслабился, явно забыв про предмет спора после появления Лизаветы, и Ставрогин выдохнул, поняв, что удалось избежать ненужного выяснения отношений. — Замечательная девушка. Со стержнем. Вот она бы подошла для памятника. — Я бы с радостью, но у меня запрашивали красноармейца. — Значит, в следующий раз, — Эркель улыбнулся.