Вишневый вкус моего искусства

Облака прикрывали солнце, не давая осветить землю. Температура с каждым днем становилась ниже, что означало приближение поздней осени. Деревья сменяли желтые листья на оранжевые и красно-коричневые. Птицы переставали петь, собирались улетать в теплые края. Несмотря на отсутствие солнечных лучей, город не выглядел пасмурным. Наоборот, казалось, что он только начинает оживать, завораживать своими пейзажами. Время показывало три часа дня. Чонвон находился в своей мастерской, изредка поглядывая в окно. Вдохновение покидало его с каждой минутой, и он старался вести кистью быстрее. На холсте образовывались непонятные силуэты, резкие мазки и линии. Совсем не то! Парень тяжело вздохнул, отбрасывая кисть на столик с палитрой красок. Еще один испорченный холст. Еще одна никчемная картина. Чувства безысходности накрыли брюнета, заставляя его закрыть лицо ладонями. Он начал дышать чаще, пытался избавиться от наступавших слез. На кону была его судьба, светлое будущее. Но последняя неделя давалась кареглазому тяжело. Уплата долгов, аренда студии и огромные расходы на новые краски. Денег становилось все меньше, а заказов на картины не было. И единственное о чем думал Ян: как прожить еще месяц. Чонвон увлекся искусством еще в начальной школе, подробно изучал скульптуру и архитектуру, но в первом классе окончательно остановился на живописи. Он любил наблюдать за закатом на окраине деревни у своей бабушки. Как солнце скрывалось за деревьями, разбавляя голубое небо яркими цветами. Облака были схожи с сахарной ватой, которую так любил Ян. Тени деревьев превращались в различных животных невиданных форм. Длинные колосья колыхались от легкого ветерка. В то время Чонвон мчал за бумагой и акварельными карандашами. Каждый день — новая картина пейзажа. Его удивляло, что менялось абсолютно все: оттенки лучей, расположение облаков. Когда начиналась учеба, он переходил на городские пейзажи, тщательно изучал мелкие детали: падающий свет от фонаря, витрины магазинов, эмоции прохожих, звезды на ночном небе. Его детское сердце трепетало от необыкновенной красоты. Родители не могли не заметить увлеченное лицо сына, поэтому на приближавшийся день рождения купили акварельные художественные краски и небольшие холсты. Так искусство поселилось в душе семилетнего Чонвона, продолжая цвести внутри него уже тринадцатый год. Он посвящал себя картинам на протяжении всего свободного времени. К концу средней школы брюнет нашел себе небольшую подработку — в антикварном магазинчике на соседней улице. Парень внимательно изучал старинные шкатулки, гравюры, картины. Владелица ларька, Госпожа Чхве, обратила на это внимание еще в первый день, поэтому каждый раз она рассказала историю некоторых из товаров. А позже научила писать настоящие картины. В свое время женщина увлекалась портретами, и ей не составляло особого труда научить любознательного мальчишку. Она заготавливала простые карандаши, от мягких до жестких, царапающих нежные листы белой бумаги; закрывала магазин пораньше, чтобы Чонвон не задерживался до позднего времени, успевая порисовать. Госпоже Чхве тогда было около сорока пяти лет, длинные темно-русые волосы и сверкающие глаза цвета горького шоколада, на который у Яна была аллергия. Если бы Чонвона спросили, с чем ассоциируется его учитель, он без размышлений ответил бы: хвоя, палитра и блузки с пышными рукавами. Кареглазый благодарил тетушку каждый день. За помощь, за заботу и тепло. Она дала ему большой опыт; показала структуру лица, штрихи и переходы от темных цветов к светлым. Через два года Госпожа попала в больницу, а еще спустя неделю антикварный магазин закрыли. Слабый стук в окно. Чонвон поднял голову, поворачиваясь к двери. Медленно вскочив со стула, он направился к входу. На улице стемнело окончательно, луна была единственным светилом в это время. Сону поправлял воротник своего бежевого пальто. На нем был белый джемпер и темные широкие брюки. И, конечно же, кеды. Брюнет прошел внутрь, осматриваясь, словно в первый раз. — Как у тебя тускло тут. Ты хоть что-то видишь? — кареглазый повернулся к близкому другу, вглядываясь в образовавшиеся синяки под глазами. — Чай? — спросил Чонвон, прикрывая входную дверь и направляясь к маленькому буфету в его студии. Ким Сону — один из лучших друзей Яна. Они знакомы с начальной школы и с тех пор «не отлипали» друг от друга. У них одинаковые взгляды на жизнь или же конкретные вещи. Так, Сону почти не возражал Чонвону, несмотря на то, что он старше друга на полгода. Младший всегда может отстоять свою позицию, привести миллион аргументов и научно доказанных фактов. Единственный смельчак, который может устроить самые настоящие дебаты с Чонвоном — это Хисын. Для Ли брюнет всегда будет маленьким и ничего не смыслящим пареньком, которого надо всему учить. Русоволосый сделает замечание: «Чонвон-и, не ругайся» или «Ты не прав, у нас хорошие зарплаты». И, возможно, он в чем-то прав. Но Чонвону уже не десять. Он прекрасно понимает многие вещи и терпеть не может нравоучении. «Хисын старше меня на три года, но это не значит, что он знает больше меня. У нас одинаковый доступ к знаниям, поэтому говорить, что я ошибаюсь в том, что знаю в идеале — неразумно», — думал парень каждый раз, пока Ли говорил о новых курсах по подготовке волонтеров. — Нет, — ответил Сону, вздыхая при виде изрисованных полотен. — Все очень плохо, да? Кареглазый кивнул, сплетая пальцы на затылке. Он поднял голову в потолок, моля не продолжать Кима говорить об этом. Сейчас это слишком больная тема, о которой не хочется думать. — Тебе надо развеяться, — прошептал брюнет. — Мне надо работать, Сону-я. — Ни за что! — сказал, как отрезал кареглазый. — Сейчас же собирайся. Чонвон-и, если ты будешь так изводить себя, то ничего хорошего из этого не выйдет. Картины не напишутся, а выставка — не состоится. Понимаешь? Брюнет подошел к другу, укладывая свои небольшие ладони на плечи. — Давай сходим в одно кафе недалеко отсюда. Я слышал, что там невероятно атмосферно. Может, там ты и найдешь свою музу? Чонвон никак не решался, взвешивал все «за» и «против». Он слишком напряжен. Не только физически, но и морально. Брюнет пытался сконцентрироваться на том, что рисовать, а не на том, что чувствовать. Вдохновение в первую очередь идет из души: эмоции, переживания. Ты можешь изобразить ясную погоду, показывая счастливые дни. Буря — тяжелые и суровые будни. — Хорошо, только соберусь, — промямлил кареглазый, направляясь в совсем крошечную гардеробную. Комната походила на чулан, в котором хранят ненужные вещи. Парень снял фартук, спасший его серый свитер от разноцветных пятен краски. Чонвон схватил с крючка черное пальто и надел его, обматываясь поверх шарфом. Проверив, хорошо ли прикрыто горло, он направился в мастерскую за сумкой. Сону осторожно рассматривал предыдущие работы, оценивал результат. Огромное восхищение у него вызывала картина «На берегу», написанная другом в прошлом году. Утренний пустой пляж. Белоснежный песок отражал восходящие лучи, море невероятно спокойное, умиротворенное. Казалось бы, картина не такая уж и особенная, но в душе Кима зарождалось непонятное и светлое чувство. Безмятежность? Шатен восхищался искусством Чонвона. Ему нравилось, как Ян выражал свои чувства. Порой, было трудно понять его мысли, переживания, но Сону обладал необыкновенной проницательностью. Он чувствовал не только картины. Он чувствовал самого Ян Чонвона. Легкий ветер заставлял волосы бушевать. Фонари еле освещали мрачные улицы, заставляя сердце трепетать от малейших шорохов. Прохожих почти не было, только изредка проезжали машины. Звезды постепенно украшали небо, луна горела полумесяцем. Ким шел чуть впереди, ведя за собой друга. Было слышно, как от пониженной температуры он начал шмыгать носом. Парень повернул налево, проходя через арку. Перед ними стояло красивое заведение в два этажа. Чонвон был приятно удивлен, хоть и странно, что он не знал об этом месте. Сквозь окна мелькал тусклый свет, доносились отрывки мелодий. Молодые люди прошли внутрь, оглядываясь по сторонам в поиске места. В помещении приятно пахло фруктами, больше апельсинами. Посетители смеялись и разговаривали, иногда подзывая официантов. — Давай посидим у бара, — предложил кареглазый, на что Ким кивнул. Кафе было ни маленьким, ни большим. Несколько столиков, сцена, которая сейчас пустовала. Бармен протирал чашки, но при виде нас отбросил полотенце. На нем был бордовый жилет и бабочка, бейджик с именем «Со Юн Сон» прикреплен на кармашек. — Здравствуйте! — улыбнулся работник. — Что желаете заказать? — Два латте, пожалуйста. — Ким достал портмоне, протягивая несколько купюр. Сону посмотрел на Чонвона, оценивая его усталость от одного до десяти. Он нахмурил брови, наклоняя голову на бок. «Я измотан до такой степени, что даже невозможно представить», — крутилось в голове у кареглазого. Он перевел взгляд на сцену. Мужчина настроил микрофон, а затем попросил минуточку внимания. Произнеся имя какой-то группы, организатор покинул площадку. Парень не понимал, что его поглотило больше: музыка или блондин, чьи волосы прикрывали глаза. Он держал микрофон, напевая слова песни. Его голос заставлял тело содрогаться. Чонвон ослеплен музыкантом. Сам не заметив того, кареглазый быстро достал альбом и простой карандаш. Легкие движения грифеля превращали лист в портрет. Несмотря на небольшое расстояние между ними брюнет видел каждый участок лица блондина. Скулы, пухловатые губы. Сону лишь наблюдал за другом, даже не предлагая выпить уже остывший кофе. Он следил за выражением лица друга. Тот был воодушевлен, будто он вновь ожил. Песни сменялись одна за другой, и только на последних строчках Чонвон поправил волосы и поднял голову. Его глаза искрились, переливались разными оттенками коричневого. Он быстро поднялся со своего места, выпивая кофе залпом. — Мне нужен холст, — пролепетал Ян, выбегая из кафе. На телефонные звонки Чонвон так и не ответил. Возможно, он уснул или настолько был погружен в свое творение, что просто не замечал. На часах показывало восьмой час. Город вновь проснулся, наполняя улицы толпами людей. Некоторые из них заскакивали в кафетерии, чтобы запастись энергией и приступить к работе. Школьники направлялись в учебные заведения, обсуждая предстоящие тесты. Солнце светило ярко, позволяя температуре возрасти до десяти градусов. Сону с улыбкой встречает нового посетителя, оглушая кафе дружелюбным «Добро пожаловать». Заведение его мамы не было сверх успешным. «Небольшой кофейный домик», — думал Ким, включая машинку. Сейчас его родители уехали в Кёнджу на дополнительные заработки, поэтому сын подменяет их. Аромат горячего кофе перемешался со свежей выпечкой, создавая идиллию. Несколько сидевших неподалеку женщин обсуждали приближение зимы. Напротив них расположился мужчина лет пятидесяти, читавший газету. Входной колокольчик вновь прозвенел в кафе. — Добро пожаловать! — произнес Сону. — Здравствуйте, — парень улыбнулся. — Можно, пожалуйста, капучино. На нем было черное худи, сверху серое пальто. Он выглядел изящно, вполне стильно. Ким отправился выполнять заказ, но отвлекся, услышав тихое «ого» за спиной. — Извините, а кто это нарисовал? — поинтересовался кареглазый, указывая на портрет музыканта. Чонвон настолько был воодушевлен, что оставил свои наброски Киму. Поэтому Сону повесил работу на стену напротив кассы. Зарисовки Яна были наполнены определенной атмосферой, которую невозможно описать. — Мой друг, замечательный художник, — произнес шатен, открывая баночку с кофейными зернами. Включив кофемолку, он вернулся к посетителю. Тот, облокотившись на столик, прикрыл губы рукой. Только спустя некоторое время Ким осознал. Это и есть тот самый музыкант. Под накинутым капюшоном светлые волосы казались русыми. Его скулы были более отчетливыми, выделяли форму лица. Парень заворожено наблюдал за своим портретом. Чонвон нарисовал тот момент, кого вокалист обхватил ладонями микрофон, прикрывая глаза и погружаясь в мелодию. — У него… — начал посетитель, переводя взгляд обратно на Сону, — …восхитительно получилось. Могу ли я с ним как-нибудь связаться? Ким замялся. Он переваривал в голове все «да, конечно» и «нет, сомневаюсь»; на каждое действие придумывал ответ брюнета. С одной стороны, это может быть хорошим заработком. С другой, стоит ли давать номер телефона какому-то незнакомцу? Или дать адрес мастерской? — Простите, — перебил размышления бариста блондин, протягивая руку, — Пак Чонсон. Но в моей группе зовут Джей. — Сону. Ким Сону. Кареглазый улыбнулся, поднимая мимолетный взгляд к своему портрету. Шатен засомневался еще больше. Настойчивость Чонсона напрягала, даже пугала его. Резкая тишина накрыла заведение, а это значило лишь то, что кофемолка закончила свою работу. Парень отскочил к кофемашине, пытаясь скорее доделать напиток и избавиться от надоедливого музыканта. Несмотря на то, что Пак просто хотел познакомиться с Яном, это уже доставало Сону. Точнее, его бесила навязчивость музыканта. Кареглазый из тех людей, которых совершенно легко разозлить, но в данный момент ему надо быть крайне вежливым. Работа. — Ваше капучино! — с улыбкой произнес Ким, протягивая стаканчик. — А номер художника? — напрямую спросил блондин, отпивая горячий кофе. К счастью или сожалению, долгого молчания не последовало. Дверь кафетерия открылась, и мелодия колокольчика разнеслась по всему помещению. Брюнет поправлял свой шарф, пытаясь выпутаться из него. — Сону-я, сделай мне латте, — сказал Чонвон, окончательно разобравшись с элементом одежды и проходя ближе к кассе. — Погода такая… Чонсон повернулся к нему, и Ян потерял дар речи. Естественно он помнил его — вдохновителя прошлого вечера. Он замер, переводя взгляд то на друга, то на музыканта. Ким лишь медленно кивнул, вздыхая и отходя к кофемашине за новой порцией кофе. Пак улыбнулся, полностью поворачиваясь к художнику. — Значит, ты тот замечательный художник? — спросил кареглазый. Чонвон поднял взгляд на стену, где висела его вчерашняя зарисовка. «Чертов Сону», — думал брюнет, улыбаясь в ответ. — Ян Чонвон, рад знакомству!