Адаптация восприятия

— Он прямо куски от них откусывает! Леви тяжело вздыхает, смотря на Микасу и надеясь, что она либо не слышит, либо не понимает смысл сказанного Ханджи. Судя по тому, что девочка не отвлекается от книжки, он может надеяться на лучшее. — Прекрати рассказывать о маньяке-каннибале, когда мой ребенок сидит в метре от нас, — говорит Леви, отпивая чай. — Да нет, в том-то и дело, что он не каннибал: он их не ест, а откусывает и выплёвывает! Воодушевление Ханджи от этого факта пугает. Хотя за годы работы он привык к ней. В целом, его предположение было правильным: они пришли поговорить о новом деле. Леви готов сделать ставку, что через двадцать минут она попросит его присоединиться к расследованию. — ДНК-тест что-нибудь показал? — спрашивает он как можно менее заинтересованно. — Нет, и это тоже странно, — отвечает уже Моблит. «Не очень-то и странно, — думает Леви, — Если его нет в базе, то и тест бесполезен, кроме, разве что, определения пола, но мы итак знаем, что в девяноста пяти процентах случаев это — мужчина». — Я был наивен, когда поверил тебе, что ты просто хочешь зайти на чай, — тяжело вздыхая, говорит Леви. — Нет, мне на самом деле интересно как у вас дела, но я решила поговорить о деле, пока Эрвина нет, — отвечает Ханджи, широко улыбаясь. Эрвин не фанат подробностей убийств. К тому же, зная о кошмарах Леви, он точно будет не очень доволен тем, что Ханджи настаивает на его, хоть и временном, но возвращении. А она совсем не хочет видеть Эрвина недовольным: муж Леви производит колоссальное впечатление со всем своим ростом, деловым костюмом и глубоким голосом. Просто никто, ни Ханджи, ни Моблит, не видел Эрвина в домашних мягких тапочках, очках и с книжкой в руке. Как он сидит в кресле и мерзнет, пока Леви не накроет его пледом. Или как он высоко подбрасывает Микасу в воздух, а она не пугается и только визжит от радости. Иногда он и Леви так подбрасывает, только тот не визжит. — Я ушёл из участка, у меня ребёнок, и я не хочу в это все впутываться, — в который раз повторяет Леви. — Да никто ж не заставляет тебя впутываться, просто придёшь на места преступлений, посмотришь, что там и как. Ты же как ищейка: обязательно найдешь то, чего остальные не увидели. Тебе не нужно участвовать в самом расследовании, просто немного помочь. Ну, может, зайти в участок пару раз, но не более того! Леви снова тяжело вздыхает. — ФБР уже были? — Да. И если ты спрашиваешь про своего дядю, то да, он тоже там был. Значит, дело действительно серьезное. Микаса тихо подходит к Леви с большой книжкой в руках и просит поднять её на руки. Он ставит чашку на стол и усаживает ребёнка к себе на колени. Микаса указывает пухлым пальчиком на фотографию странной обезьяны. Леви таких никогда не видел, и, быстро пробежав взглядом по строчкам в книге, он понимает почему. — Это древний вид, Микаса. Сейчас обезьяны выглядят по-другому, — говорит Леви. Микаса хмурится. Леви говорит Ханджи: — Я отвечу тебе завтра. Мне нужно подумать. Но я могу отказаться, если посчитаю нужным. И ты оставишь меня в покое. Ханджи кивает, не скрывая радости, и откусывает большой кусок от торта, который сама же и принесла. Моблит рядом с ней выглядит смущённым. Эрвин возвращается в седьмом часу. На его лице улыбка, а в плечах не так много напряжения, как могло бы быть. Значит, сделка прошла успешно. Он улыбается Леви, а затем приветствует Ханджи и Моблита, по пути забирая Микасу из рук Леви. — Ужин? — спрашивает Леви, пока Эрвин щекочет их дочь. Ханджи и Моблит уходят ближе к девяти. Леви закрывает за ними дверь и идёт в гостиную, где Эрвин укачивает сонную Микасу, которую ещё не переодели в пижаму. Леви подходит к мужу со спины и обнимает его за талию. — Удачный день? — спрашивает он, вдыхая запах кожи и туалетной воды. — Да, все прошло даже лучше, чем я ожидал, — отвечает Эрвин. — Нужно это отметить, так что в конце недели устроят банкет. И Майк, наконец-то, представит свою возлюбленную. Ту, с которой всё серьезно. Ну да, такое с Майком впервые. Леви очень хочет посмотреть на неё. — У тебя все хорошо? — спрашивает Эрвин, повернув голову. — Да, даже не устал особо. Но ты же знаешь, что Ханджи не приходит просто так, да? Эрвин зевает. — Да, к сожалению. Хочет, чтобы ты помог с очередным делом? — Да. Вроде как всё серьёзно. Но я не знаю, хочу ли в это ввязываться. Точнее сказать, я знаю, что не хочу, но, как всегда, когда люди страдают, а Ханджи настаивает, что только я могу что-то сделать, меня начинают жрать сомнения. — Да, Ханджи знает, на что давить, это точно, — говорит Эрвин. — Давай сейчас уложим Микасу, примем душ и обсудим все это. И ты примешь решение. Ты ведь знаешь, что ты никому ничего не должен, да? Леви кивает. Он знает, но принять этот факт сложно. Он отказывается от душа — Леви был там утром — и, пока Эрвин моется в гордом одиночестве, переодевает Микасу в пижаму. Она уже почти спит, но еще держится. Её почти не пришлось укачивать. Леви оставляет её в манеже и включает ночник, прикрывая за собой дверь. В коридоре полумрак, и Леви почему-то резко становится не по себе. Странное ощущение, будто бы рядом опасность, но это не так. Он делает глубокий вдох, и ему чудится запах леса. Откуда? Начинает болеть нога. Леви хмурится. Может быть, это нервное или возрастное? Он ведь никогда не травмировал ноги. С чего бы? Но боль проходит так же резко, как началась. Вместе с ней уходит ощущение опасности. Это начинает раздражать. Эрвин еще не в постели, когда Леви заходит в спальню, он только готовится ко сну, переодеваясь в пижамные штаны. Его волосы влажные. Леви снова обнимает его со спины, утыкаясь лицом между лопаток. До этого он не чувствовал себя уставшим, но теперь ужасно хочет спать. Леви подумает обо всем завтра.

+++

Когда он увольнялся, то хотел избежать именно этого. Микаса сладко спит в своём рюкзаке-кенгуру у него на груди, пока сам Леви сидит в участке и смотрит на фотографии с мест преступлений. На самом деле он ждёт Ханджи, которая подписывает последние документы у начальства. — Там все давно убрали, никакой крови или запаха, я клянусь! Она даже ничего не поймёт, — это Ханджи рассказывала ему утром, когда он согласился прийти. Конечно, он должен был догадаться, что Ханджи захочет, чтобы он начал работу в этот же день. И ему, предсказуемо, не с кем было оставить ребёнка. И вот они здесь. — Все готово! — радостно говорит Ханджи, положив на стол перед Леви стопку документов. — Ты это подписывала? — Ага, а ты думал, почему я так долго? Она явно счастлива. Леви всегда пугала её увлеченность делами, которые касаются серийных убийц или психопатов. Он совсем не уверен, что на месте преступления может находиться ребёнок. Но, если все бумаги подписаны, и у них есть разрешение, кто он такой, чтобы спорить? Он ведь уже дал согласие. Стоя в грязных ботинках на светлом полу в квартире жертвы, он внутренне кривится. Вокруг действительно все выглядит вполне обычно. Не скажешь, что тут жестоко убили женщину, буквально зубами отрывая от неё куски. На мебели остались пятна крови: коричневые и неприглядные. Был еще ковёр, насколько Леви помнит по фото, но его, предсказуемо, забрали. — Погибшую звали Карла Йегер, ей было двадцать семь. Домохозяйка. По словам соседей — очень приятная женщина. — Я помню отчёт, Ханджи. Можешь не пересказывать, — говорит Леви. У Карлы Йегер есть сын и муж, которых в момент нападения не было дома. Сейчас, ради их же безопасности, они находятся под охраной. Квартира небольшая, но приятная, с французскими окнами. Леви подходит к одному из них. — На той стороне жилой дом? — спрашивает он. — Да, а что? Леви хмурится. — Пошли туда. Через окна на лестничной клетке противоположного дома прекрасно просматривается квартира Йегеров. Леви предполагает, что убийца, скорее всего, наблюдал отсюда. И, возможно, уличные камеры видеонаблюдения записали человека, который зашёл в этот дом, а затем вышел и зашёл в тот, где жили Йегеры. Леви провёл кончиками пальцев по старому подоконнику — пыли не было, как он и думал. — Ханджи, посмотри, на подоконнике рядом с тобой есть пыль? — спрашивает он и в ответ слышит ожидаемое: — Да, тут, кажется, вообще никогда не убирались. Леви тихо хмыкает сам себе: — Если на улице есть камеры, то, возможно, нам повезёт увидеть того, кто несколько раз входил в это здание, а затем единожды вошёл в дом Йегеров. — Думаешь, он следил за ними отсюда?! О боже, Леви, ты гений! Он, конечно, не гений. Удивительно, что он вообще первый, кто догадался о возможном наблюдении. — Он же знал, что жертва будет дома одна. И либо он знал кого-то из семьи лично, либо наблюдал. Наблюдал долгое время. Готов сделать ставку на то, что в остальных случаях будет то же самое — точка обзора на квартиру, где жила жертва. В этот момент Микаса начинает хныкать, и центр внимания Леви тут же сменяется. Она спала довольно долго, поэтому скоро захочет поесть. А значит, его время вышло. — Отвезти тебя домой? — спрашивает Ханджи, поняв всё без слов. — Или зайдём куда-нибудь? — А тебе не надо работать? — спрашивает он в ответ, глядя на просыпающегося ребёнка на своей груди. Когда Микаса окончательно открывает глаза, он гладит её по голове и говорит тихое «Привет» на случай, если она забеспокоится, не понимая, где находится. — У меня перерыв! — радостно отвечает Ханджи. Так они оказываются в ближайшем парке, сидя на скамейке. Леви откусывает кусок хот-дога и наблюдает, как Ханджи ловко кормит Микасу смесью из бутылочки. — Ты ко всему готов, да? — спрашивает подруга, имея в виду, что он взял еду для ребёнка с собой. Вообще-то, это далеко не единственное, что он взял «на всякий случай», а конкретно на все случаи, вплоть до нападения. Поэтому он отвечает простое «Да» и снова откусывает кусок. Время уже перевалило за два часа дня. Сегодня они с Эрвином не созванивались, — это было немного непривычно — но Леви подавляет в себе лишнее ощущение беспокойства. — Найдите места, откуда он наблюдал за жертвами. Посмотрите записи со всех камер. Есть большая вероятность, что что-то найдёте, — ещё раз говорит он Ханджи. — Как думаешь, зачем он кусает их? — спрашивает она, вытирая Микасе лицо салфеткой. — Вариантов может быть масса: это его идея фикс, какой-то замысел или это ему просто нравится. А может, он каннибал, но еще не определился. Шутка выходит мрачной, учитывая, что этот убийца буквально выгрызает куски из своих жертв. По заключению патологоанатомов — еще живых. Но Ханджи все равно смеется. Это жутко. Раньше они часто работали вместе как напарники: Леви, с его жутким черным юмором, и Ханджи, которая смеялась над его шутками. — Ладно, давай я отвезу тебя домой, пока дороги не встали, — говорит Ханджи. Леви кивает и забирает Микасу себе. — Домой, — чётко произносит Микаса, и Леви замирает. Она не говорила этого слова раньше. — Да, малышка, едем домой, — говорит он и целует её в лоб. — У нас ещё много дел. На прощанье Ханджи обещает сообщить, как только будет что-то известно. Леви просто кивает. В квартире их встречает предсказуемая приятная тишина и запах дома. Эрвин несколько раз предлагал завести собаку, но они решили подождать, пока Микаса станет чуть старше. Возможно, сейчас самое время. Леви осторожно снимает рюкзак-кенгуру, помогает Микасе выбраться и ставит её на ноги. Она, не очень твердыми шагами, идёт в свою комнату. Леви, конечно, следует за ней. Микаса садится на ковер и начинает играть с мягкими игрушками. Что ж, хорошо — у Леви есть перерыв. Он снимает толстовку, в которой ходил по улице, и пишет Эрвину СМС о том, что Микаса сказала новое слово. Эрвин, конечно же, сразу звонит, переполненный восторгом. Количество любви в этом человеке до сих пор поражает Леви. После короткого разговора он возвращается к дочери и садится на пол рядом с ней, постепенно перетекая в лежачее положение. Ковёр мягкий и уютный. Микаса сидит рядом с ним, иногда прерывая игру, чтобы посмотреть на него. Леви засыпает. Чтобы через двадцать минут резко подскочить с немым криком от ощущения падения, словно он падал с большой высоты. Все вокруг кажется мутным и не настоящим, как часто бывает после дневного сна. Леви тяжело дышит. Сон на этот раз был не пустым. Он помнит. Лес, очень высокие деревья. Вид, будто Леви где-то сверху. В руках ощущение тяжести, словно он держал в каждой ладони по несколько килограмм. Это было что-то твердое: дерево или металл. Он помнит эти ощущения так чётко, будто они ему не приснились. Было жарко. Наверное, лето? Этот сон был не страшным. Не таким, какими были остальные, после которых он не мог дышать. Или, может быть, это был просто сон? Обычный дневной бред. Леви закрывает глаза и несколько секунд концентрируется на дыхании. Это помогает. Когда он открывает глаза, Микаса сидит всё на том же месте, но теперь внимательно смотрит на него. Она не выглядит напуганной. Она совершенно спокойна. — Я заснул, — говорит Леви скорее себе, чем ей, но она отвечает: — Да. Леви всё ещё чувствует, как сжимает в руках что-то. Буквально, будто это только что было в них, а теперь исчезло. Всё кажется каким-то нереальным. Странное ощущение. И тут раздаётся звонок.