Жить дальше

      Трава была чуть выше колена, сухая, жёсткая, с осыпающимися от прикосновения колосками. Влажный ветер трепал волосы и нёс запах водорослей, где-то слышался шум прибоя. Или это сознание само додумывало в комплект к солёному воздуху? Идти было тяжело, ноги уже устали, но Гилтиас упрямо двигался вперёд. Его волновал только один вопрос — что делать, когда на пути окажется океан. Постепенно в туманных мыслях доктора выкристаллизовался второй: куда он идёт. За ним сразу третий, четвёртый, пятый...       Гил остановился, на пару мгновений зажмурился, запрокинул голову и уставился в небо. Оно было никаким. Просто серость, без глубины, наполнения и очертаний. Пролетела чайка. Молча. Ответов не было. Оглядевшись, доктор понял, что идёт по полю прямиком к краю высокого утёса, одного из многих утёсов на этом побережье, но чуть правее стоит небольшой маяк. Заброшенный или очень старый, поросший мхом у основания и порыжевший ржавчиной вокруг петель ставен и замков. Местность была и знакома, вроде бы, и нет. Будто вернулся туда, где в последний раз был ещё ребёнком.       Вдоль обрыва шёл человек. Его не было видно целиком — только седые волосы, острые плечи... Гилтиас вспомнил всю горечь последних дней разом и чуть не согнулся, до того стало больно. Не узнать Рейстлина было невозможно. Пусть лица его не видно, пусть походку скрывает высокая трава... Доктор побежал, оступаясь на неровной почве, оскальзываясь. Он не бегал так никогда в жизни. В висках стучала счастливая мысль, что Рейстлин жив, что всё было каким-то сном, недоразумением. Окликнуть пришло в голову примерно шагов за десять. Добежав, он, совершенно не церемонясь, сгрёб человека в объятия, уткнулся носом в плечо и замер, даже дышать перестал.       Шорох шагов скрыли шум прибоя и ветер, сухой шелест жёсткой травы, и оклик настиг так неожиданно, что Рейстлин не успел вовремя отреагировать.       — Бесноватый, что ли? Отпусти. Немедленно.       Агрессии не чувствовалось, только поэтому в ход не пошло простейшее заклинание, которое позволило бы и разжать чужие руки, и оттолкнуть подальше.       Доктор едва не всхлипнул и только крепче обнял — этот голос, тот самый! И волосы пахнут так же. Только чуть соли добавилось. Смысл сказанного не дошёл до сознания сразу, холодность обожгла, и всё же заставила усомниться — не обознался ли? Гилтиас отстранился и заглянул в лицо пациента. Не обознался.       — Рейст, ты жив! Что это было вообще? Сон? Ты знаешь, мне приснилось, что ты... что тебя больше нет, — тараторя всё это, он потянулся поправить бьющуюся на ветру прядь волос пациента.       Маджере опешил. Похоже, и правда сумасшедший... Вот только зовёт по имени. Мог, конечно, знать за глаза, но с чего бы обниматься лезть и сны смотреть с его участием? Сны... Кошмары, судя по всему. Ты ж смотри, расстроился, поди, смерти... незнакомца. В том, что они не знакомы, Рейстлин был уверен.       Увернувшись от руки и отступив на шаг, он спросил с раздражением, разбавленным любопытством:       — Да кто ты такой?!       Рука так и повисла в воздухе.       — Как кто? Я Гилтиас, твой... Мы с тобой... — что сказать, доктор не знал. Твой кто? Врач? Кто они друг другу? Как это называется? Да и что именно говорить? «Мы с тобой иногда целуемся в лесу»? Всё это напоминало абсурдный, жестокий сон, порождённый измученной душой Гила. Но лишь напоминало — слишком реально всё. В голове сумбурно запрыгали подозрения, предположения и версии одна другой нелепей. — Да ну в самом деле, Рейст, не дури. Ты злишься? Поэтому ты ушёл, да?       «Твой», «мы»?! Рейстлин невольно отступил ещё на полшага назад. С таким сумасшествием сталкиваться пока не приходилось — кто знает, чего можно ждать? А «не дурить» — ему, значит. Маджере коротко, холодно хмыкнул. Ещё и имя коверкает! Как тут не злиться?..       — Откуда ушёл и на что злюсь? — переспросил он, будто надеясь, что нежданное появление незнакомца, его слова после ответов обретут, наконец, хоть какой-то смысл. — Я впервые в жизни вижу тебя, Гилтиас.       — Ты забыл меня, да? — с горечью произнёс доктор и опустил голову.       Без сомнений, Рейстлин верил в свои слова. Действительно считал, что они ни разу не виделись. Амнезия? Похоже. Его психика после неудавшегося самоубийства могла выбрать такой вот защитный механизм. Стало обидно, словно пациент не оправдал тех страданий, что Гил испытал по его вине. Скрипнув зубами, он напомнил себе: люди не выбирают, какие части жизни забыть. Они вовсе не хотят этого обычно.       Рейстлин скривился отсутствию ответов, поморщился — отчего-то болезненно скрежетнуло где-то внутри, и подумалось, что любопытство не стоит возни... Злость гасила только твёрдая уверенность предположительно сумасшедшего собеседника и его искреннее переживание. Что-то не складывалось.       Пока тот не заговорил снова:       — Рейстлин Маджере, ты был моим пациентом. Я психиатр. Мы... — почему-то дальше слова не хотели произноситься, невозможно оказалось признаться, что у них ещё и отношения были. И так психом считает. Лучше по делу говорить: — Как давно ты себя помнишь?       Психиатр, значит...       — Вот оно что... — Маджере нехорошо прищурился, шагнул к Гилтиасу сам, забросал вопросами — хоть на один пусть попробует ответить! — Так это она тебя прислала? Главврач?! А как давно помнишь себя ты? Как ты здесь оказался? Что тебе от меня надо? Что — «мы»?!       «Последний Приют» Рейстлин помнил. Такого врача, как Гилтиас, там не было.       Внезапная злость пациента оглушила поначалу, но не была чем-то нетипичным. Когда тебя пытаются убедить в полной несуразице, совершенно естественно сердиться и чувствовать к собеседнику неприязнь. У Гила был опыт разговоров с агрессирующими больными, он неплохо умел натягивать на лицо маску дружелюбия и гасить направленные в его сторону выпады. Не сейчас. Это не профессиональное, это личное. Тут и хотелось бы солгать, да не получится.       Вдалеке громыхнуло. На горизонте небо было более концентрированно серым, ближе к чёрному даже, и иногда вспыхивало ниточками молний. Ветер усиливался, трепал волосы. Хорошо бы буря прошла мимо. Только вот вымокнуть не хватает для полного счастья.       — Никто меня не присылал, — доктор сдержал порыв отшатнуться от Рейстлина и смотрел на него сейчас почти впритык. — Я даже не знаю, где я. Последнее, что помню — как засыпал у себя в домике. Может быть, конечно, я с ума сошел наконец, — Гил отвёл взгляд и почесал затылок, — может быть, ты — моя галлюцинация.       Смутившись, он пожал плечами и подумал, что так можно долго топтаться на месте, не решаясь рассказать всё. Возможно, Рейстлин вспомнит хотя бы эмоции, чувства?       — Не присылал, как же, — буркнула «галлюцинация» себе под нос.       — Что мне надо? Хороший вопрос. Быть рядом, наверное. Это прозвучит ещё безумней, чем всё, что я уже сказал... — Гилтиас глубоко вдохнул и выпалил практически на одном дыхании: — Мы с тобой встречались. Тайно, конечно. В лес ходили гулять, разговаривали. Это неправильно, этика, мораль, всё такое, но вот...       Закончив, он развёл руками. Щёки горели, хотелось провалиться сквозь землю. Сейчас Рейстлин скажет что-то о его моральном облике и фантазии, не поверит. И как тогда дальше? Гил коротко взглянул исподлобья, ожидая неизбежной насмешки.       Маджере чувствовал — злость сконцентрировалась, закипела внутри... Даже тут его не могут оставить в покое! И мальчишка этот, почему именно через него было решено действовать? Он сам злости не вызывал, только некоторые опасения. Не получалось представить, что Гилтиас должен сделать, когда найдёт его здесь. Что он сказал, «встречались»?! Это что, розыгрыш какой-то?       — Тайно встречались... с психиатром? — переспросил Маджере, машинально поднимая воротник от ударившего в спину злого, холодного ветра. Где-то позади грохнуло: ещё далеко, глухо. — Ты имеешь в виду?..       Рейстлин замялся, не зная, как сказать. Бред какой-то. Зачем убеждать его в таком? «Быть рядом»? Ха. Собеседник явно его не знает, ни как врач, ни как-то по-другому.       — Ну да. Как люди встречаются, — ещё сильнее покраснел Гилтиас, не став пояснять никаких подробностей. И так уже полным дураком себя выставил перед единственным дорогим человеком.       — Вот что, идём, — принял Маджере, наконец, решение, и первым шагнул на узкую тропинку в траве. — Для ясности — я тебе не верю.       — Куда идём? Где мы? И ты так и не ответил мне на первый вопрос! — крикнул доктор Рейстлину в спину — ветер шумел в ушах и заглушал голос. Верил или нет, но прогонять его пациент не спешил — уже неплохо. Гил запретил себе думать, что будет, если память так и не вернётся в скором времени и зашагал следом.       — Идём ко мне, — Рейстлин оглянулся через плечо и рукой указал на маяк. — Или предпочтёшь остаться здесь и дождаться грозы? Мы очень далеко от «Последнего приюта».       Отвечать на якобы забытый вопрос он снова не стал. Думать об этом неприятно было и самому, а уж признаваться... В собственной памяти имелась небольшая дыра, включающая в себя последние месяцы в психиатрической клинике и первые недели здесь. Сам себе маг объяснял это обилием выписанных препаратов и не раз уже думал над тем, что вопрос требует решения и восстановить потерянную память нужно, но всё откладывал. Вспоминать не хотелось. Больницу — так точно.       Но даже эта дыра не могла бы объяснить слов незнакомца: для того, чтобы тайно встречаться и позволить себе выходы в лес, нужно было находиться в здравом уме и быть в состоянии хотя бы дойти до того самого леса. Не говоря уж о том, что его в жизни не интересовали никакие отношения.       Маджере покосился на Гилтиаса и мысленно обругал себя за то, что думает не о том. По дороге как раз можно прощупать подсадную утку главврача, чтобы знать, к чему быть готовым. Под ногами вместо травы захрустел камень — осталось пройти последнюю часть пути по пирсу. Времени как раз хватит.       Гилтиас боялся отстать. И дело было даже не в грозе. А вдруг Маджере снова исчезнет из его жизни? Он и впрямь казался сейчас немного другим, характер тот же — уверенности, что ли, прибавилось, самостоятельности. Словно доктор всё-таки свихнулся с горя и выдумал себе спасительный мир с уютным маяком, где его ждёт Рейстлин. Такой, каким бы он был без диагноза. Нужно только убедить его, что действительно ждёт. И даже не очень страшной оказалась мысль, что в реальной жизни бывший доктор сейчас, должно быть, лежит овощем и ходит под себя.       Продолжать драть глотку не имело смысла. В маяке потише, наверняка, там можно будет снова спросить, почему Маджере игнорирует вопрос. Явно что-то тут непросто. Не из вредности же! Хотя...       Рейстлин прикрыл веки на мгновение, мысленно начертил под ними, светящуюся, нужную формулу, а когда снова открыл глаза, мир не только преобразился, но и стал по-другому ощущаться. Гром стих. Молнии замерли в текучем, изменчивом небе, маяк пульсировал светом и теплом, грозу нёс на крыльях совсем иной — полный видимой силы — ветер, а у идущего рядом появилась аура.       Аура человека, который не практикует магию.       Маджере, подумав, что упустил что-то, остановился и уставился уже откровенно. Нет, ошибки не могло быть. Проблески таланта показывались несомненно, какое-то прикосновение могущественной стихии тоже уже оставило свой след, но и только. Полная бессмыслица! Противопоставить посланец Рейстлину не мог ровным счётом ничего. Так зачем тогда было его посылать? Разнюхать что-то? А голову ему зачем было морочить так странно?       Доктор моргнул и на пирсе вдруг что-то случилось. Мир как-то плавно, но стремительно сделался ласковее, теплее. Серую гамму разбавили золотистые отблески на краю видимого. Не успел Гил удивиться ещё и этому, как чуть не столкнулся снова с Рейстлином. У того на лице были интерес, недоумение и... непонимание?       — Что происходит? — настороженно и негромко спросил доктор. Нужды перекрикивать стихию сейчас не было.       — Вот и я пытаюсь понять, что происходит, — ворчливо отозвался Рейстлин, снова на мгновение прикрывая глаза и возвращаясь к привычному миру.       Золотое сияние вокруг дальних волн исчезло, шум прибоя и свист ветра в ушах напротив — вернулись. В этот раз всё произошло резко и грубо. Почему-то именно на это Рейстлин внимания не обратил. Вообще казалось, что он и был причиной этих изменений. Да мало ли, чего казалось. Сумасшедшему доктору в воображаемом мире при разговоре с пациентом, недавно покончившим с собой, грех жаловаться на какие-то необычные спецэффекты.       Ударившее в далёкий волнорез сердитое море заворчало, окатило пирс мелкой водяной пылью.       — Идём, — повторил Рейстлин, кивая на маяк и пряча в карманах руки — холодно. — Там разберёмся. Уверен, тебя прокляли.       — Прямо прокляли? — усмехнулся Гилтиас, не уверенный, что собеседник его слышит. — Ещё скажи, порчу наложили.       В кармане толстовки, куда машинально потянулся доктор, перчаток не оказалось. Да и не взял бы их Маджере. Этот Маджере, всё больше и больше кажущийся чужим. Там вообще ничего не было, лишь хрустнул лист бумаги, а вслед за ним сжалось сердце.       — И как это я тебя не научил, в чём разница... — буркнул себе под нос Рейстлин.       Это в предположение о происходящем укладывалось — неразвитый талант к магии и подобное к ней отношение характерно было для мира, в котором осталась больница.       А ведь он правда думает, что между ними что-то было. Маджере, открывая двери, поёжился. Худший сорт волшбы — лезть в чужие мозги и творить там, что заблагорассудится. Худший и неприятно знакомый.       — Можешь считать порчей, неважно... Прямо и наверх. Я скажу, когда остановиться.       В широком основании за дверями пряталось неожиданно узкое помещение. Мощные, толстые стены съедали пространство, оставляя место лишь для лестницы, сначала ровной и наклонной, выше меняющейся на крутую, винтовую. Внутри маяка действительно оказалось тише. Проникающие снаружи звуки странным эхом отталкивались от стен и сплетались с голосами и шорохом шагов.       Рейстлин пропустил гостя вперёд. Боже, что он себе напридумывал? Как объяснил непонятный визит странного незнакомца? До того не верит, что даже спиной не хочет поворачиваться? Гилтиас поднялся на несколько ступенек и огляделся. Он никогда раньше не попадал внутрь маяка. Конечно, было любопытно, но как-то с пометкой «потом не забыть». Не до того сейчас, откровенно говоря.       — Ты здесь живёшь? Давно? — спросил доктор, возобновив подъём и разглядывая стёртые и кое-где потрескавшиеся каменные ступеньки.       Тщательно закрыв дверь, Рейстлин неторопливо двинулся следом.       — Живу, — согласился машинально, думая о своём — какой способ проверки выбрать? Нужно ничего не упустить... Пожалуй, придётся повозиться. Под скептическим взглядом незнакомца, не верящего в магию. Радость-то какая. Вот уж по чему точно не скучалось.       — Под ноги смотри, — добавил Маджере ворчливо. Не хватало ещё, чтобы незваный гость споткнулся и сломал себе что-нибудь. — Достаточно давно. Остановись у белой двери.       Гил поднялся мимо пары запертых комнат, одной чуть приоткрытой, позволяющей разглядеть пыльный полумрак. В самом деле, какие помещения могут скрываться в башне маяка? Для обслуживания механизма, наверняка, не много народа нужно. Упомянутая белая дверь выглядела столь же старой и облупившейся, что и остальные, но не ненужной. Ржавчина не видна была на петлях и замке, а патина стёрлась с медной ручки от частых касаний. Гилтиас остановился и вновь обернулся.       Кивнув, Рейстлин осторожно обошёл гостя и провёл пальцами по притолоке. Сейчас же коситься начнёт... Как на пациента.       Рассказанное им, чем дольше Маджере думал об этом, в голове укладывалось всё хуже. Можно обойти правила, плюнуть на них, несомненно — когда есть, ради чего. В магии Гилтиас не смыслит явно ни бельмеса, так и что могло бы объединять врача и психа в чьей-то фантазии, в чьей больной голове зародилась мысль, что возможны такие отношения? Какой-то грубый, непродуманный набросок вместо полноценной легенды... Наверняка и волшба такая же, нащупать и нейтрализовать будет нетрудно.       Открыв дверь, он кивнул внутрь:       — Заходи.

***

      — Да как ты можешь меня не помнить?! Ну больница же, архив, лес, и... Мать твою, Рейстлин! Что это за вопли?       — Кошки.       — Кошки. Какие кошки, нахрен?!       — Обычные... Прибились... Живут тут... Ща покормлю, тише станет...       — А удочки тебе зачем?       — Кошки сами себе рыбы не наловят, знаешь ли. На!       Гил озадаченно уставился на оказавшуюся в руках удочку.       — Не понял...       — Вот поймаешь хоть что-то тут после своих воплей — тогда и поговорим.       ...       — Эй, психованный... Пошли уже, расскажешь всё по-порядку.       — Да я только во вкус вошёл!