Ты сделал все правильно

Улицы Москвы встречали уже обыденной для такой рани суетой. Мимо свистели машины, иногда под ногами чувствовалась легкая дрожь. Это проезжал очередной поезд метро. Диана не находит времени осматривать все, что ее окружает, как любит делать это обычно. Ее голова была забита совсем другим. Нет, не очередными мыслями о работе. И нет, даже не мыслями о Топтунове. Что произошло в Чернобыле? Богато украшенный холл, вызывающий у большинства восхищение и восторг. Эти позолоченные узоры на стенах, эти дорогие картины. Казалось, таких экспонатов и в самых известных музеях нету. Бароко — величество, пышность и богатство. Напротив дверей, над которыми вырисовывались серп и молот, на лавочке сидел незнакомый мужчина. Уже за несколько метров в ноздри ударил запах дыма, исходящего от него. Тот периодически делал затяжки, погрузившись в чтение какого-то документа. При виде этого уже немолодого, но сосредоточенного лица, глаз, что бегали, как гончие, по строкам, по телу Дианы разлилось необыкновенное тепло. От этого человека веяло умом и светлым сердцем. Наконец соизволив присесть на другом конце лавочки, девушка стала рассматривать противоположную стену, погружаясь в собственные мысли. Утонула бы, если бы не слегка хриплый голос, вытаскивающий ее из глубины своего разума. — Вы здесь тоже по поводу Чернобыля? Оторвав взгляд от стены, Диана встречается взглядом с мужчиной. Его серые глаза с любопытством заглядывали, казалось бы, прямо в душу, сверкая добротой. — Э… да, да. Диана Корсунь. А вы.? Он усмехнулся, делая еще одну затяжку перед тем, как начать говорить. — Наслышан о вас, Диана. Валерий Легасов. И, быстро потушив окурок об хрустальную пепельницу, в которой он его и оставил, Легасов любезно протягивает руку. Диане казалось, что она проживает один из своих ночных кошмаров. Не узнать человека, которого она наследовала, с работ которого она усердно пыталась брать пример. — Ох, я… я прошу прощения за мою бестактность, я правда не узнала вас. Диана протягивает слегка дрожащую руку вперед, заключая с ученым рукопожатие. Казалось, он видел все ее смущение и стыд перед ним, но ему от этого хуже не становилось. Тот лишь улыбнулся краешком губ и вновь переключился на бумаги в руках, будто пытался найти там то, что не нашел раньше. И вновь взгляд заскользил по листах, обрабатывая информацию. Внезапно он остановился, в нем отбился слабый, но выразительный страх. Валерий, взволнованно протирая тыльной стороной свободной ладони лоб, протягивает документ Диане. На его лице отпечаталось нахлынувшее волнение. — Прошу вас, прочитайте это. Внимательно. Молча кивнув, девушка теперь заскользила взглядом по листах, стараясь бдительно проглотить каждое слово, напечатанное мелким шрифтом. С самого начала был указан список всех известных пострадавших, которые поступили в больницу утром 26 апреля. Диана в спешке читала незнакомые имена, пока не наткнулась на то, что мигом прожгло дыру в самом сердце. — Леонид Топтунов.? Легасов кивнул, поднеся танцующий огонек зажигалки к другому концу еще одной сигареты. Кивнул сухо, будто это было не то, что он хотел услышать. — Да, старший инженер, если я не ошибаюсь. Вы знакомы? — Д-да, в одном институте учились. Волнение, страх и обида совместно наступили на горло, перекрывая дыхательные пути. Почему же ты вечно оказываешься в неприятностях, Леня? В голове Дианы громким колоколом звенела мысль: его нужно найти, причем как можно быстрее. Казалось, когда она читала дальнейший текст, то уже и вовсе не осознавала написанное. Но, тем не менее, уперлась глазами в один отрывок, повествующий о травмах, полученных пожарниками. — Погодите… черный гладкий блестящий минерал? Мужчина вновь кивает, но на этот раз уже более взволнованно. Он вновь заглядывает Диане в глаза, только уже как-то опечаленно, тем самым пробирая душу до костей. — Вы подумали о том же, что и я? — Да. Внезапно их разговор, приобретающий мрачные тона, прерывает женщина, сообщившая о том, что можно войти. Вновь бросив окурок в пепельницу, Валерий поправляет галстук и встает, жестом приглашая Диану сделать то же самое. А тем временем ее голова раскалывалась на части: словосочетание «Леонид Топтунов» и «Список пострадавших» задело какую-то из ее струн, от чего та жалобно забренчала и оборвалась. В этот же момент в черепной коробке эхом отбивались слова «Черный гладкий блестящий минералл», каждый раз учащая сердцебиение. Диана отчаянно надеется, что всего лишь себя накручивает. Но кричащий от тревоги разум говорил сам за себя. Помещение встретило физиков-ядерщиков группой людей, сидящей на своих местах. Легасов приветственно кивнул и занял свободный стул, постоянно поправляя пиджак и галстук, будто те чем-то ему мешали. Диана села слева от него, нервозно перебирая пальцы на руках и пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. Сейчас скажут, что ситуация под контролем, и беспокоиться не стоит. Хотя так ли это? — Я рад, что все здесь собрались. Раздается низкий мужской бас, наконец-то заставляя шепот утихнуть. Михаил Горбачев, сидящий у главе стола, коротко кивнул, указав рукой на незнакомого мужчину, что расположился напротив. — Прошу вас, Борис. Окрашенные серебром волосы и глубокие морщины на лбу сразу раскрывали немолодой возраст Бориса. Тем не менее, при его виде в груди Дианы заклокотало чувство угрозы. Возможно, это всего лишь очередное ошибочное мнение, основанное лишь на внешнем виде. — Хочу сообщить, что ситуация в Чернобыле под контролем, и утечка радиации не превышает отметку в три и шесть рентген, что, как мне сказали, эквивалентно флюографии. Большинство пострадавших — пожарные, которые получили ожоги во время тушения. Диана кожей почувствовала, как злость и волнение сидящего рядом Валерия Легасова сгущаются, превращаясь в один темный цвет краски. Он молча слушает, понимая, что они врут. Голос Бориса умолк, и наступила гробовая тишина. Горбачев вопросительно окинул взглядом всех присутствующих, которые смирно сидели, ожидая окончания совещания. — Если это все, то, пожалуй, на этом совещание око-… — Нет! Легасов приподнялся на ноги, дабы его лучше было видно. Выражения лиц большинства присутствующих в ту же секунду переменились, глядя на злого, нервного ученого. — Извините? Михаил Горбачев удивленно снимает очки, укоризненным взглядом прожигая мужчину, как и все присутствующие. — О, это Валерий Легасов, из института Курчатова. На лице Щербины играет улыбка, скрывающая за собой, как казалось, непомерную злость. Ему хотелось побыстрее покончить с ситуацией на ЧАЭС, и господин Легасов, судя по всему, не содействовал этому. — Я бы хотел зачитать один отрывок из документа, докладывающего о пострадавших. Вот… Встревоженно перебирая лист за листом в поисках нужного фрагмента, Валерий стоит, будто на иголках. — «Один из пожарных получил серьезный ожог руки, прикоснувшись ею ранее к черному гладкому блестящему минералу». Сделав ударение на последних четырех словах, ученый с ожиданием оглядывает всех присутствующих, протирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Публика молчала, искренне недоумевая, что с нее хотят. Выдержав небольшую паузу, Легасов продолжил свою мысль, не дождавшись этого от других. — Графит. Там графит вокруг здания реактора. А это значит-… — Вы хотите сказать, что на основе описания какого-то минерала можно предположить, что реактор взорвался? Молчание. Мужчина стоит, как статуя, обдумывая свои последующие слова и действия. Наконец, он утвердительно кивает. — Да, именно это я и хочу сказать. Тишина давит сверху, будто несколько тонн металла. Казалось, все в ступоре. Еще чуть-чуть, и они со всех сил начнут убеждать Легасова в том, что он ошибается. В груди Дианы злость умело перебирает струны души, задевая за живое. — Извините, я бы еще хотела добавить, что в документе идет речь про состояние пострадавших. А именно: «Неестественное покраснение открытых участков кожи и их ожоги, потеря сознания, рвота». Упоминается так же рвота кровью. Все это — признаки ранней стадии лучевой болезни. И эти симптомы у большинства из списка одинаковы. При максимуме три и шесть рентген в час признаки облучения не такие выразительные. А значит, уровень радиации значительно выше и за пределами здания. Около двадцати пар глаз жадно впились в плоть Дианы, что выпалила все это на одном дыхании. Михаил Горбачев приподнял одну бровь, ожидая, что Щербина представит ему данную молодую особу, но тот лишь, закашлявшись, как можно вежливее спросил: — Простите, можно узнать, кто вы? Обиженная гордость надавила на горло, не давая Диане возможности произнести фразу не дрожащим голосом. Откашлявшись в кулак, она резко выпрямилась, как стрела, не выказывая своего волнения. — Диана Корсунь, ядерный физик. Наверное, если бы не правила этикета, не позволяющие столь грубое поведение, зал давился бы презрительным смехом. Диана ощущала это каждой клеточкой своего тела, всячески избегая пристальных взглядов, сосредоточенных на ней. — Ну, что ж… Горбачев, сняв очки, несколько минут замер в раздумьях, постукивая пальцами правой руки по столу. — Раз действительно есть предположения, что ситуация настолько плачевна, Валерий Легасов, Борис Щербина и Диана Корсунь… Он вновь сделал паузу, оттягивая уже столь очевидный для всех ее конец. — Езжайте в Чернобыль.