Когда враг предложил отдать сильмарили в обмен на сына

— Нет, нет, я охотно позанимаюсь с ним тенгваром, — Келегорм обнял сына, который немедля начал вырываться, — или, быть может, мы пойдем к конюшням, возьмем коня поспокойнее и проедемся вдоль опушки леса... Келегорм с надеждой заглянул в небесные светлые глаза сына. Ему хотелось совместить наскучившие ему обязанности с собственным затаенным желанием проехаться хоть по краю леса и поглядеть, не пора ли ещё начинать новый сезон; ребенок же, судя по всему, начал питать к столь простому занятию искреннее отвращение и раздраженно мотал головой. Он скоро соскочил с коленей Келегорма и направился к майа Гортхауру, обхватив того за колени и с надеждой посмотрел в узкие глаза с лисьим прищуром. Саурон снисходительно улыбнулся. — Пойдем со мной, — Келегорм сделал последнюю попытку привлечь наследника к себе. — Ничего страшного. Я же его не съем. Правда? Если он, конечно, не станет мне слишком досаждать в мастерских... — и Саурон подал ребенку руку, а тот с восхищением принялся разглядывать кованую перчатку и отдельные соединенные меж собой её тонкие пластинки. — А ты отдыхай, эльда. Поспи. Тебе, как будущему отцу, нужно побольше спать. Келегорм только рот приоткрыл. Потом он повернулся к майа, с недоумением на лице смотря на него, но так и не смог сформулировать вопрос, и вместо этого решил возразить: — Нет! Майа ясно дал понять, что вновь видит свет второй фэар и совершенно не понял, почему нолдо издал протяжный стон, после чего сурово предостерег его от того, чтобы падать духом. — Так-то ты принимаешь радостную весть и милость, которой наделил тебя владыка? Вот он не обрадуется, увидев, как ты отчаиваешься. Келегорм, который только надеялся облечься-таки в свой парадный доспех и выпросить совсем иную милость — а именно, съездить в какую-нибудь тихую отдаленную крепость в лесной глуши и покомандовать там с полгода, отдохнув от суеты Ангамандо, имел все причины стонать. Он издал несколько бессвязных восклицаний, из которых можно было разобрать лишь что-то про отъезд, вожделенный доспех, воинство и немного про "только не снова". Майа истолковал их по-своему. — Твой парадный доспех? Мне казалось, я не далее как вчера видел, как ты вертишься в нем перед зеркалом. Быть может, он сидит немного плотно? Я всегда могу его перековать, — издевательски предложил Гортхаур. — Не смей даже касаться его своими черными руками, прислужник Врага! — вскинулся Келегорм. — Мне его выковал Атаринкэ, это единственная память о моем брате. — А что, твой брат наконец почил? То была бы отрадная весть, но мне казалось, он жив и здоров, разве что не жаждет навещать тебя здесь. В любом случае, не огорчайся, скоро тебя снова начнет тошнить, и вот тогда-то ты вместишься в него совершенно свободно. — Глупый айну, тогда у меня не будет даже сил подняться, — огрызнулся Келегорм. — Что ж, ты сможешь очень красиво в нём лежать, — ответил майа в ответ на эту неслыханную дерзость. На его безразличном лице не было и намека на сочувствие, так что оставалось только отвернуться. Рассудив, что слезами горю не поможешь, Келегорм решил-таки внять совету майа и лечь, и впрямь, поспать. Лучше всего было бы, если бы он проснулся и, без необходимости подниматься куда-нибудь и идти, обнаружил подле себя Мелькора и пожаловался бы ему на крушение надежд. Он поспал, потом поспал ещё, перевернулся на другой бок, подремал, почитал совсем немного книгу, затем потянулся и лёг на живот, решив пользоваться возможностью полежать в такой позе, пока ещё можно, после чего уткнулся лицом в подушку и уснул снова. Мелькора не было. Нехотя он поднялся и отправился на поиски владыки, но так нигде и не отыскал его. Через несколько дней отряд — с дюжину эльфов и до сотни орков — отправился к северным границам леса, чтобы поставить там временную крепость и в вылазках выяснить, покинули ли его остатки последних синдар. Командующему, эльфу из авари, настрого было запрещено докладывать хоть о чем-то, помимо их дозора, военных успехов и неудач, но тот, рассудив здраво, твердо решил, что в своё время попросит помощи; лучше справиться с неудовольствием этого нолдо, чем оправдываться перед повелителем в том, что его супруг неудачно разрешился от бремени.

***

— Атто, поднимайся. Расталкивали его осторожно — значит, точно не кто-то из младших. Поэтому Келегорм только недовольно отвернулся и не подумал вставать. Неужели не видно, что он устал? — Атто, праздник, — мягко уговаривал голос. Ну, по крайней мере мысль о хорошем вине ещё могла его поднять. Нолдо зевнул и разлепил глаза. Нет, если подумать твердо, спать хотелось очень и очень. Поэтому он издал короткий стон и упал на подушку, впечатавшись в неё ещё сильнее. Это ведь не пир, на котором будут принимать посланников из Харада? Его присутствие необязательно, так? Вот и отлично. Келегорм сомкнул веки покрепче. Теперь его мог поднять разве что сам тёмный вала, и то, будь он в гневе, чего, надо сказать, нолдо не наблюдал уже давно — ровно с тех пор, как уехал как-то в дальнюю сторожевую крепость, беременный вторым. Теперь, вспомнив о гневе темного вала, он только усмехнулся и приготовился упасть обратно в объятия сна. Над ним склонился высокий юноша с прозрачным светлым взглядом. Глаза его были цвета неба — светлы и так же глубоки. — Атто, — обиженно и с легкой укоризной сказал сын, но Келегорм его уже почти не слышал. Укоризненный тон казался знакомым, скопированным у кого-то, но вот у кого... Нет, он не будет даже задумываться. На плечо ему опустилась рука — и касание снова было невесомым, пусть и уверенным. — Владыка говорит, что ты потратил на нас много сил, так что пришло мое время вернуть их тебе. И Келегорм ощутил одну тёплую волну за другой. Они плавно проходили по его телу, стирая усталость. Глаза его распахнулись сами собой. Он поднялся на локтях, хотя был готов вскочить. — Принести тебе одежды? — сын откинул крышку сундука и на минуту замер — там царил слишком сильный беспорядок, чтобы он мог что-то выбрать сразу. Вот тут действительно пришлось быстро вскочить. — Нет, нет, я сам, — загородил Келегорм от него ворох вещей. Выпроводить сына прямо сейчас было бы невежливо, и он улыбнулся: — Спасибо. Кто тебя научил этому? — О, я ещё и не такое умею! — гордо заметил сын, покидая его покои. Величественный нижний зал казался холоден и темен, но вблизи камина компания собралась самая теплая; при виде него она превратилась ещё и в шумную. Стол был накрыт скромно, всего на несколько персон; вскоре слуги принесли мясо; уже поджаренное на углях — ему, и сырое, с кровью — всем остальным. С разбега Келегорму на колени плюхнулось сразу двое детей, которых бы можно было принять за эльфят по острым ушкам; но и их взгляд, и их забавы мало походили на обычные детские. Но сейчас они довольно доверчиво обвили его руками за шею, каждый со своей стороны, и показали свои последние творения: один — кривой, но впрочем довольно смелый набросок замка с несколькими башенками, второй — вырезанную из какого-то мягкого металла птичку, больше похожую на летучую мышь. — Красивая, — похвалил Келегорм. — Жаль, что не полетит, — пошутил он. Ребенок покосился на него с лукавой улыбкой. Келегорм ответил тем же, пока не почувствовал, как по руке что-то заскреблось. Он поглядел туда: крылья поднимались, и металл наяву обретал пластичность и силу. Отшатнулся, когда странное творение сорвалось с его руки в непредсказуемом порхающем полёте. — Атто, ты что, боишься птичек? — Н-нет, но... — Зато по моему проекту построят замок, и атто поедет туда жить! — гордо заявил второй. — Как ты можешь бояться птиц? — не унимался первый. — А это правда, что раньше, когда ты ещё не приплыл сюда из Амана, вы жили там на деревьях, как птички? — Вовсе нет! Гортхаур! Я же просил не выдумывать про нас такого! — раздраженно обернулся к майа Келегорм. — Прости, забыл, — бессовестно пожал плечами тот. — Вас там было много, и кто-то да жил на деревьях, это точно. — Кому угодно известно, что так делают только пустоголовые нандор! — А пустоголовые нолдор так не делают? Хорошо. Постараюсь запомнить, — кивнул майа и, чтобы пресечь перепалку, сделал вид, что занят едой и уцепился в кусок мяса с такой силой, что кровь потекла по подбородку: эльфа до сих пор коробило от этого зрелища, чем он и пользовался. — Атто! — привлек его внимание старший сын, тот самый, что пробудил его ото сна. — Могу я поехать с тобой строить ту крепость? Давно хотелось попробовать свои силы в фортификации — владыка говорил, что те места опасны, и оборона не помешает. — С-сокровище, ты же не всерьез? — неуверенно улыбнулся ему Келегорм. — Отчего? Атто говорил, что собирается усиливать влияние на востоке. Он и крепость попросил нарисовать ради этого, — он кивнул на младшего брата с улыбкой. — Конечно, мы не будем строить всё в точности так же, ты не бойся. — Ты не хочешь ехать? — разочарованно протянул младший малыш. Глаза у него заблестели. Саурон, оторвавшись от ужина, поспешил принять меры: — Не огорчайся, детка. Быть может, туда поедут только вала Мэлько и твой старший брат, а атто останется здесь, потому что хочет подарить тебе ещё одного братика... Тут пришёл черед Келегорма вскакивать и возражать, уверяя, что он готов хоть сейчас отправиться на край света ради безопасности владений Мелькора. Да что там, всего лишь с одним старшим, таким рассудительным и спокойным! Если подумать, отдых, а не поездка! — Нет, нет, я немедленно собираюсь. Завтра же ты увидишь, птенчик, как твой атто с целой армией орков отправляется на восход. — Прямо в этом платье? Келегорм смутился и запахнул его полы посильнее. Скулы его заалели. Да, оно было удобным, хотя и старым, что тут такого? Зато украшено шитьем и кристаллами и до сих пор не потеряло богатого вида. — У меня есть и меч, и доспех, и завтра же ты их увидишь,— пообещал младшему он. Саурон неуверенно обернулся к нему. — Ах, те латы из мифрила, что висели в оружейной? — Ты к ним прикасался? — Говоря откровенно, они так запылились, что я почувствовал себя просто обязанным смахнуть с них паутину. — А потом? — грозно вопросил эльф. — А потом решил, что тебе они не нужны, и отдал их одному из своих лучших мастеров, — майа поспешно отодвинулся, инстинктивно выставив вперед руки, чтобы защититься от нолдорского гнева. — Да ведь они все равно тебе уже... не подошли бы. — Чтооо!? Ощущая нешуточную угрозу жизни, майа вскочил, и скоро под сводами зала летала не только оживленная силами полувалиэ птичка, но и довольно крупная летучая мышь.

***

Минуло полчаса. — Тревожусь за атто, — вздохнул старший сын. — А я тревожусь за своего мастера! — возмущенно ответил Саурон. — Таких, как твой атто, надо отдавать по трое за сильмариль, а не наоборот. В прошлую эпоху их по лесам шарилось видимо-невидимо, и все такие же... пустоголовые. А хороший мастер — один, и его ещё нужно выучить. Спор прервался с распахнутой дверью. Раздавался характерный несильный звон клинка об латы и легкий скрежет — всё же их так давно не смазывали! Зато на лице Келегорма сияла улыбка победителя. Торжество его было настолько велико, что он посчитал ниже своего достоинства дальше пререкаться с Сауроном и шумно опустился на своё место. — Как тебе, атто? — робко спросил сын. — Прекрасно! Ещё останется место для доброй части ужина и бутылки вина.