Живи спокойно

Это было бы слишком хорошо – встретить кого-то из своих. И забыть – тоже слишком хорошо. И получить задание – хоть какое-нибудь, можно даже невыполнимое – тоже отлично. Невыполнимое даже лучше. Привычнее как-то. Но он получил только новую руку и новую жизнь в придачу, поэтому сейчас ел кукурузу. На горячее масло налипал песок. Ему повезло – не пришлось проживать всё с самого начала. Не было детства у других родителей, не было местной школы – ай, он видел мельком, на столе у ребёнка одна книга, а под столом, в руках или в кармане – хранилище всего на свете, музыки и картинок, слов и историй, правдивого и ложного. И учитель пытается делать вид, что хранилища этого нет вовсе. Поскольку наказывать его как-то иначе, кроме как разлукой со всеми, кого он знал, никто не пытался, он сам себе назначил наказание, и звучало оно как «жить спокойно». Искать своих – искал, конечно. Больше ничего. Очень тянуло отправиться на войну и там же и погибнуть, войн хватало, но это было всё равно что сдаться. Ищи смысл в том, что есть. Сегодня у него был выходной, поэтому он пришёл на пляж не как спасатель, а как турист. Ну. У него было полотенце, книга, которой он в основном накрывал лицо, и бесплатная кукуруза, поскольку раздающей её тётушке он напоминал внука, а значит, кукуруза – неизбежна. Как солнце, как веснушки – на Химринге он о них вовсе позабыл, – как море, в которое и влезать-то не хочется, но надо. На днях приобрёл отвратительный, в цветные полосы ежедневник, и вписывал туда всякую всячину. Съесть кукурузу. Заплатить за комнату. Отказаться от пирожка с картошкой. Вышку запереть. Оттереть вышку от уродливых рисунков, возможно, расписать обычными, чтоб больше места не было. Недавно у одного из этих тканевых наполненных воздухом куполов, на которых катали людей, прицепив к местным быстрым кораблям, – недавно у одного из них оборвались тросы, и человека унесло далеко в море. Ветром унесло. Пока все спорили, на чьём корабле за ним плыть и кто вообще-то виноват, Маэдрос сплавал за ним так и приволок назад. По воде – называется «приволок»? Притащил, верно. Остатки тросов пережали тому руки и плечи, стёрли до крови, и пока Маэдрос его освобождал – даже немного чувствовал себя полезным. Ничего так день. Хуже всего он обошёлся с Маглором, конечно. Именно из-за Маглора Маэдрос теперь не ввязывался ни во что – один раз уже прыгнул в пропасть, хватит, пожалуй. И даже если Маглора тут нет, даже если они здесь вовсе никогда не встретятся – или Маглор тут женщина, или ему пять лет, или он в коме на другой стороне местной планеты – всё равно Маглор был бы рад, если бы узнал, что Маэдрос хоть теперь-то пытается жить спокойно. И Маэдрос жил спокойно. Доел кукурузу, лёг, накрылся книжкой. – Мама, а как сказать спасибо, если он спит? – Наверное, в другой раз. – Но ты уже вчера сказала «в другой раз»! Он даже зажмурился. Из-за книжки на лице он ничего не видел, но обычно ничего и не боялся – красть у него здесь было нечего, врагов не имелось. Но этот детский двойной голос! Разные ведь ноты, Маглор ещё когда говорил – но у него тогда в ушах звенело или звучали голоса ушедших, или наоборот – такой тишью закладывало, что какие там оттенки… Он снял с лица книгу и сел. Зачем-то покосился на обложку – это была одна из местных священных историй. Эльвинг тоже смотрела на обложку. – Вы читаете Библию на пляже? Помнит она или нет. Говорит «вы» – значит, не помнит. Или детей не хочет пугать. Но зачем-то же пришла? – Просто она была единственной, которая закрывает всё лицо, – пояснил зачем-то, – остальные только до носа. Вот поэтому. Она протягивала ему руку. Платье было опять какое-то невесомое, белое, полупрозрачное – как оно в прошлый раз взметнулось перед прыжком. Как будто птица бросилась на фонарь, ударила крылом. Она ведь в прошлый раз и стала птицей. Помнит ли? Протягивала ему руку, и пришлось принять, и встать. Очень старался не дёрнуть слишком сильно и не уронить её на этот же песок, и даже получилось. Дети были – такие, как он помнил, хотя, конечно, часто казалось ему, что он всё это придумал. Часть с детьми, то есть, не резню до этого. Как они с Маглором вообще могли кого-то воспитать? На Элероссэ зелёная кофта, на Элерондо – синяя. Если только он их не путает опять. Странно, а в Гаванях были одеты одинаково. – Вы помогли моему мужу, – пояснила Эльвинг, пока он отряхивал шорты от песка и складывал полотенце, – человек в море на днях. Эти верёвки. Помнит или нет? – Работа, – сказал Маэдрос коротко. Пожал плечами. Пусть говорит сама. Признает сама. Что-нибудь сама. Хуже было бы, наверное, только встретить Диора. Ну, или Фингона, но это в другом смысле. Маглора он, по крайней мере, предал в самом конце, уже неплохо. Близнецы поравнялись с ним, шли теперь рядышком. – А ты всегда здесь был? – Нет, – тело словно отдохнуло и радовалось фоном песку под ногами, и мокрым волосам – от соли они всё жёстче и жёстче – и запаху жареной рыбы тоже радовалось, и разноцветному надутому мячу в воде. Телу нравились яркие цвета. Телу вообще много что нравилось. Маэдросу – нет. – А мне кажется, всегда. – А страшно было плыть? Там же большие корабли! Мама потом сказала, что чуть не убила того, кто за всё это отвечал, а тут как раз ты с папой плывёшь. Вот так спасёшь Эарендила и знать не знаешь. Он и Эльвинг тогда не разглядел – ну, жена, ну, скандалит. Ничего не ёкнуло. Эарендила нужно было выпутать из тросов, и промыть ему раны, и напоить его крепким, и ни разу, пока Маэдрос держал эти руки, он не почувствовал, что эти-то руки держали когда-то камень и не обжигались. Ну, не совсем эти, но. – Он сказал, что давно хотел летать, а мама не хотела. – Но он всё равно пошёл, и вот… – У мужа отпуск, – пояснила Эльвинг, – он потом обратно в плавание. Ей не нравилось рядом с ним идти. Ей – нет, но детям нравилось, и Эльвинг шла. Их снова двое. То есть, Элрос со своим путём людей не исчез навсегда. Чуть не сказал: «А ну, а где наш Маглор». Ну конечно. Маглора в этом мире, значит, нет, а дети – есть. И, в общем, даже не его. – Мы хотим угостить тебя мороженым. – Не слушайте их, – о, он помнил этот взгляд. Эльвинг будто смотрела в темноту и кого-то ждала, ждала. То мужа, то их с братьями, и всегда ей было страшно. – Я хотела… сколько я вам должна? – Работа, говорю же, – отозвался как смог развёрнуто, – не возьму. Муж в порядке? – Да, – она как будто всё пыталась понять, видит сон или нет. У неё были лёгкие такие туфли из кожаных ремешков, как это называется, босоножки – тоже белые, новые, лаковые, и песок в них набился, и на одном из ремешков Маэдрос разглядел кровь. – Он говорит, вы его как-то залатали… что-то такое ему дали… это какие-то местные сорта, да? Признавайтесь. О, как ей было страшно, очевидно. Она не помнила, почему именно боится – если бы помнила, не пришла бы благодарить – и потому она шутила, и эта кислая улыбка ей не шла. Маэдрос пошарил в кармане шорт. – Пластырь хотите? – Пластырь? А, нет, нет, спасибо, – она косилась на него по-птичьи. Интересно, чайки снятся? – Мороженое, мам. – Ты с нами пойдёшь? Да я уже с вами иду. – Я люблю с персиками, а Элронд с вафельными трубочками. А ты какое любишь? Обычно волосы он скатывал чуть ли не в пучок, чтоб не так мокли. Всё равно мокли и путались, но хоть водорослей не столько приходилось потом вычёсывать или вымывать. Тут потянулся за спину – по привычке левой рукой – и вытащил резинку. Может, дети отвлекутся, и не придётся ничего им отвечать. – О, – он не ошибся, – ой, можно я потрогаю? – Не слушайте его. – Потрогай, только они мокрые, – Маэдрос пожал плечами, – и в песке. – Мам, мам, ну подними меня, пожалуйста! Он ожидал – Эльвинг поднимет Элроса, и тот подёргает его волосы – и хотел бы, не смог бы не дёргать, настолько они спутанные после моря – и отстанет. Но Эльвинг подняла почему-то Элронда – наверное, отвлеклась и перепутала, или они сами поменялись – и тот теперь смотрел почти прямо в глаза. – Думай хорошее, – сказал Элронд серьёзно, – а то ты думаешь плохое, и зачем тогда мороженое. Ну приплыли. – Да я, наверное, пойду, – почему-то с местными слова говорились будто бы сами собой, за него всё додумывали, приписали ему сто разных историй и оставили в покое или почти в покое. Тут было сложней. – Мальчики очень хотят, чтобы вы с нами пообедали, – сказала Эльвинг, – у нас тут есть любимое место. Где вы живёте?