Мятные леденцы

Слякоть под ногами и медленно падающий снег, красиво смотрящийся на фоне фонарей. Атмосферно, красиво, но точно не то, что хочется видеть в середине марта. Хесус трёт замершие пальцы и зарывается носом поглубже в шарф, волосы и плечи успели покрыться тонким слоем снега, который постепенно тает из-за мерзкой погоды. Он встречает недовольным взглядом знакомую машину, немедля, забирается в неё, стоит ей остановится рядом с ним. — Давно вышел? — спрашивает Братишкин, оглядывая его. — Только что. — Я и вижу. Вова тянет руку отряхнуть ему волосы от снега, но Хес отбивает её и делает это сам. — Мы не опаздываем? — интересуется он, намекая на всё ещё стоящую на месте машину. — Пробок нет, так что быстро доберёмся. — Отлично. Я включу потеплее? — Ага. Хес тыкает на обогрев, поднимая температуру, и блаженно расслабляется, греясь. — Дай. — вдруг просит Вова, протягивая раскрытую ладонь. — Что? — Ну, руку. Хесус не очень понимает, но кладёт свою ладонь на его, которая оказывается чертовски горячей. Ничего не проясняется, и Вова просто сжимает его ладонь, ведя машину одной рукой и равнодушно следя за дорогой. — Так легко согласился. — хмыкает Братишкин. — А обычно фиг до тебя дотронешься. — Хуйню какую-то придумал. — фыркает в ответ Хес и вырывает свою руку, уставляясь в боковое окно. — Тепло? — Ага. — Ты мне нравишься, Хес. Хесус бросает на него удивлённый взгляд. — С чем я тебя и поздравляю. — Я не шучу. — Ты всегда шутишь. — Но сейчас я серьёзен. — свою серьёзность Вова показывает, опуская горячую ладонь на колено Хесуса. — Какой ты холодный. — Не смешно уже. — Хес дёргает ногой, скидывая его руку. — Я серьёзно. — Я не понимаю, нахуя ты это делаешь, когда мы вдвоём, не на стриме даже? Пиздец какой-то. — Не понимаешь? Не слышишь меня? — Братишкин неожиданно паркует машину у обочины. — Ты думаешь, что такой хуйнёй докажешь, что я гей? Даже реальный гей на тебя бы не повёлся. — И чем я так плох? — Я не могу оценить твою привлекательность. — Не можешь или не хочешь? — Я не хочу об этом говорить, когда между нами такая странная ситуация. Поехали уже или я поеду без тебя. — Хес опускает руку на ручку двери, но та заперта, и за спиной щёлкает замок ремня безопасность. — А я хочу, чтобы ты наконец полностью понял меня. — Я понял, что ты совсем ебанулся со своими приколами. — Я не прикалываюсь. — Вова разворачивает Хеса, заставляет прижаться к спинке и переползает на его кресло, садясь к нему на колени. — Всё ещё похоже на шутку? — Прекрати, блять! — Тогда сопротивляйся мне. — Хочешь, чтобы я тебя ударил? — спрашивает Хесус, с трудом держась на расстоянии от того, кто едва ли не утыкается носом ему в лоб. — Я буду единственный, кто пострадает от этого. — Да, твои пальцы такие тонкие. — Братишкин сжимает его руки, которые тот прижимал к своей груди, гладит большими пальцами линии на его ладонях и прижимает к своему лицу, утыкаясь в них носом. — Хес, я такой дурак, что мне нравятся даже твои кривые пальцы. — Сука. Перестань говорить об этом. Прекрати, пожалуйста. И слезай с меня. — Что-нибудь ещё? — Вов. — Хес пытается убрать с его лица свои руки, но Вова держит крепко, а применять силу он не хочет. — Всё ещё не веришь мне? — Заебись, ты можешь, охуеть как далеко зайти, чтобы доказать что-то, я понял. Так что можно закончить. Братишкин сжимает его запястья, прижимает к спинке кресла и наклоняется к его лицу, всё ближе. Хес чувствует на губах его дыхание, хотя сам не дышит совсем, не отводит взгляд и всеми силами не закрывает глаза. Как проверка на смелость, мчаться на полной скорости друг на друга, кто первый свернёт? Мимо проносится машина и сигналит, отчего парни вздрагивают, и Вова отстраняется, бросая взгляд на дорогу. — Ты правда бы это сделал? — спрашивает Хесус, невольно облизывая пересохшие губы. — А ты правда бы просто сидел и ждал этого? — ухмыляется в ответ Вова, отклоняется назад, упираясь поясницей в бардачок, и смотрит на него вздёрнув нос. — Я уверен, что ты не сделаешь это. — Даже если я этого хочу, я не буду заставлять тебя. Просто дразню. Теперь ты взволнован? — Ты пытаешься соблазнить меня? Зачем? — Мои губы горят при взгляде на тебя, я очень хочу поцеловать тебя. Хесус отворачивается, нервно сглатывая, его голос и вид слишком искренний, словно он не врёт, словно говорит честно. Вова отцепляет его ремень, наклоняется снова, и у Хеса на секунду темнеет в глазах, когда спинка откидывается назад, и они вместе с ней. Братишкин опаляет горячим дыханием его щёку, медленно стягивает шарф и касается губами открывшейся кожи, просто касание и ничего больше, а Хес резко дёргается от щекотки, вытягивает шею ещё сильнее и дёргает коленками, отчего Вовины разъезжаются ещё больше, и они прижимаются животами. — Мы могли бы сейчас целоваться, но ты строишь из себя недотрогу. — шепчет Вова. — А должны ехать на предпоказ ебучего фильма, нас же ждут. Пошутили и хватит. — Хесус начинает чувствовать возбуждение, которое так старался сдерживать, он настойчиво отталкивает Братишкина. — Сколько можно домогаться до меня, ещё и посреди шоссе стоим, сейчас какие-нибудь копы остановятся, и что они увидят? — Любовь. — Хуебовь. Заебал ты меня уже. — Ещё не ебал… Ладно, прости, я увлёкся. — Вова вздыхает и пересаживается на водительское сидение. — Не переходи границы. — просит Хесус, застёгивая ремень, закидывает ногу на ногу и поворачивается к нему спиной, снова утыкаясь взглядом в окно. — Постоянно спускаешь мне такие штуки с рук. И я удивлён, думал, ты тут же свалишь от меня, ты всё ещё хочешь поехать вместе? — Я не злюсь на тебя и не боюсь, так зачем мне уходить? — Пиздец ты добрый. Любую хуйню делаю, а ты… — Братишкин неожиданно замолкает, улыбнувшись, и трогает машину с места, быстро набирая скорость. — Только не надумай себе ничего. — Ага-ага.