Жить дальше

      Маг сел, с удовольствием чувствуя, как отступает окончательно всё неважное, наносное, эмоциональное. Раньше он уже ловил себя на том, что в такие моменты меняется тон, манеры — становятся вкрадчивыми, мягкими, но анализировать не стал. В другой раз.       — Мысль намного быстрее, чем слова или действия, которые я буду искать — всё займёт лишь несколько минут. Твой чай, мой порошок — для того, чтобы было проще, — Рейстлин, устроившись на табуретке, без спроса коснулся руки Гилтиаса, уложил её аккуратно на подлокотнике и без труда нащупал пульс. — Полагаю, сейчас нужно следить скорее за моим состоянием, но физический контакт в таких случаях срабатывает зачастую как катализатор, магия многокомпонентна и хотя иногда можно обойтись лишь словом, чаще нужно подключать и иные средства.       Собственная многословность тоже пока работала на пользу. Формула ещё не была активирована, но ауру гостя маг видел уже и простым зрением. Лучше зная теперь, на что обращать внимание, Рейстлин позволил себе отвлечься на мгновение, но потом заговорил снова:       — Это немного похоже на гипноз. Ты, возможно, тоже вспомнишь всё то, что заинтересует меня, но может, и нет. Может, моё вмешательство проявится как-то по-другому. Я не каждый день это делаю. Может быть, твоя профессия поможет понять мои действия совершенно с иной стороны.       Всё было готово, когда к любопытству снова примешался иррациональный, нелогичный страх. Напомнив себе — что бы там ни было, знать всегда лучше, чем не знать, Маджере приложил пальцы к виску Гилтиаса и попросил:       — Вспомни момент нашего знакомства.       Подозрительность заставила мысленно расщепить формулу и произнести вслух только то, без чего нельзя было обойтись. Раздражённо покачав головой — такой настрой сейчас мог только помешать, — маг закрыл глаза, чтобы не отвлекаться от образов чужой памяти и, вопреки сказанному, лишь отметил воспоминание о знакомстве, чтобы вернуться к нему позже. Сначала нужно было проверить момент перехода от «Последнего приюта» сюда, к маяку...       Маджере ждало разочарование: заклинание могло пробудить спящие образы прошлого, оживить детали, которые сам Гилтиас наверняка не вспомнил бы специально, но оно не могло создать то, чего не было. Всё было так, как нежданный гость и сказал — он лёг спать, а проснулся уже здесь. Между двумя эпизодами чернела незнакомая, глубокая пустота: от неё будто веяло холодом и маг, убедившись, что ничего в ней не разглядит, вернулся к памяти Гилтиаса об их знакомстве.       Мысленные манипуляции действительно были быстрее слов и действий, быстрее даже чувств, и всё осознание того, что именно он видит, пролистывая перед своим взглядом целые дни, обрушилось на Рейстлина не сразу, лишь накопившись: вся интимность пересекающихся в коридорах взглядов, каждое доверчивое объятие, каждый разговор и поцелуй. Это не было ложью!       Не было, похоже, и иллюзией — создать иллюзию такой достоверности не смог бы никто. Ни один подход не дал бы столько знакомых деталей, столько незначительных мелочей и фона, подобной органичности картины целиком. Маг узнавал себя в каждом взгляде, который бросал на него Гилтиас в том прошлом, которое только для него сейчас и существовало — и не мог ни поверить тому, что видит, ни отрицать этого, только продолжать заворожённо наблюдать, лишь мельком отмечая неважные эпизоды, не вглядываясь. Только при появлении главврача имело смысл напрямую касаться воспоминаний, в которых не было его самого, но и те не дали ничего — начальница, похоже, совершенно не интересовалась талантами своего нового сотрудника в области магии и влиять на него никак даже не пыталась.       Но всё увиденное оставалось лишь подсмотренной со стороны картинкой. Собственная память не откликалась, не всплывало ни, очевидно, переживаемых вместе с Гилтиасом эмоций, ни того тепла, что заставляло Рейстлина из воспоминаний криво с непривычки улыбаться, ни вкуса чужих губ. Была надежда, что нужно дойти до конца, и тогда, возможно...       Зрелище взламываемой двери в знакомую палату заставило вздрогнуть, вспомнить, что доктор говорил о самоубийстве.       Сначала показалось, что на его койке лежит труп кого-то другого. Невозможно! Удалось не отшатнуться, не убрать руки от виска Гилтиаса, досмотреть всё же до конца и только потом бессильно подняться.       — Я... закончил.       Маг неуверенно двинулся к столу, только на полпути вспомнив, что нужно завершить, закрыть заклинание — к счастью, для этого хватило короткого пасса одной рукой. В голове царил первозданный хаос, перед мысленным взглядом стояли собственные абсолютно мёртвые черты без следа умиротворения, положенного переступившим этот порог: пересохшие губы, светлая полоска между незакрывшимися веками, заострившиеся скулы и нос.       Что нужно было со стола, по дороге забылось. Невидяще глядя перед собой, Рейстлин сжал пальцами уже собственные виски.       — Дьявол!       Касания обожгли. Даже не руку, наверное, а память. Доктор приказал себе собраться и стал слушать мягкий, будто терпеливый голос Рейстлина, мало что понимая. Послушно представил сначала знакомство, затем первую прогулку, вторую. Воспоминания возникали перед глазами, как платочки из шляпы фокусника, длинной непрерывной вереницей, увязанные между собой хвостиками. Какие-то были драгоценными, какие-то просто важными, ни одного проходного, ненужного. Сколько десятков раз доктор перебирал их одно за другим в последние дни?       Закрывший глаза Рейстлин выглядел одновременно и сосредоточенным, уверенным в том, что делает, и беззащитным. На его лице отражались едва уловимые тени эмоций, которые пациент привык скрывать, но сейчас, видимо, ослабил контроль. Гил пользовался моментом и под шум ливня беззастенчиво разглядывал. Может быть, нескоро ещё удастся.       В момент, когда Маджере увидел собственный труп — доктор мог поклясться, что не ошибается — его лицо будто почернело и осунулось. Гил закусил губу и обругал себя, что не верил, что этим подверг Рейстлина такому испытанию. От злости не осталось и следа, только желание оградить, заслонить от всех на свете неприятностей. Он подошёл к магу, положил руку ему на плечо и сказал абсурдное, но единственное, что сейчас было в голове:       — Прости, я не должен был позволять тебе.       Погружённый в себя, маг вздрогнул от прикосновения. От слов стало почти физически больно — вот так между ними было? И этого он не помнит тоже, и почему?!       Нет, так выйдет только взвинтить себя ещё сильней... Это не поможет. А что поможет? Успокоиться. Собраться с мыслями. Найти ответы на все их вопросы. Рейстлин молча накрыл руку на плече своей.       — Ты должен был сунуть мне под нос крест с самого начала, чтобы я не тратил время впустую, — решившись погладить пальцы Гилтиаса подсмотренным в его же воспоминаниях жестом, маг почти сразу убрал руку. Остро ощущалась разница — в прошлом на подобное толкала, очевидно, влюблённость, теперь же... Маджере невольно поёжился, сосредоточившись на собственных эмоциях. Любопытство, интерес и... Зависть, вот что это. Зависть к тому, что было у Рейстлина, который в итоге покончил с собой? К ощущениям добавлялось откровенно глупое, мнящееся — будто этот жест он украл у мертвеца.       Безумие. Ещё хуже, чем было в «Последнем приюте».       Мысли пошли по кругу.       — Я не вспомнил. Ничего не... Только увидел, как всё было. И ничего не узнал о том, как ты оказался здесь, — Маджере опёрся на стол, впервые решился после эксперимента посмотреть в лицо Гилтиаса прямо. — Первый способ сработал не так, как я ожидал. Но есть и второй.       На мгновение Гилу показалось, что вспомнить удалось, что их пальцы соприкоснулись, как раньше. Нет. Слова Рейстлина заставили только крепко сжать зубы, чтоб не притянуть его к себе, не навязать заботу и участие против воли. Они всё ещё чужие друг другу.       — Ты говорил, он опасен, — как можно более спокойно произнёс доктор. — Чем?       — Примерно тем же, чем и любое другое сильное лекарство, — нехотя признался Маджере. Не нужно было вообще говорить об опасности этого способа. В контексте увиденного это сейчас звучало дрянно. Но и недооценивать её степень нельзя. Придётся ведь довериться Гилтиасу, чтобы он успел вмешаться, если всё пойдёт не так... — Выбор небольшой, только этот способ и остался.       — Не только! Амнезия излечима и более традиционными методами. Позволь мне помочь тебе! Да, это небыстро, зато не имеет неизученных побочек, — зачастил Гил, воодушевлённый тем, что пациент наконец поверил ему, но осёкся, не сказал, что гарантий успеха по большому счёту тоже нет.       — Я не готов ни ждать, ни проверять, поможет ли это. Не после того, что я видел, — покачал головой маг. — Ты мне поможешь и проследишь, чтобы ничего не случилось.       — Ну вот куда ты торопишься? А если всё кончится плохо? — Гил опустил руки. Конечно, он поможет, какой у него выбор-то? Более того, он уже видел, что переубедить Рейстлина ему не удастся, скорее всего. Но это не значит, что и пытаться не надо!       — Я должен понять, что случилось с моей памятью, каким образом мы оба оказались здесь, и как можно было пережить собственную смерть. А ты бы смог ждать? — запасы терпения Рейстлина безграничными никогда не были, но он всё ещё пытался подбирать аргументы. Компоненты для нужного зелья стояли так близко! Нужно только смешать всё...       Гилтиас опустил взгляд. Пациент прав — не смог бы.       — Ты и вспомнишь! Но не сразу. Пойми ты, если что-то пойдёт не так, если я не смогу помочь — а я даже не представляю, чем я могу здесь помочь-то — ты же не только не вспомнишь, ты лишишься всего этого! — доктор обвёл рукой лабораторию, но чувствовалось, что он имеет в виду весь новообретённый мир, магию и свободу. — Ты хочешь этим всем рискнуть?       Скрипнув зубами на очередной аргумент, маг обернулся к столу, взял колбу с широким горлом. Спор не будет вечным!       — Можно подумать, я об этом не думал! — Маджере заставил себя выдохнуть и начал заново, спокойней:       — Я объясню тебе, что делать. Дам... противоядие. Ты будешь готов ко всему, и ничего не случится.       — Противоядие? Это для жизни опасно? На том свете понравилось? — Гил почувствовал, что заводится снова. — А ты сам знаешь, что надо будет делать? Ты уверен, что поможет?       — Может и понравилось, я же не помню! — зашипел Рейстлин, едва от злости не перепутав порядок смешивания ингредиентов и оборачиваясь. — Это мой рецепт, конечно, я знаю, как его нейтрализовать! И шансы, что поможет, намного выше, чем твоё «не сразу»!       — Шансы, что ты отправишься проверять, насколько круто на том свете, тоже выше! — сжав кулаки, доктор понял, что не знает, как ещё убедить Рейстлина. Аргументы кончились. Упрямец чёртов!       — Да тебе-то откуда знать, ты же составов в глаза не видел, даже не поинтересовался! — злость перевесила даже интерес, отчего у доктора взгляд снова налился густым золотом. — Это же моя жизнь тоже, и смерть моя, как ты не понимаешь?!       Колба в руках Рейстлина выглядела устрашающе: жидкость глубокого чайного цвета иногда вспыхивала сетью золотистых молний, из горлышка плавно вытекал и стелился вниз бордовый дым (или пар?), а на дне будто бы что-то шевелилось.       — А мне бы сказали что-то эти составы? Лечение травками, знаешь ли, мало применимо в психиатрии! — гаркнул Гил, перекрикивая гром. Составы он не видел! — Что там может быть? Эфирные масла, витамины? Из этого ты себе ноотропы с нейролептиками собрался синтезировать в домашних условиях? Кружок «юный химик», чёрт возьми!       — Так я всё ещё псих, по-твоему? — отозвался Маджере на всю тираду Гилтиаса ледяным тоном. Отошло на задний план увиденное в его воспоминаниях, все намерения, доводы…       По мере того, как доктор распалялся, зелье в колбе постепенно закипало и начинало светиться всё ярче, выпустив в конце концов в потолок столб огня.       Мага отрезвила только боль в пальцах, взметнувшееся перед взглядом пламя — запоздало, за мгновение до того, как брызнули осколки, разжимая руку, он мрачно подумал, что хоть одно стало ясно. И то — отчасти.       — А сам-то... — тихо констатировал Рейстлин, машинально сжимая запястье обожжёной руки, будто это могло помочь. На полу разливалась между стекляшками уродливая клякса, на потолке теперь чернела копоть. — Юный маг, тоже мне... Так за меня тревожишься, что лучше сам угробишь или оставишь без жилья, чем дашь выпить крайне опасную смесь с... Как ты сказал? Витаминами и эфирными маслами.       На языке крутилось, что да, псих и ещё какой, но не до того стало. В груди после того, как столб огня опал, стало пусто, и Гилтиас судорожно вдохнул. Он тупо посмотрел на свои ладони, будто ожидая увидеть копоть и на них. Рейстлин говорил что-то, кажется, даже совпадающее с сумбурными мыслями, хороводящими сейчас в докторской голове.       — Это же не я? — как-то растерянно спросил он Маджере. Потом только заметил его характерно покрасневшую руку и начал оглядываться. — У тебя есть чем обработать?       О злости, что стала катализатором этого фейерверка, Гил сейчас думал с удивлением и урывками. То, что творилось в его голове вообще нельзя было назвать мышлением ни в одном из миров — калейдоскоп из эмоций и восклицаний. Да и на первый план вышел чисто докторский рефлекс — необходимость помощь оказать.       — Ну конечно, не ты, — вздохнул маг. — Это мне скучно стало... Себя-то не обманывай.       Задача усложнилась ещё больше. Теперь магия Гилтиаса стала первостепенна. Разбираться с ней вплотную... Нет, не сейчас. Но понять природу, чтобы исключить возможность её воздействия снова — обязательно!       — На этажерке коробка. Тёмный флакон, стеклянная крышка, — машинально отозвался Рейстлин на вопрос.       В коробке нашлись и флаконы причудливых форм, и жестяные коробочки, как из-под печенья, и совершенно банальный бинт. Всё это рассмотреть, понюхать и узнать названия, составы и способы применения Гилу захотелось сразу и сильно, но рассудив, что никуда не денется, он взял только необходимое.       — Что это было? — казалось правильным начать с конкретных вопросов.       Смочив бинт жидкостью из флакона, доктор начал аккуратно промакивать ожог. Пахло чем-то цитрусовым и будто немного корицей.       — Талант, попавший в подходящие условия, — бессильно пожал Маджере плечом. Как объяснить теперь ещё и это?       Неприятное, иррациональное ощущение ноющей внутри пустоты накрыло волной, притупило боль и схлынуло снова, смывая пока остатки злости. Невольно следя взглядом за деловитыми, уверенными движениями доктора, маг, заранее приготовившись к следующему взрыву, прикусил губу и заговорил тихо:       — Просто попробуй представить. Я едва успел почувствовать себя свободным. Нормальным. Понимающим, что происходит со мной и во вселенной вокруг. Но появляешься из ниоткуда ты и задаёшь мне загадку за загадкой... «Что это было» — тоже из их числа. Дай мне разобраться хотя бы с чем-то. Хотя бы с этим. Я понимаю, что целый мир, тем более, полный магии, сложно сразу уложить в голове. Но может быть, если я покажу тебе что-то о тебе самом, что-то, о чём ты в глубине души знаешь и сам, ты поверишь — я знаю, что делаю.       Гилтиас прикусил губу. Тихие и практически безэмоциональные слова ранили больнее, чем злобное шипение десятью минутами раньше. Сытый голодного не разумеет. Будучи с детства удачливым, родившись в нужном месте и в нужное время, Гил не знал и не мог знать, каково приходится пациентам, чей мир неустойчив, кого убеждают в этом все вокруг. Не мог влезть в их шкуру, сколь бы прилежно ни старался. Он явился в маленький рай Маджере и предложил ему вернуться на роль психа. Ну хорошо, не психа, но пациента. Человек, потерявший память, не равен умалишённому.       Сделать перевязку — плёвое дело. Доктор давно закончил, но не выпускал руку Рейстлина, пока тот говорил. Что ответить, он не знал и боролся с желанием поцеловать золотые эти пальцы, пострадавшие от его вспыльчивости. Гилтиас не протестовал и примирился, что произошедшее — его вина. Когда молчание стало уже давить на нервы, когда необходимость что-то сказать буквально звенела в воздухе, он неуклюже пожал плечом и согласился:       — Давай попробуем. Мне-то уж точно спешить некуда.       Взрыва, которого Рейстлин ждал с напряжённым вниманием, не последовало, и он не сразу нашёлся с ответом. Запоздало подумалось, что сработала привычка не только добиваться своего любыми возможными средствами, но и использовать с каждым свой язык. Почему-то казалось, что с любым другим на месте Гилтиаса он и поступил бы совсем по-иному, даже если ценой стала бы опасность применения зелья в одиночку.       Маджере поморщился — в присутствии доктора, похоже, так и тянуло к психоанализу. Самое время! Вместо того, чтобы дальше пытаться разобраться в собственных мотивах и действиях, маг, не отнимая руки, осторожно поинтересовался:       — Не боишься?       — Боюсь, — тихо ответил Гилтиас. Казалось, что пациент ещё не остыл и ёрничает, но отвечать тем же значило снова раздуть искру ссоры. Доктор умел игнорировать такое. К тому же, он допускал вероятность, что Рейстлин действительно искренне спрашивает. Нет, чёрт возьми, он просто очень этого хотел! Этот Рейстлин был настолько близок к тому, что покончил с собой в его мире, что титанических усилий стоило не позволять себе сейчас лишнего. Гил отпустил наконец ладонь и отвёл взгляд.       — Тебе придётся объяснить всё очень подробно.       Маг тихо выдохнул, чувствуя, что от облегчения даже дышать стало проще. Или не только от него? Сложились вместе картинки из воспоминаний и человек, стоящий рядом. Отпустивший руку... Именно это уже никому другому не принадлежало, и стало жаль.       Рейстлин осторожно коснулся незабинтованными пальцами плеча Гилтиаса:       — Оно того стоит. Я не обещаю, что не будет страшно, или что всё сразу встанет на свои места, но... Я объясню всё, что смогу, — страх, вздох непонимания от собственного предложения, кажется, удалось скрыть. Нельзя игнорировать то, что показала ему чужая память, если он верит в это и собирается вернуть. — Хочешь помочь всё приготовить?       — Конечно!       Если б Гил мог сейчас выбрать хотя бы одно направление для своих мыслей... Соглашаться на рискованную затею Рейстлина было нельзя. Но магия! Она действительно есть! Она подвластна даже ему, врачу и материалисту... А ещё Гилтиас понял, что сам не способен больше ждать. Он смотрел в золотые глаза Маджере и не видел того тепла, что так хотел. Максимум интерес. Идти на поводу у чувств и нетерпения нельзя. Сколько раз уже это оборачивалось провалом, а сейчас на кону не карьера, не ерунда какая-то.       — Уж постарайся, объясни, — криво улыбнулся доктор. — Начни с зелья.